1. Ленину разрешается диктовать ежедневно 5-10 минут, но это не должно носить характер переписки, и Ленин на эти записки не должен ждать ответа. Свидания запрещаются.
2. «Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Ленину ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений» (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 710).
Это значит, что Ленину закрыт доступ к любой политической информации, а главное — ко всем документам ЦК. Следить за соблюдением этого режима должен Сталин. Все-таки есть одно лицо из Политбюро, с которым Ленин свободно может говорить на политические темы и информироваться у него — это сам Сталин во время его «дежурных» визитов к Ленину. Ведь это сам Сталин описал один из своих визитов к Ленину во время ранней стадии болезни Ленина. Ленин Сталину говорил: «Мне нельзя читать газеты, мне нельзя говорить о политике, я старательно обхожу каждый клочок бумаги,… боясь, как бы он не оказался газетой и как бы не вышло из этого нарушения дисциплины». Но Сталин замечает к рассказу Ленина: «Я хохочу и превозношу до небес дисциплинированность тов. Ленина. Тут же смеемся над врачами, которые не могут понять, что профессиональным политикам, получившим свидание, нельзя не говорить о политике» (Сталин, Соч., т. 5, стр. 135).
Понятно, о какой «политике» Сталин говорил с Лениным и какой информацией он его снабжал.
События с Лениным и вокруг Ленина с 23 декабря (когда Ленин начал писать «Завещание» (и до 6 марта 1923 г., когда он порвал всякие отношения со Сталиным, поддаются приблизительной реконструкции благодаря трем источникам:
1) «Дневнику дежурных секретарей Ленина» (21 ноября 1922 г. — 6 марта 1923 г.), 2) отрывочным комментариям редакции Сочинений Ленина пятого издания, 3) самим «запискам» Ленина.
При всей его субъективности по отношению к Сталину и оценке политических событий, Троцкий является дополнительным источником, так как все факты и документы, которые он приводит, прямо или косвенно подтверждены теперь и советскими историками.
Записку 23 декабря 1922 г. Ленин продиктовал своей секретарше М. Володичевой. В «дневнике» сказано: «Перед тем, как начать диктовать (Ленин), сказал: "Я хочу вам продиктовать письмо к съезду. Запишите". Продиктовал быстро, но болезненное состояние его чувствовалось» (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 474).
Сущность этой части «Письма к съезду» сводится к тому, что Ленин предлагает: 1) увеличить число членов ЦК «до нескольких десятков или даже до сотни… Я думаю, что такая вещь нужна и для поднятия авторитета ЦК, и для серьезной работы по улучшению нашего аппарата, и для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей ЦК могли получить слишком непомерное значение для всех судеб партии» и
2) «придать законодательный характер на известных условиях решениям Госплана, идя навстречу требованиям т. Троцкого» (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 343). Эта часть «Письма» была послана Сталину в тот же день, но, как отмечает официальный комментатор, «в протоколах заседаний Политбюро и пленумов ЦК не упоминается об этой записи Ленина» (там же, стр. 593). Более чем вероятно, что ее Сталин скрыл даже от членов «тройки». Такое предположение основывается не только на отсутствии упоминания этой части «письма» в бумагах руководящих органов ЦК, но и на том факте, что, делая политический отчет ЦК на XII съезде (апрель 1923), Зиновьев совершенно игнорирует установки Ленина, тогда как Сталин говорит о необходимости увеличения членского состава ЦК, выдавая это предложение за свое собственное (об этом у нас еще будет речь). В дальнейшем здоровье Ленина начало опять улучшаться. Он имеет разрешение диктовать 30–40 минут в день. Когда впоследствии «тройка» отказалась исполнить «Завещание» Ленина, она выдавала его за продукцию больного ума умирающего паралитика. Между тем, официальный комментатор пишет: «Будучи тяжело больным физически, Ленин сохранил полную ясность мысли, необычайную силу воли, величайший оптимизм» (там же, стр. 592). Ленин надеется, что он сможет выступить на предстоящем XII съезде и там сам изложит свои предложения и аргументы. Тем интенсивнее он работает. С одной стороны, он продолжает диктовать «Завещание» (с 24 декабря по 4 января 1923 г.), с другой, диктует статьи на актуальные темы для «Правды» («Странички из дневника», «О кооперации», «О нашей революции» (по поводу записок Н. Суханова), «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше»). Политбюро тоже думает, что Ленин будет в состоянии выступать на XII съезде, чем и объясняется решение Политбюро ЦК от 11 января назначить Ленина докладчиком по политическому отчету ЦК XII съезду.
Нет никаких указаний, что Сталин получил, кроме упомянутой первой части «письма», его продолжение. М. Володичева писала уже в период единовластия Сталина в 1929 г. (что заставляет относиться к ее свидетельствам этого периода критически):
«Все статьи и документы, продиктованные Лениным, переписывались по желанию Ленина в пяти экземплярах, из которых один просил оставлять для него, три Надежде Константиновне и один в свой секретариат (строго секретно)… На запечатанных сургучной печатью конвертах, в которых хранились копии документов, он просил отмечать, что вскрыть может лишь Ленин, а после его смерти Надежда Константиновна (черновики копий мною сжигались)» (там же, стр. 592–593).
Очень похоже, что Сталин здесь задним числом создает себе алиби, ибо совершенно невозможно допустить, чтобы Сталин не интересовался «продолжением» записи Ленина, а секретарши Ленина — люди, назначенные сюда Сталиным (в том числе и его жена Надежда Аллилуева), которые хорошо знают, что Ленин умирает, но Сталин остается. Интересно, что Сталин, который впоследствии расстрелял многих жен «врагов народа», не тронул ни одной из секретарш Ленина.
Основная часть «Завещания» заключена в записях 24–25 декабря и приписке от 4 января 1923 г. Если Сталин скрывал его от партии на протяжении 30 лет, то наследники Сталина, опубликовав его, тем не менее интерпретируют его нелояльно, просто антиленински.
На самом деле «Завещание» не содержит ничего двусмысленного и не допускает разных интерпретаций. Вот вкратце его характеристика членов ЦК:
Сталин: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью»;
Троцкий: «Тов. Троцкий… отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела»;
Зиновьев и Каменев: «Октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не является случайностью, но он так же мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому»;
Бухарин: «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения с очень большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики»);
5) Пятаков: «Затем Пятаков — человек несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством,… чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе. Конечно, и то и другое замечание делаются мною для настоящего времени в предположении, что эти оба (Бухарин и Пятаков. — А. А.) выдающиеся и преданные работники не найдут случая пополнить свои знания и изменить свои односторонности» (24–25 декабря 1922 г.) (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 345–346).
Потом, 4 января 1923 г. последовало «Добавление к письму от 24 декабря 1922 г.». В этом «добавлении» и вся суть «Завещания» Ленина. Там сказано: «Сталин слишком груб… Этот недостаток становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от т. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив… меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью… Но с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношениях Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение» (там же, стр. 346).