— Да уж, — досадливо поморщилась Энджи.

Пул утешительно накрыл ее руку своей.

— Оставьте себе фотографии. Рассмотрите их хорошенько, вдруг вам попадется кто-нибудь из этой троицы. Не думаю, что они имеют отношение к делу — ничто не указывает на верность этой гипотезы, — но в нашей округе они сейчас самые известные педофилы.

Энджи улыбнулась, глядя на руку Пула:

— Хорошо.

Бруссард приподнял шелковый галстук и смахнул с него пылинку.

— Кто был с Хелен Маккриди в «Филмо» в субботу вечером?

— Дотти Мэхью, — ответила Энджи.

— И все?

Мы помедлили с ответом.

— Не забывайте, — сказал Бруссард, — играем в открытую.

— Рей Ликански, — сказал я.

Бруссард обернулся к Пулу:

— Расскажи мне побольше о нем, напарник.

— Подумать только, — прищелкнул языком Пул, — мы час назад могли взять этого мерзавца. Вот невезуха.

— Почему? — спросил я.

— Кощей Рей — профессиональный преступник. Научился от своего папочки. Он понимает, что мы будем его искать, поэтому скрылся, по крайней мере на время. А чтобы выбраться из Доджа, рассказал нам, что вы в «Филмо» размахиваете оружием. У Ликански есть родственники в Элигейни, Рем. Ты бы не…

— Позвоню в тамошнее отделение, — кивнул Бруссард. — Может, удастся проследить за его перемещениями.

Пул покачал головой:

— Он за пять лет ни разу не оступился. Никаких уклонений от встречи с полицейскими чиновниками, отмечался всегда вовремя. Он чист. — Пул постучал по столу указательным пальцем. — Ничего, всплывет рано или поздно. С дерьмом всегда так.

Подошла официантка. Пул расплатился, и мы все вышли на улицу. Вечерело.

— Так что же могло случиться с Амандой Маккриди? — спросила Энджи. — Допустим, мы бы поспорили о ее исчезновении, вы бы на что поставили?

Бруссард достал новую палочку жвачки, сунул в рот и стал неторопливо жевать. Пул изучал свое отражение в стекле дверцы пассажирского сиденья.

— Я бы сказал, — ответил наконец Пул, — когда четырехлетний ребенок восемьдесят с лишним часов находится неизвестно где, ничего хорошего быть не может.

— А вы, детектив Бруссард?

— Я бы сказал, что ее уже нет в живых, мисс Дженнаро. — Он обошел машину и открыл водительскую дверь. — Это жестокий мир, и дети в нем особенно уязвимы.

В парке Сэвин-Хил «Звезды» играли с «Иволгами», игра не клеилась. Защитник «Звезд» направил мяч по линии между «домом» и третьей базой, стоявший на ней игрок «Иволг» к мячу не успел, поскольку был очень занят, вытягивал колосок из стебля травинки. Бегущий «Звезд» поднял мяч и побежал с ним к «дому», но, чуть-чуть не добежав, кинул его в направлении подающего, тот мяч поднял и бросил в сторону первой базы. Стоявший на ней игрок мяч поймал, но вместо того, чтобы осалить бегущего, повернулся и бросил мяч за пределы поля. Центральный и правый полевые игроки бросились к мячу, левый полевой сделал ручкой своей маме.

Раз в неделю группа Лиги тибола [11]Северного Дорчестера для детей от четырех до шести лет играла в парке Сэвин-Хилл на меньшем из двух полей. От юго-восточной автострады его отделяла изгородь из сетки-рабицы длиной примерно с полсотни метров. Из парка открывался вид на залив с прославленным пляжем Малибу, здесь «парковался» местный яхт-клуб. Я ни разу не видел, чтобы хоть одна яхта бросила поблизости якорь, впрочем, может быть, я смотрю на море в неподходящее время.

Когда мне было между четырьмя и шестью, мы играли в бейсбол, тибол тогда еще не придумали. Были у нас и тренеры, и родители, подбадривали и подгоняли нас с трибун. Некоторые из нас уже умели отбивать мяч так, чтобы он лишь чуть-чуть откатывался к «дому», и избегать осаливания игроком со второй базы. Наши отцы проверяли наши умения силовыми и кручеными подачами с горки. Мы играли матчи по семь инингов, состязались с командами из других приходов, и к моменту вступления в младшую лигу, когда нам было лет по семь-восемь, с командами приходов Святого Барта, Святого Уильяма и Святого Антония в Северном Дорчестере соперники играть с нами побаивались, и не без оснований.

