— Да, мой принц.

Фенхель ушел, а Рессар стянул намокшие перчатки и отбросил в сторону. И как всегда, именно сейчас захотелось провести пальцем по её нежной щеке, убрать завиток волос с лица.

Он спрятал руки за спину, чтобы не поддаться гиблому искушению. Хотя будь девушка банкеткой, будь она вещью, Рессар позволил бы себе всё. Наплевал бы на хрупкость и чувства вещи. А это в очередной раз доказывает, что колдунья для него значит больше, чем простая собственность. Видимо, назвать рабыню своей фавориткой и не сделать ею в действительности вносит резонанс в его тщательно выстраиваемый порядок. А этого он терпеть не может.

Она очнулась и дёрнулась, чтобы подняться, но мужская рука, затянутая в кожаную перчатку, остановила:

— Лежи спокойно, — коротко добавил хозяин странным хриплым голосом.

Вильда снова положила голову на его колени и вытянула ноги на кушетке. Простыня, в которую было обернуто тело, задралась и сползла, пока Вильда ворочалась, но руки зажаты, что не поднять и не поправить.

Сейчас она с господином находилась в своих покоях, лежала на кушетке, а Рессар сушил ей волосы у камина. Медленно и осторожно перебирая пряди в непослушных пальцах, поглаживая затылок, проводя ладонью по голове. Эти прикосновения так походили на ласку, что Вильда всерьез забеспокоилась, как бы не растаять и руках хозяина и не надумать себе лишнего.

Лучше всего начать разговор и отвлечься!

— Вы купали меня? Лично?

Дрогнувшие пальцы и слегка дёрнувшие за волосы, заставили поднять лицо и посмотреть в затуманенные глаза хозяина.

— Почему не поручили слугам?

— Кхм… Все мои слуги — мужского рода. Никто не смеет трогать мою фаворитку, кроме меня.

Вильда больше удивилась хриплому голосу, чем странному заявлению. Хотя доля правды в словах господина есть. С отставкой Калиты в доме не осталось женщин, кроме Вильды.

Он снова распушил пряди волос и пропустил их сквозь пальцы. Они шёлком выскользнули почти высушенные теплом камина.

Вилда прикрыла глаза и еле сдержала стон удовольствия. Вот если бы Рессар снял перчатки, это действительно стало бы слишком интимным, даже эротическим, а сейчас больше похоже на заботу о последней женщине в доме. Не стоит думать о неподобающих вещах…

Но непристойные мысли словно атаковали её. Хотелось, чтобы он зарылся пальцами в волосы, повернул её лицо к себе, вжался губами, требуя поцелуя. Провел рукой по телу и накрыл ладонью потяжелевшую грудь.

Вильда закусила губу, но предательский полустон вырвался, и Рессар замер. Потом медленно провел пальцем по щеке, подхватил подбородок и заглянул в её глаза.

Маленький розовый язычок быстро выскользнул, облизал губки и скрылся в манящей глубине рта. Сейчас разделить мысли и желания оказалось непосильным. Он хотел её, хотел пробовать, чувствовать вкус, компенсировать своё титаническое терпение в желании этой женщины.

Совсем немного. Только губами почувствовать её трепет. Рессар чувствовал участившееся дыхание Вильды, поймал полураскрытые губы на выдохе и ворвался в ротик, в поиске дразнящего язычка.

И тут терпение сорвалось и удрало от бешенного желание, охватившего Рессара. Он перестал соображать и сдерживаться. Мял её губы, вжимал в себя и подавлял любое сопротивление тела. Каждый стон колдуньи погружал его еще глубже в тёмную страсть. Руки жили отдельно от него — стаскивали простыню, оглаживали полную грудь, теребили сосочки, а Рессар ловил ртом вскрики.

Он проводил ладонью по талии, гладил живот и рычал про себя от невозможности дотронуться плотью о плоть. Оставил её губы и провел языком по изгибу шеи. Прикусил. Зашипел от нестерпимого желания. Ни на миг не останавливаясь впился жалящим поцелуем в упругую грудь и…

Услышал всхлип. На секунду показалось, что это просто еще один звук страсти от колдуньи, но всхлип повторился и теперь сопровождался шмыганьем носа.

