Упорное стремление к реализации первоначального плана верно выразил барон А. П. Будберг, написав, что М. Д. Бонч-Бруевич «…был всецело поглощен рожденным им планом повторения первого вторжения в Восточную Пруссию, мечтал доказать этим свою гениальность и, в силу этого, был слеп и глух ко всему, что… нарушало его проэкты и разсчеты».
Вероятно, имел значение и тот факт, что Н. В. Рузский только совсем недавно стал главнокомандующим. Предстоящее наступление оказалось первой спланированной штабом фронта операцией при новом главнокомандующем и утвержденной Ставкой (в ущерб своему плану), в которой Николай Владимирович получил «первую скрипку». Его поддерживал и заверял в успехе давний семейный приятель и верный соратник в оперативных замыслах генерал-квартирмейстер М. Д. Бонч-Бруевич. Были, очевидно, сомнения в неполной подготовленности войск фронта, но командование фронтом, вероятно, решило сделать ставку на отмечаемый всеми дух русского солдата, высокий патриотический подъем, что должно было компенсировать некоторые недостатки при подготовке операции. Впереди ожидалась победа, а за ней вожделенный Георгий 2-й степени… Много позже протопресвитер русской армии Г. Щавельский свидетельствовал: «Погоня начальников за георгиевскими крестами была настоящим несчастьем армии. Сколько из-за этих крестов предпринято было никому не нужных атак, сколько уложено жизней, сколько лжи и обмана допущено! Это знают все, кто был на войне…»
Между тем Гинденбург, не останавливаясь на неудачных попытках окружения правофланговых русских корпусов, продолжил попытку глубокого проникновения во фланг и тыл 2-й армии фронта. Этому способствовало систематическое перехватывание русских приказов и сводок, из которых следовало, что штаб фронта не обращал особого внимания на свой правый фланг, преследуя свой план, совершенно не соответствующий сложившейся обстановке. Степень подконтрольности для немцев радиообмена русского командования видна из следующих курьезных случаев, имевших место в 1-м Артиллерийском корпусе русской армии. 1. Командование армии сменило в весьма «секретном» порядке ночью войска, соприкасающиеся с 1-м Артиллерийским корпусом, заменив их соединениями и частями Кавказского корпуса. При этом личный состав корпуса не был об этом предупрежден. Истину он узнал вскоре от немцев, выкрикивавших на рассвете из своих окопов: «Здорово, Кавказ!». 2. Радиостанция 1-го Артиллерийского корпуса приняла радиограмму от немцев, в которой те просили русских не утруждать себя шифрованием радиограмм, так как они их тут же расшифровывают.
Командующий 2-й армией С. М. Шейдеман доносил главнокомандующему, что подчиненные ему корпуса не могут выполнить задачи, определенные директивой фронта на наступление, так как требуется корректировка в связи с идущими боями. Н. В. Рузский же продолжал реализовывать свой план «глубокого вторжения».
Только 3 ноября главнокомандующий отдал себе отчет о критическом положении левобережных армий Северо-Западного фронта. План, суливший кардинальное изменение в положении противоборствующих сторон в осенней «компании», развалился. Реалии войны потребовали принятия решений, отвечающих обстановке. Главнокомандующий все же попытался взять ситуацию под контроль, повернув войска правого фланга. Отметим, что это было выработано и выполнено начальником штаба фронта В. А. Орановским. В совокупности с постоянной нерешительностью Н. В. Рузского в оперативных вопросах маневр был сделан достаточно запоздало. Дефицит времени не позволил русской пехоте совершить кавалерийские переходы. Выполняя запоздалые указания, войска и тыл перемешались, снабжение войск нарушилось. Прервалась связь штаба фронта со 2-й и 5-й армиями. Благодаря только П. А. Плеве, командующему 5-й армией, вставшему во главе обоих объединений, удалось к 6 ноября разрушить планы немцев на окружение и уничтожение 2-й армии.
