То же и с употреблением рук. Научиться пользоваться руками — значит установить совершенную циркуляцию между четырьмя центрами, причем на сей раз два верхних центра выступают как положительный полюс, а два нижних — как отрицательный, ну а руки играют роль живых окончаний установившейся цепи. Мозг снова-таки оказывается ни при чем. Очевидно, даже в первых сознательных попытках ребенка хватать руками предметы мозг все еще остается никак не задействованным. Во всяком случае, он будет задействован не ранее, чем появятся первые элементы узнавания предмета и сенсорной памяти.

Вся наша первичная деятельность берет начало в четырех больших нервных центрах. Все, что в нас есть жизненного и динамического — наши активные желания, наши реальные побуждения, наша любовь, наши надежды и устремления, — все это берет свое таинственное начало в этих четырех больших центрах, или истоках нашего существования. Разум может лишь фиксировать то, что происходит в результате эманации динамического импульса и столкновения или сообщения этого импульса с его объектом.

Итак, мы теперь убедились, что никогда не сможем познать самих себя. Знание для психики — то же, что стрелка дорожного указателя для путешественника: просто извещение о пути, который некогда был проделан кем-то другим. Знание даже не пропорционально бытию. Человек может обладать солидными познаниями в области химии и при этом не слишком преуспевать в бытии, то есть в обыкновенной жизни. Даже те, кто познал, подобно Соломону, всю премудрость этого мира, в жизни часто оказываются не первыми, а последними. На самом деле жизнь динамических достижений — это жизнь Давида. А на долю Соломона досталось все это подытожить, завершить, а затем медленно умирать.[51]

И все-таки мы должны познавать — хотя бы для того, чтобы накопленные знания были направлены на то, чтобы научиться не знать. Высшее достижение человеческого сознания как раз и состоит в том, что с его помощью мы начинаем понимать, что нам нужно научиться не знать. То есть, иначе говоря, не изменяя окружающего мира, в то же время жить динамически, черпая из великого Истока, а не статически, как машина, управляемая головными идеями и принципами, и не автоматически, исходя из одного лишь фиксированного в нас желания. Знание должно быть наконец поставлено на надлежащее ему место в системе человеческой жизнедеятельности. Мы должны иметь глубокие знания хотя бы для того, чтобы знать, как поставить знание на свое место.

Из всего сказанного явствует новое понимание значения воспитания.

Воспитание означает приведение индивидуальной природы каждого мужчины и каждой женщины в состояние истинной полноты развития. Это невозможно сделать путем стимулирования ума. Накачивать ум образованием — роковая ошибка. Ценность имеет лишь то знание, которое сублимируется из динамического сознания непосредственно в рациональное сознание. В большинстве индивидов этого знания не хватает. Вот почему по-настоящему мудрое правительство должно было бы решительно защищать всех граждан своей страны от любых попыток привить им идеи, чуждые их природе. Каждая такая идея, не имеющая врожденного корня в динамическом сознании, не менее опасна для жизни, чем гвоздь, вбиваемый в юное неокрепшее деревце. Для большинства людей знание должно быть символическим, мифическим, динамическим. Это означает, что главную роль в любом обществе должен играть высший, ответственный, сознательный класс, а роль других, нижних, классов должна зависеть от степени их сознательности. Символы жизни общества должны быть одинаковыми и для верхов, и для самых низов, но от толкования этих символов нижние классы должны быть по возможности отстранены, с тем чтобы эта задача оставалась уделом лишь высшего, ответственного, сознательного класса. Для тех, кто не способен самостоятельно освободиться от приобретенного ими рационального сознания и усвоенных ими идей, вся эта рациональность и все эти идеи означают смерть. Это гвозди, вбитые в их руки и ноги.

