— Чтобы не отставать от жизни, — добавил Пул.

Хелен покосилась на него, пытаясь сообразить, к чему все это.

— Вы сказали, что поставляли дурь по филадельфийскому коридору, — сказал Бруссард.

— Ну, сказала.

— Кому именно?

Хелен покачала головой.

— Мисс Маккриди, — сказал Пул, — мы здесь не наркодилеров ищем. Скажите нам имя, чтобы мы могли убедиться, что вы действительно перевозили товар для Сыра Ол…

— Рик Лембо.

— Рики Член. — Бруссард удовлетворенно улыбнулся.

— Где именно заключались сделки?

— В отеле «Рамада», возле аэропорта.

Пул кивнул Бруссарду.

— В Нью-Гэмпшир Сыр вас посылал?

Хелен сделала большой глоток и покачала головой.

— Нет? — Бруссард удивленно поднял брови. — И возле мотеля «Нашуа» не продавали? И никаких распродаж байкерам?

Хелен снова отрицательно покачала головой:

— Нет. Я — нет.

— Сколько вы слупили с Сыра, мисс Маккриди?

— Простите? — не поняла Хелен.

— Три месяца назад Сыр нарушил условия, под которые его выпустили условно-досрочно. Получил от десяти до двенадцати лет. — Бруссард выплюнул жвачку через поручни. — На сколько вы его кинули, узнав, что он сел?

— Ни на сколько. — Хелен не сводила глаз с босых ног.

— Чушь собачья!

Пул подошел к Хелен, осторожно забрал у нее из рук пиво, перегнулся через перила, наклонил банку и вылил содержимое на асфальтированную дорожку под террасой.

— Мисс Маккриди, слышу я последние несколько месяцев, как говорится, на улице, что Сыр Оламон прямо перед самым арестом отправил хороший пакет каким-то байкерам в мотель «Нашуа». Во время облавы пакет конфисковали, а деньги — нет. Поскольку байкерам — а они все ребята крепкие — еще только предстоит отведать содержимое пакета, наши северные друзья, стоящие на страже закона и порядка, считают, что сделка состоялась буквально за несколько мгновений до появления полиции. Дальнейшие размышления привели многих к мнению, что курьер ушел с деньгами. Что, как говорят сейчас в городе, было полной неожиданностью для ребят Сыра Оламона.

— Где деньги? — спросил Бруссард.

— Не понимаю, что вы такое говорите.

— Желаете пройти испытание на полиграфе?

— Уже проходила.

— На этот раз вопросы будут другие.

Хелен повернулась к перилам и посмотрела на небольшую, залитую гудроном автостоянку, за которой стояло несколько засохших деревьев.

— Сколько, мисс Маккриди? — Голос Пула был тих, безо всякого намека на давление или стремление получить ответ побыстрее.

— Двести тысяч.

На минуту на террасе воцарилась тишина.

— Кто ездил туда с вами? — наконец спросил Бруссард.

— Рей Ликански.

— Где деньги?

Костлявая спина Хелен напряглась.

— Не знаю.

— На врунишке, — сказал Пул, — горят штанишки.

Хелен повернулась от перил.

— Не знаю. Богом клянусь.

— Она Богом клянется. — Пул подмигнул мне.

— Ну что ж, в таком случае, — сказал Бруссард, — мне кажется, мы должны поверить.

— Мисс Маккриди. — Пул поправил манжеты. Говорил он небрежно, почти нараспев.

— Послушайте, я…

— Где деньги? — Чем небрежней и распевней говорил Пул, тем явственнее угадывалась исходящая от него угроза.

— Я не… — Хелен провела рукой по лицу и повисла на поручнях. — Я была совсем никакая, понимаете? Выходим мы из мотеля, идем по автостоянке. Через две секунды мимо нас проносится вся полиция Нью-Гэмпшира. Рей прижался ко мне, мы сквозь них и прошли. Аманда плакала, они, видно, решили, что мы — семья, просто мимо проезжаем.

— Аманда была с тобой? Там? — сказала Беатрис. — Хелен!

— Что? — ответила Хелен. — В машине надо было ее оставить?!

— Итак, вы уехали, — сказал Пул. — Вы были никакая. И что потом?

— Рей заехал к другу. Пробыли у него примерно час.

— Где в это время находилась Аманда? — спросила Беатрис.

— Да я почем знаю, Беа? В машине или в доме вместе с нами. Одно из двух. Говорю тебе, я была совсем никакая.

— Когда вышли из дому, деньги были при вас? — спросил Пул.

— Вряд ли.

Бруссард открыл блокнот.

