«Могу ли я такое представить, – подумала я. – Конечно, могу. Сколько раз я мысленно, душой, обращалась к Вилору и при этом чувствовала, что он слышит меня и думает обо мне».
Но это, разумеется, не тема для обсуждений. И вслух я ответила:
– Не знаю, не пробовала. Я и предков-то своих не знаю, кроме покойного дедушки. Но он умер еще до моего рождения, так что я не могу его себе представить.
– Плохо, очень плохо, что в наше время люди не стремятся помнить свои родословные, – грустно сказала Алевтина. – Сами себя обделяют, и в немалой степени. Кто знает свой род, тот лучше знает и себя самого. Ведь по родословной, от предков к потомкам, передаются и способности, и наследственные черты, и – так часто бывает – какой-нибудь удивительный дар. А не помнишь рода – не будешь и знать, каким наследством владеешь.
Я пожала плечами с самым легкомысленным видом. Не так давно мне выпал случай познакомиться с родственниками по отцовской линии и с трудом избежать того «наследственного дара», что они пытались мне навязать. Только не хотелось никому рассказывать про это чертово…
– …проклятие, – подумала я вслух.
– Иногда переходят и проклятия, – согласилась Алевтина, пристально глядя мне в глаза. – Но на тебе я проклятий не вижу. За исключением одного небольшого…
– Чего? – не поняла я.
– Так, мелочи. Не все тебя, детка, любят.
– Ну, – рассмеялась я. – Если у человека нет врагов, значит, он или святой, или полное ничтожество.
– Причем святого исключаем из списка сразу, – кивнула Алевтина. Недолго думая, она вынула из шкафа две мисочки и несколько кусочков воска. В одну миску налила воду, в другую раскромсала воск и растопила его на печке.
– А ну-ка сядь вот сюда.
Я, хихикнув, заняла указанный стул, оказавшись спиной к Алевтине, и пару минут пыталась угадать, какие же манипуляции она производит над моей головой.
– А теперь смотри, – она поставила передо мной на столе миску с водой, из которой тут же вынула комок воска. – Кого это тебе напоминает?
Я взяла его, повертела. Напоминало… просто комок воска, который растопили и вылили в холодную воду, где он и застыл. Сосулька какая-то бесформенная. А если вот так развернуть…
А вот так уже напоминало. Напоминало кусок парты, за которым вполоборота сидит девчонка, чьи волосы завязаны в два пышных хвоста. И я даже знаю такую особу. В нашем классе, Оксаной зовут. Тощая, на лицо страшненькая, зато имеет роскошные волосы апельсинового цвета, обычно завязанные именно в два хвоста.
– Ничего ж себе! – вырвалось у меня.
– Что, узнала?
– На одноклассницу мою похоже, Оксану Белову. Это она, что ли, так меня ненавидит?
– Как видишь.
– Но за что? Я ей ничего плохого не сделала!
– Порой это необязательно, чтобы вызвать ненависть, – Алевтина многозначительно посмотрела мне в глаза, и я поняла, на что она намекает. На мои злобные взгляды в сторону Саши и их гламурного дома.
Я смущенно опустила глаза, а она выжидающе молчала. И что ей сказать? Такую попробуй обмани!
Неожиданно я поймала себя на сильном желании рассказать этой удивительной женщине все, что лежало у меня на сердце. Открыть душу, просто выговориться. Потому что Алевтина, казалось, излучала какой-то добрый магнетизм, и я не сомневалась, что она меня выслушает без иронии и поймет.
Но решиться было непросто. Откровенничать я не привыкла.
– Как вы так умеете? – Мои пальцы все вертели восковую фигурку. – Вы экстрасенс?
– Как тебе сказать, – сдержанно ответила Алевтина. – В нашей семье помнят родословную начиная с двенадцатого века. И хранят много разных знаний. Впрочем, это, – она кивнула на восковую фигурку, – умеет любая деревенская знахарка.
Я раздумывала, вертя фигурку в руках. Наконец воск хрустнул у меня под пальцами, смялся, разломившись пополам.
– Я вижу, ты напряжена, – нарушила паузу Алевтина. – Что-то тебя тревожит.
Я молчала, собираясь с мыслями.
– Ника, – заговорила она снова. – Скажу прямо. Я пригласила тебя сюда, надеясь на твою откровенность.