Совершенно очевидно, что первоначальный процесс воспитания — ни в коем случае не рациональный, не «умственный». Когда мать обращается к младенцу, она не заставляет его напрягать свой маленький ум. Ласково уговаривая его сделать первые шаги, она не читает ему лекцию о теоретических основах науки хождения. Она просто приседает перед ним, широко расставляет руки и говорит:

— Ну-ка, маленький, иди к маме! Иди ко мне, малыш! Вот так! Иди к маме! Так! Теперь еще один шаг. Вот так, молодец! Смотрите, мой малыш топает! Так… Так… Не бойся, мой зайчик. Нет, нет, не туда — иди к маме…

Она легко придерживает его за край одежды — и малыш устремляется к ней.

— Так! Так! Какой молодец! Да ты просто чудо! Смотрите, сам пришел к маме!

Ну, разве есть в ее словах хоть какой-то рациональный, «умственный» смысл? Да ни капли! Зато присутствует ритм, и это в данном случае гораздо важнее. Мелодичная, побуждающая интонация материнского голоса непосредственно воздействует на аффективные центры ребенка, дает им одновременно превосходный стимул и превосходный урок. Сами по себе слова едва ли много значат. Хотя, конечно, это постоянное повторение одних и тех же слов формирует в конце концов смысловые ассоциации. В данный же момент эти ассоциации не имеют для ребенка никакого значения. Это повторение слов странной, пульсирующей музыкой охватывает его трепещущую душу и побуждает к действию.

Вот это и есть единственно верный способ воспитания детей — инстинктивный материнский способ воспитания. Не нужно стараться научить их думать, проникаться мыслями. Детей нужно лишь стимулировать и побуждать к динамической активности. Нужен голос, полный динамики, а не слова, полные смысла. Никакой смысл здесь не нужен. Нужны жесты, прикосновения, выражение лица, а не теории. Отбросьте любые другие идеи о воспитании детей — и уж тем более не забивайте их головы мыслями.

Если и нужно чему-то учить детей, то прежде всего тому, как двигаться. И не по каким-то там теоретическим правилам, не под диктовку ума. Это было бы просто ужасно! Нет, учить их нужно, играя с ними и поддразнивая их, злясь на них и отдыхая с ними. Ребенок должен научиться двигаться жизнерадостно, вольно и гордо. Он должен научиться полноте спонтанного движения. А научиться этому он может лишь благодаря продолжительной реакции всех центров, посредством включения всех эмоций. В то же время ребенок должен научиться держать себя в руках. Научиться сидеть тихо, когда это необходимо. Частью первой фазы воспитания является наука стоять по стойке смирно и быть физически собранным. Затем ребенок должен научиться оставаться наедине с самим собой, самостоятельно играть и развлекаться. Все эти капризные цепляния за мамину юбку должны достаточно жестко пресекаться. С самого первого дня по возможности учите ребенка пользоваться собственными силами и возможностями. Не бойтесь иногда его отталкивать. Но без пренебрежения, без негативного отношения. Играйте с ним, дразните его, катайтесь с ним по земле, как собака со своими щенками, подтрунивайте над ним, если он трусит, разыгрывайте его, ругайте, если он действительно того заслуживает или если он вас раздражает, — ибо ребенок должен научиться не раздражать других людей. А когда он по-настоящему вас разозлит, можете шлепнуть его как следует. Но всегда помните, что ваш ребенок — это отдельная маленькая душа, существующая сама по себе, и что ответственность за мудрые, теплые отношения с ним лежит на вас, взрослом.

Никогда не забывайте следить за его осанкой. Больше всего на свете требуйте от него прямой спины, гордой осанки, вольно расправленных плеч. Презирайте в нем небрежность во внешности и в движениях, унылый и неопрятный вид. Высмеивайте в нем обидчивость и слишком сильную робость.

Пожалуй, одна из величайших глупостей — заботиться о том, чтобы ребенок ваш рос «любящим». Раз и навсегда забудьте о «взаимности чувств». Но никогда не забывайте о своей собственной чести во взаимоотношениях между вами — взрослым мужчиной и маленьким существом. Но речь в этом случае идет скорее о чувстве собственного достоинства, чем о чувстве любви.