Русские войска в окопах
В это время главнокомандующий, упустив нити управления в боях правофланговых армий и получая отрывочные данные обстановки, трансформированные и дополненные воображением, директивно потребовал отхода сражающихся армий. Их же командующие, имея реальную картину намечающегося успеха, резко отказались выполнить его указания. В этом они нашли поддержку в Ставке Верховного Главнокомандующего, которая, находясь вне психологической драмы несбывшихся надежд Н. В. Рузского, смогла объективно оценить сложившуюся ситуацию и отменила его директиву на отступление.
Затем последовали окружение немецкой группы Шеффера и 1-го кавалерийского корпуса Рихтгофена и их удавшийся прорыв в промежутке между 17-м и 20-м русскими корпусами вместе с обозами, со всей артиллерией, ранеными и трофеями. В плену оказались более 16 000 русских солдат и офицеров, 64 орудия. Главнокомандующему остались душевные муки и попытки найти оправдание перед судом собственной совести, Верховным главнокомандующим и императором. Заручившись поддержкой Ставки, Н. В. Рузский вопреки мнению командующих армиями своего фронта принял решение отступать. Оно, противоречащее первоначальному плану Ставки и стратегическому положению русских войск обоих фронтов на театре военных действий, вынудило прекратить победное наступление войск Юго-Западного фронта. В своем военном дневнике великий князь Андрей Владимироваич отметил, что после неудачного «полководческого опыта» Н. В. Рузского в данной операции начальник штаба фронта В. А. Орановский по своей личной просьбе оставил должность. Одной из главных причин было нежелание нести ответственность (как и в случае с Я. Г. Жилинским) за действия главнокомандующего, в данном случае Н. В. Рузского. Характерно, что личный состав штаба был опечален уходом любимого и уважаемого начальника, главнокомандующий же этим был доволен. Штрихом к портрету Н. В. Рузского является тот факт, что по поводу В. А. Орановского не был составлен приказ, как это было принято в случае ухода на другое место службы офицеров такого ранга.
В Лодзинском сражении первоначально спланированные операции противоборствующих сторон не увенчались успехом. «Крупная оперативная цель – уничтожить русских в излучине Вислы – не была достигнута», – напишет впоследствии Людендорф в своих воспоминаниях.
В марте 1915 г. М. В. Алексеев сменил Н. В. Рузского на должности главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта. Командование фронтом выпало на долю М. В. Алексеева в один из самых тяжелых периодов Великой войны, наполненный драматизмом всеобщего отступления русских армий, проходившего весной и летом 1915 г. на западном театре военных действий. Вступив в командование, Алексеев приступил к частичному сокращению линии фронта, насколько это позволяла обстановка. Данное мероприятие, проводимое М. В. Алексеевым настойчиво и последовательно, позволило вывести часть корпусов и дивизий с передовой линии и создать резерв. Упорядочение в этих действиях для командования Северо-Западного фронта нарушалось оттягиванием части сил для оказания помощи отступавшим войскам Юго-западного фронта. Оно происходило вследствие «Горлицкого прорыва» противника, начавшегося в полосе Юго-Западного фронта в апреле 1915 г. и продлившегося около двух месяцев.
Конфигурация линии фронта армий М. В. Алексеева имела форму дуги, обращенной в сторону противника. Именно на этом пространстве, ограниченном дугой, находились основные силы Северо-Западного фронта, с двух сторон охваченные противостоящими войсками. «Горлицкий прорыв» выводил армии Макензена на фронт Люблин – Холм, что в совокупности с начавшимся наступлением немцев из Восточной Пруссии грозило окружением армий Северо-Западного фронта в так называемом «Польском мешке».
Создавшиеся условия с трудом позволяли вести оборонительные бои против активных наступательных действий хорошо оснащенного противника. Положение усугублялось кризисом в производстве и снабжении боеприпасами и стрелковым вооружением русских действующих армий. Исследователи отмечают, что запасы боевых комплектов не превышали 40 % от положенного. Войсковое материальное имущество износилось либо было утеряно в предыдущих боях. Огромный некомплект офицеров и низкая обученность пополнения усугублялась моральной усталостью. Единственно правильным решением для обескровленных войск фронта было стратегическое отступление для сохранения живой силы и накопление необходимых средств для последующих боевых действий. Необходимость отступления понимали и союзники. По словам английского наблюдателя в июне 1915 г.: «Искусное отступление – такова была высшая тактическая цель».
