— Готово.

— Брюки смени! Ты, где их так изгваздал? Отдашь девчонкам на этаже, постирают и выгладят.

Только сейчас Мерзликин понял, что уже и забыл о недавнем покушении. Как будто и в самом деле собирался жить вечно.

Через час его пригласили к следователю. В служебном кабинете Мерзликина встретил человек в синем форменном костюме. На груди светло-синий значок высшего образования с раскрытой книгой внизу. Тут же из каких-то глубин памяти вспомнилось, что такие давали за окончание юридических ВУЗов. Мужчина протянул руку:

— Пранов Дмитрий Николаевич. Следователь по особым важным делам Прокуратуры СССР.

Мерзликин пожал руку и постарался удержать рвущееся наружу удивление. Ничего себе заявочки! Это даже не контрразведка или обычный следак из милиции. Значит, происшествия на контроле у Самого. Стало грустно. Что же эта за государственная машина такая, что за ней постоянно контроль нужон? По идее, если её смазывают и следят за исправным состоянием, то должна работать автономно. Что-то это напоминает из будущего. Там Вождь тоже обожал «ручной режим», хотя у него имелся огромный бюрократический механизм, пожиравший все ресурсы.

— Вы догадываетесь, по какому поводу я здесь?

— Это официальный допрос?

— Да. Все будет идти под запись, — следователь показал на портативный магнитофон и стопку бумаги. — Мы обязаны защищать своих граждан.

Что-то резануло Анатолию слух.

— Подождите. Мы ведь…

— Но родились же вы в СССР? И от гражданства не отказывались. Так что по закону граждане Советского Союза.

Мерзликин удивленно развел руками:

— Интересный юридический казус.

Следователь в первый раз позволил себе улыбнуться:

— Мы дошли с ним до Высшего суда. Там все и решено окончательно. Так что вскоре вам сделают настоящие паспорта.

Анатолий смог лишь протянуть:

— Спасибоооо.

— Тогда начнем. Имя, фамилия, год и место рождения.

— Анатолий Иванович Мерзликин, 1968 года рождения, место рождения — город Ярославль, — на этих словах Пранов как будто споткнулся, затем продолжил:

— Образование?

— Высшее. МГУ, факультет журналистики.

Мерзликин не заметил, как пролетело полтора часа. Следователь вытянул из него все, казалось бы, забытые мелочи.

— Как-то вы быстро разобрались с неизвестным оружием.

— Все стреляющее чем-то похоже друг на друга. Сергей подсказал, как взвести затвор, остальное прилагается.

— Был опыт?

— Да.

Анатолий перечислил три десятка образцов вооружения различных стран, из которых ему удалось в прошлой жизни пострелять. У Пранова округлились глаза.

— Я еще понимаю изделия отечественной промышленности. Слава партии, их у нас хватает. Но остальное откуда?

— Часть трофейного в Чечне. Остальное в Боснии.

Следователь осторожно спросил:

— А там что случилось?

Мерзликин тяжело вздохнул раздумывая. Но пожалуй, уровень допуска этого «важняка» вполне годится. Пусть они узнают горькую правду.

— Все просто. Югославия распалась на куски и угодила в гражданскую войну все против всех.

— Вот как. Вполне ожидаемо. Пока Тито всех держит в ежовых рукавицах, но противоречий никуда не делись, — заметив предельно удивленное лицо попаданца, он пояснил. — Я воевал там в сорок четвертом. Так что с их реалиями знаком не понаслышке.

Анатолий еще раз осознал, что все не так просто, как видится. Ветераны той Великой войны вот они, еще вполне молоды и полны сил. Да и вопросы о схватке следак задавал довольно специфические. Как будто сам в подобных переделках участвовал.

— Вы не в разведке служили часом?

— В дивизионной. Вы точно журналист?

Пранов снова всерьез удивился.

— Был некоторое время военным корреспондентом. Зачастую ты оказываешься на переднем крае рядом с бойцами и видишь весь ужас войны воочию.

Следователь тихо просил, раздумывая о чем-то своем:

— Всяко бывало?

