На следующее утро, едва встало солнце, заиграв во всём своём золотом великолепии на волнах Средиземного моря, «Элинор» уже проплыл вдоль длиннейшего мола, на котором, вероятно, стоял когда-то гигантский маяк, а затем вошёл в Александрийскую гавань. У входа в порт весь фарватер кишел странными по форме речными судами, которые использовались для перевозки товаров вверх и вниз по течению могучей египетской реки Нил. Нильские парусники величаво скользили по воде — до того величаво, что иной раз невозможно было сказать, движутся они или стоят на месте. В их движении не было никакого порядка, и «Элинор», чтобы протиснуться в гавань, должен был то и дело уворачиваться, пропуская снующие взад и вперёд суда. Бомстаф только поспевал выкрикивать команды стоявшему за штурвалом Гудвину и матросам, которые трудились не покладая рук, то и дело переставляя паруса каждый раз, как «Элинор» поворачивал то в одну, то в другую сторону. Им всем приходилось нелегко, потому что одновременно с командами Бомстафа раздавались приказы попугая, который вмешивался в работу своими инструкциями.

— Три румба лево руля! — кричал Бомстаф.

— И так держать, а затем бери право руля! — вмешивался попугай.

Хорошо, что хоть Гудвину хватило ума не слушать попугая, потому что, выполни он этот приказ, они раздавили бы по меньшей мере три нильских парусника, которые бестолково крутились с правого борта.

— Подтяни грот и береги голову, сейчас повернётся гик! — приказывал Бомстаф.

— И отпусти грот, бери рифы на фок-мачте! — орал попугай.

Матросы Бомстафа не отличались сметливостью, один был туговат на ухо, поэтому команды попугая иногда сбивали их с толку. Хуже всего вышло, когда Кельвин отпустил гик с правого борта, а его брат Мельвин одновременно с ним отпустил его с левого. Так как Гудвин в то же время круто положил штурвал на левый борт, развернув корабль против ветра, гик с гротом вымахнул далеко за правый борт. Вслед за вылетевшим парусом из блоков вырвались шкоты, а Кельвин и Мельвин только разинули рты.

— Что вы наделали, сухопутные крысы? — кричал Бомстаф, бросившийся к ним со своего места на носу корабля. — У вас же все шкоты на гике повисли.

— Так ведь было приказано отпустить грот, — сказал Кельвин, у которого шкот вырвался из блоков.

— Да кто ж тебе приказывал его отпускать? — спросил Бомстаф. Даже на его лице выражение было сейчас невесёлое.

— Кто-кто! Вроде бы попугай. Кажись, это он крикнул, чтобы я отпустил.

— ПОПУГАИ ему приказал! — воскликнул Бомстаф. — Хорошо же ты уважаешь своего капитана, ежели предпочитаешь слушаться указаний попугая! С каких это пор, спрашивается, глупый попка научился заводить суда в гавань?

— Ну, он же так уверенно приказал, — пробормотал озадаченный Кельвин.

Бомстаф только покачал головой, возвращаясь на своё место.

После этого небольшого недоразумения они благополучно и более или менее гладко вошли в гавань, следуя в основном указаниям Бомстафа. Сойдя на берег, вся компания: Гудвин и Анри, а с ними, разумеется, Гектор и верхом на его спине попугай — приступили к обходу всех городских базаров. Здесь, в Александрии, дорогу показывал Бомстаф, но даже он мог объясняться только с теми людьми, которые говорили по-английски. На базарах Бомстаф покупал травы и разные порошки, которых Гудвин и Анри никогда не видели и даже не слышали, как они называются. Бомстаф объяснил им, что некоторые из них — это пряности, которые служат приправой к пище, другие же считаются целебными и лечат от подагры и многих других недугов, которыми болеют люди в Англии.

— Жаль только, что нет такого лекарства, которое исцеляло бы попугаев от излишней болтливости, — сказал Бомстаф и рассмеялся. Наконец к нему вернулось хорошее настроение, испорченное неприятностями, которые пришлось пережить при входе в гавань.

