Сначала Гудвин спустился в гавань поглядеть на большие парусники. Он вспомнил свою молодость, и у него засосало под ложечкой. Жизнь на море была сурова и полна опасностей, но в то же время замечательна и богата приключениями. Он улавливал каждый скрип корабля или причального троса. Он был на ты со всеми звуками, раздающимися на борту при погрузке и выгрузке, каждый запах был ему знаком так же хорошо, как запахи в его кухне. Гудвин вздохнул и двинулся по крутой улочке назад, выбрал один из домов под соломенной крышей с крошечными оконцами, где обслуживали постояльцев. Он рассчитывал узнать здесь про корабли, которые отправляются во Францию. Гудвин с Гектором вошли и устроились за столиком в углу. Хотя вечер ещё не наступил, в помещении было уже совсем темно, здесь сильно пахло дёгтем, ромом и забористым табаком. Повсюду в тесном зальце были расставлены столики, за которыми сидели моряки. На столах перед каждой компанией стояла тёмная бутылка ямайского рома, и перед каждым из посетителей стояло по рюмке, которую он выпивал одним духом. Опрокинув одну рюмку, он тотчас же наливал себе следующую. Новая порция рома ждала наготове, пока беседа не подводила к подходящему моменту, когда полагалось выпить. Такие моменты выдавались довольно часто, и всякий раз все моряки, сидевшие за столом, как бы инстинктивно угадывали тот миг, когда пора было опрокинуть рюмочку. Автоматическим движением каждый хватал свою рюмку, запрокидывал голову и глотал свою порцию рома. По их голосам нельзя было сказать, что они очень наслаждались этим крепким напитком, и однако же у них тотчас появлялось желание выпить следующую порцию. Гудвину очень хотелось узнать, о чём таком толковали посетители трактира, что после этого непременно требовалась рюмка рома, но он сидел слишком далеко от них. Широкие плечи моряков были сдвинуты вместе, и, сбившись в кружок, они так тихо бубнили сиплыми голосами, что за другими столами их разговор невозможно было расслышать.
Спустя некоторое время к Гудвину подошёл хозяин харчевни — здоровенный, толстый, лохматый детина с орлиным носом и хмурым лицом. Гудвин догадался, что в молодости он тоже был моряком.
— Рому? — спросил он Гудвина.
— Нет, спасибо! — ответил Гудвин. — Я бы лучше выпил кружку твоего пива, в тех местах, где я живу, мы больше привыкли к такому питью.
Для портового города это было очень странно. Беседующие моряки на миг умолкли, и в маленьком тёмном зальце воцарилась тишина. Моряки обернулись и покосились на Гудвина — человек, который не любит ром, вызывал у них недоверие! Гудвин дружелюбно улыбнулся им, однако ясно почувствовал, что попал в непривычную для себя компанию.
Трактирщик долго рылся у себя за стойкой и даже демонстративно открыл крышку лаза, ведущего в подпол, однако в конце концов благополучно отыскал кувшин старого пива для Гудвина. Он с грохотом поставил кружку на стол перед Гудви-ном, ясно давая понять, что недоволен гостем, который не пьёт рома.
— Послушай, — обратился Гудвин к хозяину, — не мог бы ты мне сказать, не найдётся ли на каком-нибудь корабле места для человека, которому надо попасть во Францию?
И вновь моряки прервали свою беседу и вместе с трактирщиком неодобрительно покосились на Гудвина.
— Ну куда тебе, сухопутной крысе, плавать на корабле? — упрямо сказал трактирщик. — Уж лучше бы ты оставался на суше!
С этими словами он удалился к себе за стойку, а моряки постепенно вернулись к своей беседе. Видя, что не добьётся тут толку, Гудвин собрался было уходить, чтобы вновь попытать счастья в гавани. Но в этот момент дверь с улицы отворилась, на пороге показался рослый толстяк, который сказал:
— Здрассте, здрассте, добрые люди! Как вы тут поживаете?
Лицо вошедшего венком обрамляли седые кудри и курчавая борода. На губах — и в глазах играла улыбка, словно он был в прекрасном настроении, а на плече у него восседал великолепный попугай с сине-красно-зелёными перьями. Моряки и на вошедшего бросали косые взгляды за то, что он позволил себе быть в хорошем настроении, но он, казалось, не обращал на это внимания. Он сел за соседний с Гудвином столик и шумно перевёл дух.