— В Грозном неделю в окружении сидели. На последних патронах держались.

— Подожди, ты же репортер? Вашего брата разве не отпускали?

От улыбки человека будущего у опытного «важняка» похолодело на сердце.

— В лучшем случае заложником. А так… башку отрежут. Или еще поизмываются перед смертью. Это у «духов» запросто. Люди быстро дичают.

Надо отдать должное следователю. Он воспринял услышанное спокойно.

— А мы думали все, последняя война.

— Люди забывчивы, Дмитрий Николаевич. Немецкие танки снова топтали нашу русскую землю.

— Нда…

— Вот мы и хотим по возможности всего этого попробовать избежать. Но в первую очередь надеемся на вас.

— Понимаю. Спасибо вам. Больше не буду задерживать.

Следователь потянул Анатолию руку. И было в его рукопожатии нечто больше, чем просто вежливость.

— Мария Федоровна, у вас случайно не найдется бутылки водки? — Мерзликин заметил кого-то в холле и добавил. — Две бутылки.

— Толик, а оно тебе надо? Почитай, заново родился, так устрой себе жизнь, как лучше.

— Сегодня надо, Мария Федоровна. Я ведь еще раз родился.

— Госпади помилуй! — повариха еле удержалась, чтобы не перекреститься. — Это потому у нас сегодня столько военных и милиции?

— Больше вам лучше не знать.

— Понимаю. Сейчас.

Через минуту у Мерзликина в руках оказалась холщовая сумка.

— Спасибо. Сколько с меня?

— Не надо ничего. Это из спецзапасов. Ты только обязательно закусывай.

Мерзликин подхватил по пути измазанного в глине и растерянного Скородумова и поволок его за собой.

— Мне так кажется, что по рюмочке нам не повредит, Алексей?

— Ээээ… аааа…

— Одобрено единогласно! Аплодисменты, переходящие в овации. Счас по пути пирожков прихватим. И стаканов.

— Вставай, соня! Форма одежды вторая, на зарядку становись! Завтрак по расписанию!

Анатолий повернулся набок и натянул одеяло:

— Ракитин, твою налево. Ты можешь появляться при более приятных обстоятельствах?

— Нет. Я тут и там!

— Уйди, противный!

— Вот это удар ниже пояса. Вставай, в душ и на завтрак! Скоро нас посетят важные люди.

Мерзликин присел на кровати. Черт дери, а он уже привык в выделенной ему квартире на Котельнической набережной к большему комфорту. Большая кровать, мягкие тапочки, бытовая техника. Квартира была казенная и шла в придачу со всем фаршем. Но плюс санатория в том, что не надо заботиться о стирке, глажке и питании. Минус на плюс выходит ноль.

— Я думал, ты сдрыснул, — выйдя из душа, Анатолий застал Семена, сидящем в единственном кресле.

— Твоя вежливость не знает границ. Что, — первый попаданец в СССР насмешливо глянул на товарища, — похмелиться? Могу пиво организовать. И где вы, скажи на милость, столько водки в санатории взяли?

— Есть места. И я не похмеляюсь. Похмел с утра — первый звонок алкоголизма. Аспиринчика бы, а?

— Держи, — Ракитин подал таблетку и стакан воды.

— Вот за это большое человеческое спасибо!

— Пошли на завтрак, там чай по моему рецепту для вас алкашей приготовили.

— Нас это, кому? — с подозрением глянул на коллегу Анатолий.

— Так, ты мало того, что сам нажрался, так еще втянул в загул Скородумова. Я честно считал, что он приличней. Все-таки служил в органах.

— Наш пацан! Как будто менты не бухают? И вообще, к чему эти придирки, Сеня?

— Так если бы вы, удоды, только бухали. Так нет, пошли ночью в бассейн. Купались там голыми и пугали персонал.

— Да? Почему пугали? У нас все в норме, по ГОСТу.

Мерзликин скинул халат и повернулся к зеркалу. Пусть и не тело атлета, но вполне физкультурное. Он себя в новом качестве старался не запускать. Гантели, эспандеры, гимнастика. Ракитин лишь покачал головой.