Эти-то люди и удерживали у себя Аманду Маккриди.

— Хотите предложить двести тысяч за девочку? — спросила Энджи.

Вот оно. То, что я предчувствовал последние пять минут. То, что не хотели произносить Пул и Бруссард. Вопиющее нарушение полицейских инструкций. Пул разглядывал ствол мертвого дерева. Бруссард носком ботинка приподнял красный лист с зеленой травы.

— Так? — сказала Энджи.

Пул вздохнул.

— Я бы предпочел, чтобы похитители не открывали чемодан, набитый газетами или мечеными купюрами и убили ребенка прежде, чем мы до них доберемся.

— У вас так бывало? — спросила Энджи.

— Бывало с делами, которые я передавал ФБР. У нас это как раз такой случай, мисс Дженнаро. Похищениями детей занимаются федеральные органы.

— Мы передаем дело туда, — сказал Бруссард, — деньги идут в сейф для вещественных доказательств, федералы ведут переговоры с похитителями и получают возможность показать, какие они умные.

Энджи оглядела крошечный дворик, отмирающие лепестки фиалок, проросших с той стороны сквозь сетку изгороди.

— Вы бы хотели вести переговоры с похитителями вдвоем, без участия федералов.

Пул сунул руки в карманы:

— Я, мисс Дженнаро, находил слишком много мертвых детей в чуланах.

Энджи взглянула на Бруссарда:

— А вы?

Он улыбнулся.

— Ненавижу федералов.

— Дело обернется плохо, — сказал я, — и вы, ребята, своих пенсий лишитесь. А то и еще хуже будет.

В другом конце дворика на третьем этаже дома открылось окно, какой-то тип вывесил коврик и стал выбивать его хоккейной клюшкой с отломанным крюком. Заклубилась пыль, но его это не смущало, как будто нас тут не было.

Пул присел на корточки и сорвал рядом с холмиком травинку.

— Вы помните дело Джинни Миннелли? Пару-тройку лет назад.

Мы пожали плечами. Оторопь берет, сколько всего ужасного забываешь.

— Девятилетняя девочка, — сказал Бруссард. — Каталась на велосипеде в Самервилле и исчезла.

Я кивнул. Что-то такое действительно было.

— Мы нашли ее, мистер Кензи, мисс Дженнаро. — Пул накрутил травинку на пальцы и разорвал сразу в двух местах. — В бочке. С цементным раствором. Он еще не затвердел, гении, убившие девочку, смешали воду и цемент в неподходящей пропорции. — Он хлопнул в ладоши, стряхивая с них пыльцу, или грязь, или просто ему так захотелось. — Мы нашли тело девятилетнего ребенка в бочке с цементным раствором. — Он встал. — Приятно слушать? — Я взглянул на Бруссарда. Он побледнел, руки его затряслись, и он засунул их в карманы, а локти прижал к бокам.

— Нет, — сказал я, — но если тут дело пойдет наперекосяк, вы…

— Что? — перебил меня Пул. — Льготы потеряю? Мне скоро на пенсию, мистер Кензи. Знаете, что может сделать профсоюз полицейских с теми, кто пытается отобрать пенсионные деньги у своего коллеги, имеющего награды и с выслугой тридцать лет? Это все равно что наблюдать за голодными собаками, хватающими мясо, подвешенное к мужской мошонке. Неприятное зрелище.

Энджи усмехнулась:

— Но у вас-то совсем другая ситуация, Пул.

Он тронул ее за плечо.

— Я — вышедший из строя старик, от меня сбежали три жены, мисс Дженнаро. Я — ничто. Но из своего последнего дела мне бы хотелось выйти победителем. Я мечтаю взять Криса Маллена и засадить Сыра Оламона на максимальный срок.

— А если не выйдет выиграть?

— Тогда напьюсь до смерти. — Пул убрал руку и провел ею по своим коротко стриженным жестким волосам. — Дешевой водкой. Это самое лучшее, что можно будет себе позволить на пенсию полицейского. Как вам такая идея?

Энджи улыбнулась:

— Нормально, Пул. Вполне.

Пул взглянул через плечо на типа, выбивавшего коврик, потом на нас.

— Мистер Кензи, видели садовую лопату в прихожей?

Я кивнул.

Пул улыбнулся.

— О, — сказал я. — Верно.

И пошел в дом за лопатой. Обратно я шел через гостиную. Хелен спросила:

— Скоро уже пойдем?

