Историю болезни Ленина и ее политическое последствие Троцкий описывает со свойственным ему пафосом: «На третий день ко мне пришел Бухарин.

— «И вы в постели?» — воскликнул он в ужасе.

— «А кто еще, кроме меня», — спросил я.

— «С Ильичом плохо: удар, — не ходит, не говорит. Врачи теряются в догадках»…

Ленин считался крепышом, и здоровье его казалось одним из несокрушимых устоев революции. Он был неизменно активен, бдителен, ровен, весел… В конце 1921 г. состояние его ухудшилось…

В марте усилились головные боли… Ленин заболел, оказывается, еще третьего дня. Тогда мне и в голову не приходили какие-либо подозрения. Бухарин говорил вполне искренно, повторяя то, что ему внушали «старшие». В тот период Бухарин был привязан ко мне чисто бухаринской, т. е. полуистерической, полуребяческой привязанностью. Свой рассказ о болезни Ленина Бухарин кончил тем, что повалился ко мне на кровать и, схватив меня через одеяло, стал причитать: «не болейте, умоляю вас: есть два человека, о смерти которых я всегда думаю с ужасом… это Ильич и вы»… Удар был оглушающий. Казалось, что сама революция затаила дыхание… Гораздо позже… я опять вспомнил со свежим удивлением, что мне о болезни Ленина сообщили только на третий день… Это не могло быть случайно. Те, которые давно готовились стать моими противниками, в первую голову Сталин, стремились выиграть время. Болезнь Ленина была такого рода, что сразу могла принести трагическую развязку. Завтра же, даже сегодня могли ребром встать все вопросы руководства. Противники считали важным выгадать на подготовку хоть день… В это время, надо полагать, уже возникла идея «тройки» (Сталин-Зиновьев-Каменев)» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 206–209). Вот с этих пор и начинается борьба за наследство еще не умершего, но явно умирающего Ленина. Правда, от первого удара Ленин как будто оправился, даже вернулся к работе в октябре, но в декабре последовал второй, еще более серьезный удар… Ленин медленно, но явно умирал. В Политбюро сидели три претендента в наследники: Троцкий, Зиновьев, Каменев. Ни Сталин — фактический наследник, ни Рыков — юридический наследник никому и в голову не приходили. В отношении Рыкова это вполне понятно, но в отношении Сталина это объяснялось невежеством в деле знания партийной машины и роли в ней Сталина с первых дней его вступления в ЦК (1912). Даже советскую государственную машину никто, включая Ленина, так универсально не знал, как Сталин. В самом деле, Сталин с первых же дней большевистской революции входит беспрерывно в бюро ЦК, потом Политбюро, одновременно Оргбюро, как единственный из членов Политбюро, он нарком национальностей, одновременно нарком государственного контроля (РКИ), он член Реввоенсовета республики от ЦК, он член Коллегии ВЧК — ОГПУ от ЦК, он член Совета труда и обороны от президиума ВЦИК. Эти не номинальные должности, а такие, где Сталин оставил глубокие следы личного творчества. Не забудем, что в семичленном законодательном органе — в Политбюро пять эмигрантов (Ленин, Троцкий, Зиновьев и отчасти Каменев и Рыков) и только два настоящих подпольщика революции в России — Сталин и Томский. В эмиграции были «литераторы партии», как они именовались в протоколах ЦК в марте 1917 г., а в России — организаторы партии и революции. Психологически Сталин был для рабочих большевиков-подпольщиков «свой парень», а эмигранты — «интеллигенты». Это не было секретом, хотя об этом из-за уважения к Ленину не говорили вслух, а только шептались: интеллигенты — завсегдатаи женевских кафе и парижских «бистро» — отсидели царизм за границей, а рабочие большевики, как Томский, и подпольщики, как Сталин, делали революцию. Беглый взгляд на биографии вождей показывал, что каждый из эмигрантов членов Политбюро по одному разу ссылались, а Сталин — семь раз арестовывался, пять или шесть раз ссылался, причем пять раз бежал, чтобы дальше делать революцию, хотя он мог эмигрировать, как эмигрировали «интеллигенты». Все это надо помнить, если мы хотим понять дальнейшее развитие событий.

