Когда мы спим, эти потоки растекаются и вспыхивают в нас независимо от нашей воли, подобно тому как независимо от нашей воли растекаются, горят и вспыхивают огнями улицы города, спящего вокруг нас. Потоки земной циркуляции растекаются по нашим нервам и нашей крови, и начинает возрождаться и «оживать» пепел некогда сгоревших дней. Эти потоки, столь активно воздействующие на нас, являются, по сути своей, работой смерти для продолжающейся жизни. Нам не следует заострять на них наше внимание. Протекая в нас, они стимулирует вибрацию первичных центров сознания, и это приводит к вспышкам, высвечивающим те или иные образы в разуме. Обычно, в глубокой стадии сна, разум их не фиксирует, но ближе к пробуждению, едва забрезжит рассвет, у нас начинают появляться какие-то смутные ощущения, какие-то неясные воспоминания об образах глубокого сна. Обычно эти образы, как бы случайно занесенные в наш разум во время сна, бессвязны и лишены особого смысла, напоминая кусочки бумаги, выметаемые дворником на рассвете с городских тротуаров. Не станем же мы собирать по клочкам эти сны и склеивать из них книгу, хотя, может быть, и занятную книгу, особенно если мы станем воспринимать эти причудливо искаженные отголоски прошлого как пророчество о нашем будущем. Нет, мы не станем этого делать, но в то же время мы понимаем, что эти клочки сновидений имеют какое-то отношение к событиям прошлого и о чем-то свидетельствуют. Однако значение этим свидетельствам мы придаем не очень большое, потому что считаем их случайными и бессмысленными. Между ними не может быть жизненно важной связи, а лишь случайная связь. Да, каждый из этих обрывков имеет отношение к какому-то действительному событию: автобусный билет, надорванный конверт, ресторанный счет, свежий номер газеты… Но между ними нет причинно-следственной согласованности, они механически перемешаны и лишены витальных связей с нашим существованием. Большинство сновидений — это вот такие «бумажные» клочки и обрывки образов, случайно занесенные в наше «я» ночным потоком сознания, и было бы ниже нашего достоинства придавать им какое-либо значение. И уж во всяком случае, было бы ниже нашего достоинства ставить под сомнение целостность индивидуальной души, если бы мы пытались навязать ей всю эту пеструю смесь обрывков и свидетельств внешних событий и случайных внутренних совпадений. Лишь те события имеют смысл и значение, которые исходят от полной целостности души или же непосредственно к ней обращены. Копаться в случайных, преходящих фактах, как это делают карточные гадалки, «предсказатели судеб» и фаталисты, — значит извращать самую суть гордой внутренней независимости души и придавать слишком большое значение фетишам.

Большинство сновидений не имеют ни малейшего смысла, и лишь наивные, мещанские натуры придают значение всем своим снам. Лишь очень редко сновидения имеют какой-то смысл. И случается это тогда, когда внешний, механический или случайный мир смерти таит для нас какую-либо угрозу. Когда из мира смерти исходит какая-либо угроза, сновидение может оказаться настолько живым, что оно действительно оставляет сильное впечатление в нашей душе, и только в этих случаях мы должны обращать на него сколько-нибудь серьезное внимание.

Но кошмары могут нас мучить целую ночь и по той тривиальной причине, что за ужином мы объелись блинами. Правда, в этом тоже есть угроза механической остановки всех потоков нашей системы. Помехи иногда приобретают столь серьезный характер, что это влияет на работу сердца и легких, и эти жизненно важные органы в свою очередь воздействуют на первичные центры сознания.

Таким образом, мы видим, что работа спящего сознания прямо противоположна работе подлинного, живого сознания. В живом сознании первичные аффективные центры контролируют жизненно важные органы. Когда же мы находимся под властью сна, имеет место нечто обратное. Жизненно важные органы, испытывая помехи в своей спонтанно-автоматической деятельности, в конце концов начинают гневно «расталкивать» аффективные центры сознания, стараясь пробудить их от сна. И этот протест в виде некоего образа достигает нашего разума.