— Ффу! Ну и трудное же это было плавание! — произнёс он, радостно улыбаясь на все стороны. — У берегов Испании мы попали в ужасный шторм, у нас сразу сломалась фок-мачта и ветром сдуло моего славного попугая. — При этих словах он погладил птицу по спинке. — Ну-ка! Поздороваешься по-хорошему со всеми, кто тут сидит? — обратился он к попугаю.
— Чтоб вам провалиться сквозь землю! — пожелал морякам попугай.
После такого приветствия все стали бросать ещё более хмурые взгляды на вновь пришедшего.
— Да, к сожалению, он ещё не научился вежливому обращению, — сказал старый моряк извиняющимся тоном. — А так он вообще-то очень порядочный попугай. Звать его Кастанак.
Гудвин так вздрогнул, что чуть было не расплескал пиво из кружки. Пиво было старое и давно потеряло вкус, так что пролить его было не жалко, тем более что сейчас мысли Гудвина занимало другое.
— Послушай, можно я пересяду к тебе? — спросил Гудвин и передвинулся за столик, где сидел толстяк с попугаем. — Похоже, ты много плавал по морям, а мне очень надо с кем-нибудь посоветоваться.
— Ну конечно же! — радушно согласился старый моряк. — Конечно же садись, мы составим тебе хорошую компанию!
— Пей свой ром! — приказал попугай Гудвину. Гектор приоткрыл один глаз и посмотрел на попугая, но решил, что птица недостойна того, чтобы ради неё открывать и второй.
О том, что поведал Гудвину Кастанак
Хотя Гудвин не знал этого человека, но весёлый старый моряк, зашедший в трактир, сразу ему понравился. А теперь ему надо было узнать, отчего попугай получил имя Кастанака.
— Я ищу корабль, который отвёз бы меня во Францию, — сказал Гудвин благодушному моряку. Гудвину не терпелось расспросить его про попугая, но он решил, что будет благоразумнее сначала завоевать доверие собеседника. — Я плавал не слишком много. Не знаешь ли ты, есть ли тут в гавани корабль, который должен отправиться во Францию?
— Я как раз тот, кто тебе нужен, — дружелюбно ответил моряк. — Тебе повезло, потому что корабль старого Бомстафа завтра отправляется туда, куда тебе надо, а я и есть Бомстаф.
— Я — Кастанак, — решительно объявил попугай, словно считал, что все трое должны представиться друг другу.
— Это очень любезное предложение и большая удача для меня, — сказал Гудвин. — Меня зовут Гудвин, и я с радостью заплачу столько, сколько потребуется, за себя и вон за него — моего пса Гектора.
— Разрази гром твою мачту! — пожелал Гудвину попугай.
— Не надо! — ответил Бомстаф, сияя улыбкой во весь рот. — Даже не думай об этом! Я только рад гостям на борту. А что до собаки, то почему бы не попробовать разок завести у себя корабельного пса! Обыкновенно собаки бывают только на больших и шикарных парусниках. — И он расхохотался так, что даже стены загудели, а остальные моряки обернулись, неодобрительно косясь на него.
— Не суйте нос, куда не просят! — крикнул им попугай. — А то как бы вам не остаться без носа!
Наглый попугай все меньше и меньше нравился морякам, в особенности за то, что он грозился их заколдовать и хотел накликать на них разные беды. Ведь моряки вообще очень суеверные люди, но Бомстаф делал вид, словно не замечает косых взглядов и недовольного ворчания. Никто, однако, не приближался к их столику, потому что Гектор тоже заметил витавшую в воздухе угрозу и, подняв голову, начал утробно порыкивать.
— Ну, давай выпьем по рюмочке рома за удачное плавание! — сказал Бомстаф и позвал трактирщика.
Гудвин решил, что неприлично отказываться, раз Бомстаф согласился оказать ему такую любезность, но едва не поперхнулся крепким напитком. Бомстаф опрокинул рюмку одним духом.
— Эх, хорошо! — сказал он. — Хотя ямайский ром бывает и получше. — Последнее замечание было явно нацелено в огород трактирщика.