Первое серьезное столкновение Ленина произошло со Сталиным по вопросу о принципах создания из советских республик РСФСР, Украины, Белоруссии, Грузии, Армении и Азербайджана одной федерации СССР (название «СССР» было выбрано как универсальная форма для мировой федерации, так как в нем нет ни этнического, ни континентального ограничения; вначале Ленин хотел дать название: «Союз советских республик Европы и Азии»). 10 августа 1922 г., по предложению Политбюро, была создана комиссия Оргбюро ЦК по вопросу о федерации с включением туда представителей названных республик. Возглавлял комиссию Сталин, он же представил и проект резолюции комиссии. Согласно проекту, все советские республики входили в РСФСР на правах автономных республик («автономизация»). Сталин поспешил, без ведома Ленина, направить свой проект Центральным Комитетам компартий Грузии, Армении, Азербайджана, Украины, Белоруссии. Грузия отклонила проект с мотивировкой: «Предлагаемое на основании тезисов т. Сталина объединение в форме автономизации независимых республик считать преждевременным. Объединение хозяйственных усилий и общей политики считаем необходимым, но с сохранением всех атрибутов независимости» (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 556). Белоруссия высказалась за сохранение старой формы договорных отношений между республиками. Украина колебалась, Азербайджан и Армения поддержали идею Сталина.

Комиссия Оргбюро 24 сентября приняла за основу проект Сталина. 25 сентября Ленин затребовал к себе в Горки все материалы Комиссии Сталина. Но, как отмечает официальный комментатор, «одновременно, не дожидаясь указаний Ленина и без рассмотрения этого вопроса в Политбюро, секретариат ЦК разослал резолюцию комиссии всем членам и кандидатам ЦК к пленуму, назначенному на 5 октября» (там же, стр. 558). Недовольный этим, Ленин 26 сентября пишет Каменеву, временному председателю Политбюро, письмо для членов Политбюро с требованием обсудить данный вопрос («вопрос архиважный. Сталин немного имеет стремление торопиться»). Ленин сообщает, что на личной встрече, 26 сентября, «одну уступку Сталин уже согласился сделать» (по параграфу № 1 его проекта) — эта уступка Сталина принципиально меняла всю схему объединения в духе Ленина: советские республики не «вступают в РСФСР», как этого требовал Сталин, а вместе с РСФСР образуют новую федерацию суверенных советских республик. Однако Сталин свою уступку рассматривал, как уступку терминологическую, а не по существу дела. Составляя вместе q РСФСР юридически новую федерацию, фактически союзные республики должны быть подчинены органам верховной власти РСФСР. Предложение же Ленина о «равноправии и суверенитете» (Ленин, конечно, был того же мнения, что и Сталин, но искал формулу пропагандно более эластичную) Сталин в письме членам Политбюро от 27 сентября оценил как позицию «национального либерализма» (там же, стр. 558).

Остальные пункты проекта Сталина, которые критикует Ленин, следующие:

§ 2 у Сталина изложен так:

Постановления ВЦИК РСФСР, Совнаркома и СТО обязательны для союзных республик (Ленин, там же, стр. 557).

Ленин предлагает: изменить его в соответствии с изменением § 1, а именно создать новые законодательный и исполнительный органы новой федерации;

§ 4 у Сталина изложен так:

Наркоматы финансов, продовольствия, труда и народного хозяйства союзных республик подчинены соответствующим наркоматам РСФСР;

Ленин предлагает слить эти наркоматы в общесоюзные наркоматы;

§ 5 у Сталина изложен так:

Остальные наркоматы (юстиции, просвещения, земледелия, внутренних дел, здравоохранения, социального обеспечения) считать самостоятельными, но органы ГПУ союзных республик подчиняются ГПУ РСФСР.

Ленин предлагает: республиканские наркоматы — самостоятельны, в том числе и ГПУ, но могут быть учреждены совместные съезды или конференции соответствующих наркоматов с совещательным характером (там же, стр. 211–212 и стр. 557).

В своем сопроводительном письме на имя Политбюро Сталин отводит все три поправки Ленина: поправка к § 2 «не может быть, по моему мнению, принята. Существование двух ЦИК-ов в Москве не дает ничего, кроме конфликтов и дискуссий…», поправка к § 4 не приемлема, здесь «сам т. Ленин немного торопится, предлагая слияние наркоматов… Едва ли можно сомневаться, что такая «торопливость» дает горючее защитникам независимости во вред национал-либерализму т. Ленина» (Л. Троцкий, Сталинская школа фальсификации, стр. 66–67).