Глядя на три десятка неуклюжих и неловких ребятишек — у одного малыша бейсболка съехала на глаза, глазастенькая девчушка засмотрелась на заходящее солнце, — я думал, что нас учили не в пример достойней и лучше, нас готовили к суровым требованиям взрослой игры, хотя эта детвора, похоже, получала куда больше удовольствия, чем в свое время мы.

Каждую позицию занимали в порядке очереди. Когда все игроки попадали битой по мячу (а они все попадали, при нас никто не промахнулся), команда отдавала противнику биты и забирала у него перчатки. Счет никто не вел. Если какой-то ребенок оказывался достаточно проворным, чтобы и поймать мяч, и осалить бегущего, тренер хвалил и поздравлял обоих, правда, тот, кто был бегущим, оставался на базе. Находились и тут родители, истошно кричавшие: «Подбери мяч, Эндриа!» или «Беги, Эдди, беги! Да нет, не туда! Вон туда!». Но большей частью родители и тренеры аплодировали каждому удару, при котором мяч отлетал больше чем на метр; каждому ребенку, поймавшему мяч и бросившему его куда-нибудь, где почтовый индекс тот же, что и у парка; каждому успешному пробегу от первой базы до третьей, пусть даже игрок пробежал по горке подающего.

В этой лиге состояла и дочь Хелен. Записали ее сюда и возили на занятия Лайонел и Беатрис. Аманда Маккриди играла в команде «Иволг» на второй базе, и, по словам тренера Сони Гарабедьян, неплохо ловила мяч, если не слишком увлекалась разглядыванием вышивки на своей маечке.

— Так несколько мячей и прозевала. — Соня улыбчиво покачала головой. — Она стояла вот там, где сейчас Аарон, оттянет рубашку, птичку созерцает, иногда заговаривала с нею. Если мяч летел в ее сторону… ну что ж, приходилось ему подождать, пока Аманда налюбуется.

Пухлый мальчишка, стоявший у Т-образной подставки, довольно крупный для своего возраста, послал мяч далеко за границу левого поля, и все бросились за ним. Обогнув вторую базу, мальчишка побежал за остальными, там ребятня, отнимая друг у друга мяч, уже вовсю каталась по траве.

— Аманда так бы никогда не поступила, — сказала Соня.

— Хоум-ран [12]не пробила бы?

— И это тоже. Видите, что за куча-мала? Если их не растащить, начнут играть в «Царя горы» и вообще забудут, зачем сюда пришли.

Растаскивать взялись двое крепких папаш. Соня показала нам на рыженькую девочку на третьей базе. В свои лет пять она была меньше остальных игроков, рубашка с эмблемой команды доходила ей до колен. Девочка равнодушно посмотрела на творившуюся кутерьму, села на корточки и стала ковырять камешком землю.

— Это Керри. Что бы ни случилось, она всегда сама по себе. Хоть слон приди на поле и все побегут играть с его хоботом, ей и в голову не придет присоединиться к остальным.

— Такая застенчивая? — спросил я.

— Отчасти застенчивая, — кивнула Соня. — Но помимо того, просто не реагирует на то, что у других детей вызывает вполне предсказуемую реакцию. Она не грустит, но и не веселится, и так всегда. Понимаете?

Керри отвлеклась на мгновение от своего занятия, подняла веснушчатое лицо, сощурилась от лучей заходящего солнца и снова стала рыть ямку.

— В этом отношении Аманда похожа на Керри. Вяло реагирует на непосредственные раздражители.

— Интроверт, — сказала Энджи.

— Отчасти, но не настолько, чтобы подозревать богатую внутреннюю жизнь. Не то чтобы она была заперта в своем мирке, просто вовне ее мало что интересует. — Соня, обернувшись, взглянула на меня, и было что-то грустное и суровое в складке ее губ и во взгляде.

— С Хелен вы уже встречались? — спросила она.

— Да.

— И что думаете?

Я пожал плечами.

— Только и можно что плечами пожать, да?

— Она приходила смотреть, как играет Аманда? — спросила Энджи.