— Уже совсем скоро.

Она посмотрела на лопату и перчатки у меня на руках.

— Нашли деньги?

Я пожал плечами:

— Может, еще найдем.

Она кивнула и снова уставилась в телевизор.

Я было пошел на двор, но в дверях кухни меня остановил ее голос:

— Мистер Кензи.

— Да.

Ее глаза так мерцали в свете, исходившем от экрана, что напомнили мне кошек.

— Они ведь не тронут ее, правда?

— Вы имеете в виду Криса Маллена и остальных из команды Сыра Оламона?

Хелен кивнула.

В телевизоре одна женщина сказала другой:

— Ты, лесба, держись подальше от моей дочери.

Зрители заулюлюкали.

— Не тронут? — повторила Хелен, не отрываясь от экрана.

— Тронут, — сказал я.

Надо было бы сказать ей, что я шучу. Что с Амандой все будет хорошо. Что она вернется и все станет на свои места, а Хелен сможет и дальше пьянеть от телевизора, и спиртного, и героина, и от чего угодно, чем захочет отгородиться от мира, каким бы отвратительным он ни был.

Но ее дочь по-прежнему была неизвестно где, не с матерью, напуганная, пристегнутая наручниками к батарее отопления или к спинке кровати. Рот заклеен скотчен. Или ее уже не было в живых. Причиной этого отчасти послужило потворство Хелен своим слабостям, ее склонность делать то, что хочется, не заботясь о последствиях, отсутствие препятствий для этого и достойного противодействия.

— Хелен, — сказал я.

Она стала закуривать, но никак не могла поднести пламя к кончику сигареты, несколько раз промахивалась.

— Что?

— Вы наконец поймете, что произошло?

Она посмотрела на экран, потом снова на меня. Глаза были влажные и покраснели.

— Что?

— Вашу дочь похитили. Из-за того, что вы украли. Тем, кто ее удерживает, глубоко на нее насрать. И Аманду могут не отдать.

Две слезинки скатились по щекам Хелен, и она утерла их тыльной стороной ладони.

— Знаю, — сказала она, продолжая следить за происходящим на экране. — Я не дура.

— Нет, дура! — сказал я и вышел на задний двор.

Мы стали вокруг холмика, загородив его своими телами от окон соседних домов. Бруссард копнул несколько раз, показался сморщенный зеленый пластиковый пакет. Он выгреб из ямки еще земли, и Пул, оглянувшись по сторонам, нагнулся и потянул за верхушку пакета.

Его даже не завязали, просто перекрутили несколько раз. Взявшись за скрученную часть и держа пакет на весу, Пул дал ему раскрутиться. Складки с шелестом расправились, пакет стал шире. Пул бросил его на землю, пакет приоткрылся, и стало видно содержимое.

В нем лежали старые, потертые купюры, главным образом по сто и пятьдесят долларов.

— Большие деньги, — заметила Энджи.

Пул покачал головой:

— Это, мисс Дженнаро, цена Аманды Маккриди.

До приезда команды судебно-медицинских экспертов мы выключили телевизор в гостиной и рассказали о находке Хелен.

— Вы отдадите деньги в обмен на Аманду? — спросила она.

Пул кивнул.

— И она будет живая?

— Надеемся, да.

— А мне что придется делать?

Бруссард присел на корточки перед Хелен.

— Вам ничего не придется делать, мисс Маккриди. Вам только надо сейчас решить. Мы четверо, — он махнул рукой в нашу сторону, — считаем, что это подход правильный. Но если мое начальство узнает о наших планах, меня отстранят от дела или уволят. Вы понимаете?

Хелен неуверенно кивнула:

— Если узнают, захотят арестовать Криса Маллена.

Бруссард кивнул.

— Возможно. Или, а мы именно так и считаем, для ФБР поимка похитителей окажется важнее безопасности вашей дочери.

— Мисс Маккриди, — сказал Пул, — главное тут — ваше решение. Если хотите, мы сейчас же заявим о находке, сдадим деньги, и пусть этим делом дальше занимаются профессионалы.

— Другие люди? — Хелен взглянула на Бруссарда.

Он прикоснулся к ее руке.

— Да.

— Я не хочу, чтобы другие. Я не… — Она с некоторым трудом поднялась на ноги. — Что мне надо делать, чтобы вышло по-вашему?