— Где дом?

— В переулке.

Бруссард закрыл глаза.

— Где именно? Адрес, мисс Маккриди.

— Я вам говорю, я была совсем никакая. Я…

— Ну, тогда хоть город назовите, вашу мать, — сказал Бруссард сквозь зубы.

— Чарлстаун, — сказала Хелен, склонила набок голову и задумалась. — Да. Почти точно. Или Эверетт.

— Или Эверетт, — сказала Энджи. — Это значительно сужает круг поисков.

— Чарлстаун — это там, где большой памятник, Хелен, — сказал я и ободряюще улыбнулся. — Вы понимаете, о чем я говорю. Похож на памятник Вашингтону, но только на холме Банкер.

— Он надо мной что, смеется? — обратилась Хелен к Пулу.

— Я бы не рискнул делиться своими предположениями, — сказал Пул. — Но мистер Кензи прав. Если б вы были в Чарлстауне, вы бы запомнили памятник. Ведь верно?

Наступила очередная долгая пауза, Хелен изо всех сил напрягала то, что осталось от ее мозга. Я уж подумал, не принести ли ей еще банку пива для стимуляции мышления.

— Точно, — очень медленно проговорила она. — На обратном пути мы проехали по большому холму рядом с памятником.

— Значит, дом, — сказал Бруссард, — был на восточной стороне города.

— Восточной? — повторила Хелен.

— Вы были ближе к району Банкер-Хилл, к Медфорд-стрит или Банкер-Хилл-авеню, чем к Мейн-стрит или Уоррен-стрит.

— Ну, раз вы так говорите…

Бруссард склонил голову, потер ладонью щетину на щеке, коротко вздохнул.

— Мисс Маккриди, — сказал Пул, — вы еще что-нибудь о доме помните, кроме того, что он стоял в конце переулка? Это был дом на одну семью или на две?

— Он был очень маленький.

— Будем считать, что на одну семью. — Пул сделал пометку в блокноте. — Какого цвета?

— Они были белые.

— Кто?

— Друзья Рея. Женщина и мужчина. Оба белые.

— Отлично, — сказал Пул. — Но — дом. Какого он был цвета?

Она пожала плечами:

— Я не помню.

— Поехали искать Ликански, — сказал Бруссард. — Можно поехать в Пенсильванию. Черт, я сяду за руль.

Пул выставил руку:

— Дайте нам еще минутку, детектив. Мисс Маккриди, пожалуйста, вспомните. Вспомните тот вечер. Запахи. Музыку, ведь у Ликански в машине стереосистема. Вспомните все, что угодно, только бы снова почувствовать себя в той машине. Вы ехали из «Нашуа» в Чарлстаун. Это примерно десять часов, может, чуть меньше. Вы были никакая. Вы свернули в этот переулок, и вы…

— Мы — нет.

— Что?

— Мы в переулок не сворачивали. Остановились на улице. В переулке стояла старая сломанная машина. Пришлось колесить минут двадцать, пока нашли, где ее оставить. Там это непросто.

Пул кивнул:

— Сломанная машина в переулке. Было в ней что-нибудь запоминающееся?

Хелен покачала головой:

— Просто груда ржавого железа. Стояла на подпорках. Ни колес, ничего.

— Понятно, подпорки, — сказал Пул. — Больше ничего?

Хелен уже начала отрицательно покачивать головой, но вдруг замерла и захихикала.

— О чем смеемся? — спросил Пул.

— А?

— Что вас рассмешило, мисс Маккриди?

— Гарфилд.

— Джеймс Эй? Наш двадцатый президент?

— А? — Хелен выпучила глаза. — Нет. Тот кот.

Мы все посмотрели на нее в недоумении.

— Тот кот! — Она вытянула руки. — Из комиксов.

— Гм, — произнес я.

— Помните, все прилепляли этих Гарфилдов на окна в машинах? Ну. В той машине тоже был. Вот так я поняла, что он висит там типа вечно. Ну, сами подумайте, кто в наше время прилепляет Гарфилдов к стеклам?

— И в самом деле, — зло сплюнул Пул.

По прибытии в Новый Свет Уинтроп и другие первопоселенцы обосновались на клочке земли площадью примерно полтора квадратных километра, большая часть которого была на холме. Холм назвали именем родного английского города — Бостоном. Первая же зима оказалась суровой, и тогда выяснилось, что вода здесь почему-то солоноватая, поэтому поселенцы переправились через пролив, забрав с собой название «Бостон» и оставив на некоторое время то, что в дальнейшем станет Чарлстауном, без имени и назначения.