Кроме того, потребительский сектор и вся остальная экономика у нас, как правило, почти не связаны между собой. Переток финансов здесь в целом исключен, даже если денег в экономику будет влито больше, чем достаточно. При советской системе эту проблему удается решать, жестко разделив два сектора финансовой системы и в плановом порядке распределяя денежные наличные и безналичные потоки. И необходимость этого продиктована, товарищи, вовсе не марксистской теорией, в ней ничего подобного нет. Она предопределена самими структурными характеристиками созданной в СССР после 1929 года экономической системы. Советская финансовая система выглядит парадоксальной с точки зрения западных экономистов. Исторически у нас сформировалась экономика, структурированная прямо противоположно по отношению к западной, «перевернутая» в сравнении с ней.
В эту «перевернутую» экономику невозможно внедрить западную финансовую систему. Это абсурд. Невозможно иметь одну структуру экономики и финансовую систему, рассчитанную на совсем другую, прямо противоположную ей структуру экономики. Нельзя иметь структуру экономики «как у нас», а финансовую систему «как у них». Напомним, что экономики всех республик СССР строились именно таким «советским» способом — рывком и диспропорционально. Поэтому все они обладают схожими структурными характеристиками. Соответственно, их финансовые системы тоже обладают схожими характеристиками. Финансовые и вообще экономические проблемы для них примерно одинаковы.
Как мы указали начиная с 1929 года, то есть с начала индустриализации советская экономика стала развиваться способом, прямо противоположным рыночному. Рыночная экономика базируется на личном потреблении граждан, а в СССР потребительский сектор был не основным, а подчиненным. Кроме того, советская экономика по необходимости строилась так, чтобы в ней никакой конкуренции и возникнуть не могло: строилось ровно столько предприятий, сколько нужно для потребностей экономики. Такая экономика исключает всякую конкуренцию по самой своей структуре. Таким образом, два главных определяющих признака экономики СССР следующие:
1) относительная неразвитость потребительского сектора.
2) практически полное отсутствие дублирования производственной деятельности, так называемой конкуренции в структуре экономики.
Экономика, структурированная подобным образом, требует для обеспечения своего нормального функционирования и специфической финансовой системы. Ее суть в следующем. Деньги разделяются на наличную и безналичную сферы. Наличная обслуживает покупательную способность населения. Безналичные «деньги» — это, по существу, не деньги, а счетные единицы, при помощи которых в плановом порядке производится распределение материальных фондов.
Народ в зале залип окончательно. Такое внятное и разжеванное объяснение особенностей советского финансового сектора отчего-то редко звучало с трибун. Обычно люди с правительства топили все за ворохом цифр и заумных словечек. Непонятно, откуда этот очкарик взялся, но вещи он доносил донельзя невероятные с точки зрения обычного обывателя. Ведь что тот знал, по существу, об экономике? Напряглись сидящие позади кураторы. Кроме мужчины, что представлял Совет Министров. Тот, видимо, врубился в озвученное и с любопытством разглядывал оратора.
— Академик Островитянов писал в 1958 году: «Трудно назвать другую экономическую проблему, которая вызывала бы столько разногласий и различных точек зрения, как проблема товарного производства и действия законов стоимости при социализме».
Известный британский экономист Джон Росс пишет: «В 1913 г. ВВП на душу населения страны, ставшей впоследствии СССР, составлял примерно 25% величины ВВП на душу населения будущих стран ОЭСР. Создана та в 1948 году под названием Организация европейского экономического сотрудничества для координации проектов экономической реконструкции Европы в рамках плана Маршалла. К 1970 году ВВП СССР на душу населения уже составлял примерно 50% ВВП на душу населения стран ОЭСР… За этот же период средний доход ВВП Латинской Америки, который в 1913 г. находился на уровне, сравнимом с доходом будущего СССР, увеличился всего лишь с 25% до 28% в сравнении с доходом стран ОЭСР. Доход ВВП на душу населения стран Азии, за исключением Японии, увеличился с 12 до 18% по отношению к доходу стран ОЭСР за тот же период».
В зале зашумели. Два кураторы, представляющие Совмин и ЦК громко заспорили между собой. Партийцы явно собирался свернуть дискуссию. Ракитин и Мерзликин подались вперед, так необычно выступал этот парень.
— А что мы имеем по так называемой «Косыгинской реформе», которую на Западе называют «реформа Либермана»? Предполагалось, что если предприятия смогут переводить часть прибыли в свои фонды поощрения, то это решит проблему стимулирования труда, обеспечит снижение издержек производства и заинтересует коллективы в напряженных планах. Но случилось иное. А что же «иное» произошло? Коротко говоря, реформа 1965 года прежде всего стала расшатывать именно финансовую систему страны, а за ней и всю экономику. Барьер между наличными и безналичными, то есть счетными единицами деньгами, который раньше жестко сохранялся, стал ослабевать. То есть то, что служило исключительно целям учета, начало превращаться в средство обращения! Негативные последствия не заставили себя долго ждать. На руках у населения и на счетах предприятий стала накапливаться необеспеченная денежная масса. Хозяйственные единицы оказались заинтересованы не в увеличении выпуска продукции, а в наращивании прибыли, начала нарастать всеобщая дезорганизация хозяйственного механизма.
Экономика СССР просто не может работать на основе финансовой системы западного типа. Откуда и взял Либерман свои идеи. В частности, на основе венгерского опыта. На Западе в общем случае количество денег в экономическом обороте должно соответствовать массе реализованных товаров. Об этом утверждает количественная теория денег. Проще говоря, экономика там финансируется из потребительского сектора. В силу структурных особенностей, экономика советского типа не может создать необходимое количество товарной массы. Следовательно, надлежит привести финансовую структуру страны в соответствии со структурными характеристиками нашей экономической системы. Иначе говоря, должны быть созданы два финансовых сектора. Один обслуживает потребности населения, другой — экономическую систему как целое. Сфера действия этих секторов не должна пересекаться.
Куратор от Совмина уж стоял у трибуны и горячо выпалил:
— То есть вы утверждаете, что опыт венгров и югославов к нам неприменим?
— Мы строили экономики на разных условиях, — не сдавался очкарик. — Если страны Восточной Европы выросли напрямую из рыночных отношений, то Во время кредитной реформы 1929−30 годов в СССР была построена двухконтурная денежная система. Безналичные и наличные деньги были взаимно неконвертируемыми. Безналичные деньги обеспечивали функционирование строительства, промышленности, сельского хозяйства независимо от рыночного спроса-предложения. Наличные деньги обеспечивали рыночные операции. Реформа Либермана исключительно вредна и должна быть немедленно остановлена.
— Хорошо, — представитель Совмина развел руками. — Вы знаете, как не надо, а есть ли иной, собственный путь? И откуда вы, любезнейший, я вас не узнаю?
— Я приехал с Ленинграда из Экономико-Статистического института по приглашению. И пока не могу вам предложить ничего взамен. Есть лишь наметки.
— Любопытно. Нам нужно обязательно переговорить.
— Он для этого и приехал, — Мерзликин встал рядом с экономистами. — Это через меня ленинградцы попросили слово, услышав про наш «Клуб».
Совминовец нахмурился:
— Тогда сможете остаться на день, чтобы мы завтра переговорили с вами более существенно?