Что за чёрт?!

— Уберите руку, прошу… — снова всхлип. — Мне больно.

Рессар с недоумением перевел взгляд на свою руку, которой секундой ранее безжалостно растягивал её лоно. Он коротко выдохнул и осторожно убрал руку. Крови на перчатке не было… Ничего непоправимого не произошло, но Рессар только что чуть не спустил почти пять тысяч золотых между пальцев.

Хотя перепродавать девственную полуфею он вроде и не собирался. Оставит себе, как и решил ранее. Значит, девственность ей не нужна. Но что тогда тревожит его?

Всхлип.

Вот чёрт, наверное, первый раз для нее должен быть чем-то особенным. Наверное, наслушалась женских сплетен и ждала фейерверков!

— В первый раз всегда бывает немного больно.

Всхлип и шмыганье.

— В первый?!

Пощечина прилетела неожиданно, а злое шипение в миллиметре от его лица отрезвило окончательно:

— Только попробуйте распустить свои руки еще раз! И вы лишитесь пальцев навсегда!

Будь её господин из драконов, то из ноздрей полыхало бы пламя. Но пока принц Гоблинов резко встал, что Вильда скатилась с его колен на пол. И молча вышел, громко хлопнув дверью.

Подобрав простыню и зажав саднящее место между ног, Вильда доковыляла до кровати и рухнула поверх неразобранных покрывал и подушек. Уж лучше бы она не приходила в чувство. Уж лучше бы не погружалась в его бешенные страстные эмоции, тогда и сама не потеряла голову и остановила его непристойные движения.

Она немного поёрзала, прижимая пальцы одной руки в губам, распухшим от поцелуев, другой поглаживая низ живота, пытаясь унять тянущую боль.

Разве такое может нравиться? Мужчинам возможно, но как женщине полюбить такое издевательство? А ведь Калита явно любила заниматься подобным в хозяйской спальне. И фаворитка принца Чародеев лезла к Рессару за тем же.

Может быть он не соврал, больно только в первый раз?

Вот уж не собирается она проверять! Сейчас Вильда ему нужна как кухарка, как лжефаворитка. А еще она сделает его зависимым от своих целебных отваров. Уж как-нибудь три года протянет и не подпустит к себе подлого сластолюбца. Пусть ищет и берет тех женщин, которым такое обхождение нравится.

А Вильда получит Освободительную и навсегда уйдет в Крайние земли, будет жить отшельницей и растить дочку. Теперь она не сомневалась, что после всего случившегося между ними у нее появится ребенок. Лучше дочка.

Вильда еще покрутилась в постели, сходила на горшок, поморщившись от пощипывания. Посетила ванную и перед сном еще раз погрузила себя в воспоминания эмоций — страстных, густых, тягучих. Как же они кружат голову и совершенно отрывают от реальности!

Неужели ради этих мгновений, ради поцелуев, женщины терпят такую боль? Другое дело потерпеть, когда хочешь себе ребеночка. Но просто, ради того, чтобы от эмоций взлететь над землей — расплата слишком жестокая.

Хотя, может если бы Рессар был без перчаток…

Уже утром Вильда поймала за завтраком мажордома.

— Кэр Фенхель, через несколько дней мне отбывать с господином Видьером в круиз, — тот кивнул, так как сам собирался в путешествие с ними. — И помимо распорядка в доме, мне нужно… э-ээ… сходит на скотный двор. Своего у нас нет, так может пошлете меня в другой, к друзьям?

Кэр поперхнулся, потом вытер рот салфеткой и повернулся к Вильде.

— Скотный двор, леди? Для чего? Запасов в доме более чем достаточно. А в путешествия берем консервации и засол.

— Верно. У меня другие цели…

На вопросительно поднятую бровь мажордома Вильда не нашлась что ответить. Не объяснять же ему, что полнолетняя колдунья ничего не знает о разведении не только людей, но и скота? Отец всегда удалял её от хозяйства при случке животных, подчеркивая, что юным девицам не пристало смотреть на срамоту.

Теперь же «срамота» случилась с ней, а вопросы остались. Ведь у животных нет пальцев, чтоб делать приплод, значит, что дело не в перчатках. Так в чем?