Я выпрямилась, бросила остатки воска в мусорное ведро и посмотрела ей в глаза:
– Знаете, я не прочь быть откровенной.
– Замечательно! – улыбнулась она. – Может быть, ты объяснишь мне, зачем ты раз за разом приходила к нашему дому в городе? Почему смотрела так зло?
– Это долгая история.
– Но ты, надеюсь, не спешишь? Дело в том, что мы тщательно подбирали место для постройки этого дома и выбрали, как мне казалось, идеальное. Но когда переехали… вскоре я поняла, что не все чисто с этим местом. Потому что в доме стали возникать ссоры, чаще стала биться посуда, и болеть мы стали тоже чаще. Кроме того, гости, приходящие в наш дом, спешат поскорее откланяться. А потом я стала замечать девочку во всем черном, которая приходила, подолгу стояла и смотрела на наш дом с ненавистью. Тут, знаешь ли, даже мне страшно стало…
Я поежилась. От такой истории мне тоже стало не по себе, и перед глазами предстала жуткого вида девчонка в готичном черном платье и черных сетчатых перчатках, с темными кругами под глазами и окровавленным ножом в руке.
Дожила ты, Ника Черная…
Я не удержалась и захохотала. И долго еще не могла остановиться. Алевтина терпеливо ждала, подперев рукой подбородок.
– Извините… Непривычно слушать о себе страшилки, которых сама же испугалась.
Теперь захохотала и Алевтина.
– Прошу прощения, – сказала я, когда мы обе отсмеялись. – Я не знала, что вы меня видели. Нет, смею уверить, никакой мрачной тайны с вашим домом не связано. И если там плохое место, то вы лучше меня в этом разбираетесь. Просто… я любила домик, который стоял там раньше.
– Припоминаю, какие-то развалюхи, – наморщила лоб Алевтина. – И ты так любила одну из них, что не можешь смириться с ее потерей?
– Да.
– Развалюху-то? И за что же? Ты когда-то там жила?
Трудно, очень трудно мне было преодолеть смущение, прежде чем заговорить на столь сокровенную для меня тему.
– Нет, – отчеканила я. – Там жил мой любимый человек.
Алевтина смотрела молча, ожидая продолжения. И я, отринув нерешительность, пустилась в откровения. Начала рассказ с самого начала, когда только переехала в этот район из центра. Как познакомилась со своими нынешними друзьями. Не поборов до конца смущения, я рассказывала кратко и сжато, а уж о Вилоре вообще получилось скомканно и без подробностей. Разумеется, я не стала говорить, что он вампир, умолчала про иггов и про сторожевой знак. Разве что о Вальдемаре и его безумных исследованиях рассказала подробно. Я делилась этой историей лишь в надежде, что кто-то поймет мои чувства, поймет и поверит в то, во что не поверили мои друзья.
Алевтина слушала с интересом, не перебивала. И лишь когда я заговорила о страшном порождении нижнего мира, которое затянуло чернотой полнеба, она вздрогнула:
– Стоп-стоп, я помню этот случай! Полтора года назад было, правильно?
– Да.
– Мы выпустили из виду этого ученого и его исследования! – воскликнула она в сердцах. – Иначе бы не допустили такого, но мы ничего о нем не знали! Спохватились, когда он уже вызвал эту тварь и половина неба стала черной! Стали спешно решать, что это такое и как с ним быть, но вдруг оно исчезло. Об ученом мы потом узнали, но что за опыты он проводил, какое существо вызвал и куда оно делось вместе с самим ученым – так и осталось тайной.
Интересно, кого она подразумевает под словом «мы», подумала я. Но решила прояснить ей эту тайну:
– Когда-то Вальдемар – так звали ученого – нашел захоронение иггов, а они там живые оказались. Это такие…
– Можешь не объяснять, я знаю, кто такие игги, – перебила Алевтина. – Мерзкие создания!
– Вот с ними он и экспериментировал. А тварь, которую он вызвал из нижнего мира, – это их великий предок…
– Так вот оно что! Кто бы знал!
– Знали только мы с Вилором, – вздохнула я. – А потом мама дала мне старинный меч, доставшийся ей еще в детстве, и я… В общем, Вальдемар был убит, а эта нежить убралась обратно в свой нижний мир и Вилора утащила с собой. Не стоило ему вообще идти туда. Но он отвлек на себя иггов, чтобы дать мне возможность найти Вальдемара. Знал ведь, на что идет, и все равно пошел…