После Александрии корабль заходил во время этого долгого рейса ещё во многие гавани на побережье Аравии и многих греческих островов. Поэтому друзья пропутешествовали ещё три месяца с лишним, повидали много удивительных городов и пережили множество всяческих приключений, пока наконец однажды вечером «Элинор» не стал на якорь в порту Константинополя. Когда наутро на востоке взошло солнце, перед ними на фоне алого восхода встал фантастический силуэт Константинополя. Высоко в небо вздымались острые шпили минаретов и позолоченные купола гигантских храмов. Поражённые этим зрелищем, Гудвин и Анри залюбовались видом огромного города. Они думали о том, как в лабиринте незнакомых улиц будут искать волшебника Кастанака. Наконец настал час, когда выяснится, сумеют ли они его найти и принесёт ли далёкое-далёкое путешествие Гудвина пользу жителям родного Комптон Бассета.

Надёжно пришвартовав «Элинор», друзья всей компанией сошли на берег. Авангард составили Анри, Гектор и попугай, за ними в арьергарде шли Гудвин и Бомстаф. Попугай был в ударе и, сидя на макушке у Гектора, радостно выкрикивал обидные замечания каждому встречному. К счастью, здесь никто не понимал, что он говорит. Бомстаф был более или менее знаком с Константинополем, и в первый день он выполнял для остальных роль проводника. Хотя старый моряк и не говорил по-турецки, он всё же немного знал местные обычаи, поэтому друзья смогли побывать в таких местах, куда Анри и Гудвин не решились бы без него зайти, и увидели много интересного. Они побывали в дивных мечетях и на колоритных базарах, где продавались экзотические фрукты и ткани. След Кастанака им нигде не попадался, но они и не очень его искали в свой первый день в Константинополе. Однако, вернувшись вечером на корабль, они собрались на палубе и устроили совет.

— Завтра мы должны всерьёз начать поиски Кастанака, — сказал Бомстаф. — В Константинополе живут не по нашим обычаям и бродить тут небезопасно, поэтому лучше всего нам ходить вместе, хотя так у нас уйдёт больше времени на то, чтобы найти след волшебника.

— Нет, месье Бомстаф, — сказал Анри. — Если мы хотим отыскать Кастанака, нам всё-таки лучше разделиться. Уж я как-нибудь справлюсь в Константинополе, раз справляюсь в Марселе.

Гудвин и Бомстаф переглянулись, помедлив с возражениями. Обоим стало тревожно при мысли, что Анри на свой страх и риск будет искать Кастанака. Анри это сразу понял и потому поспешил продолжить, чтобы переубедить своих друзей:

— Я гораздо быстрее смогу обежать город, если буду один. Мальчик вроде меня может узнать многое, чего никто не скажет взрослому человеку.

— Ну да, — проговорил Бомстаф, немного обиженный, что Анри считает его и Гудвина скорее лишней обузой, чем помощниками. — Может быть, это отчасти и верно, но ты всё-таки ещё маленький, да и языка не знаешь, и, если попадёшь в переделку, тебе бы очень пригодилась наша поддержка.

Анри немного помолчал и затем сказал:

— Да, ваша правда, месье Бомстаф. Подумав хорошенько, я понял, что ещё не дорос, и, наверно, мне было бы лучше искать Кастанака вместе с вами или месье Гудвином.

И Бомстаф, и Гудвин приосанились, услышав такие слова. Оказывается, они всё-таки могут пригодиться! Но их радость была недолгой, так как дальше Анри сказал:

— Поэтому я хочу взять с собой Гектора. Он умный и сильный и не оставит меня в беде!

— Ах ты мошенник этакий! — воскликнул Бомстаф. Но ему самому стало смешно, когда он понял, что Анри предпочитает взять в помощники Гектора вместо него или Гудвина.

— Так можно мне взять с собой завтра Гектора, месье Гудвин? — спросил Анри.

— Ладно уж, будь по-твоему! — добродушно согласился Гудвин, но в голосе его слышалась тревога. — Только уж обещай, что будешь осторожен и вернёшься сразу, как только узнаешь, где живёт Кастанак. Ни в коем случае сам с ним не заговаривай. Мы ещё не знаем, насколько он может быть опасен!

Итак, они решили, что завтра пойдут в город, разделившись на две группы. Гудвин и Бомстаф решили идти вдвоём и тоже попытаться что-то разведать.