Образы, вызванные ночными кошмарами, нередко имеют механический характер: то мы падаем в ужасную пропасть, то оказываемся запертыми в каком-то подвале. Эти образы — чисто механическая «интерпретация» реальных физиологических ощущений. Образы падения, или полета, или попыток убежать от кого-то с ощущением невозможности оторвать от земли ноги, или стараний проникнуть в какие-то немыслимо узкие отверстия — все это является непосредственной интерпретацией нашим спящим сознанием физиологических феноменов кровообращения и пищеварения. Это отражение в «видящем» сны сознании «образа» сердца, деятельность которого затруднена, например накопленными в организме газами от несварения желудка, — сердца, выбитого из колеи привычной циркуляции земной полярности и как будто летящего над бездной или падающего в бездну, рывок за рывком, скорее всего в соответствии с ритмом сердцебиения. Точно так же и сон о том, что нужно бежать, а ты не можешь, потому что тебя будто парализовало и ты не в состоянии поднять ногу, вызывается все тем же затрудненным сердцебиением, ритм которого нарушен какой-то физической помехой. Эта помеха приводит к механическому давлению на сердце желудочных газов или крови, от чего оно смещается влево и вы начинаете задыхаться, а от этого, в свою очередь, у вас создается ощущение, что ноги у вас стали ватными и не слушаются вас. Или же, напротив, сердце смещается вправо, и у вас появляется ощущение падения или полета. Сердце телеграфирует о своем беспокойстве сознанию и пробуждает его от сна. Душа, пробудившись, немедленно начинает действовать и «разбираться» с помехой, оказавшейся непреодолимой для обычной ночной работы организма в автоматическом режиме. Примерно таким же образом возникают и сны о заточении в подвале или о попытках протиснуться сквозь узкую дыру. Они являются прямой интерпретацией в мозгу проблем с кровью, проталкивающейся сквозь суженные артерии сердечных клапанов.

Большинство сновидений вызываются сигналами крови, поступающими в нервы и нервные центры. А сердце выступает в роли узловой станции крови. Кровь обладает своей собственной индивидуальностью и своим собственным сознанием — глубоким элементарным сознанием механического или материального мира. В крови содержится система нашего наиболее элементарного, близкого к материальному сознания. Во время сна это материальное сознание воздействует на нервы и мозг. В результате мы чувствуем, пробуждаясь, боль или дискомфорт. Если же мы продолжаем спать, то сигнал о дискомфорте преобразуется в сновидения, являющиеся чуть ли не чисто материальным феноменом, наподобие миража.

Ночные кошмары, содержащие в себе образы чисто механического происхождения, могут нас пугать или шокировать, но этот шок не проникает в нашу душу. Утром мы с радостью обнаруживаем, что душивший нас ночью кошмар, воспринимавшийся нами во сне как пугающая реальность, оказался не более чем сновидением. Чисто механические, временные помехи физиологической работе организма, случающиеся во время сна и приводящие к дурным сновидениям, — пустяки для живой, целостной души. Такие сновидения естественны, особенно если мы съедим много блинов на ужин. Но на этом все и кончается.

Есть, однако, сновидения иного рода — навязчивые сны, систематически и регулярно преследующие нашу душу. Это сновидения, не имеющие отношения к физиологии, а к одному лишь нашему внутреннему «я». Как мы знаем, жизнь состоит из реакций и взаимодействий, инициируемых большими центрами первичного сознания. Если начать цепную реакцию от одного центра, то она неизбежно будет стимулировать деятельность другого центра, находящегося в этой единой цепочке. Например, в подростковом возрасте у меня может развиться глубокая любовь к моей матери. Это будет стимулировать «взрослую» любовь, определяемую нижними центрами. Пусть сознательно я допускаю только верхнюю, душевную любовь, динамически поляризованную в верхних центрах, однако, после того как в верхних центрах установится циркуляция взрослой любви, начнется, помимо моей воли, и соответствующая ей деятельность нижних, чувственных, центров взрослой любви.