Тауранги оживился.

— Твой враг? О-о, Хенаре, как жаль, что не я перерезал ему шею. Я скажу Те Ратимае, он закоптит и подарит тебе эту голову…

— Не надо! — испугался Генри. — Я… не люблю… Мне будет неприятно…

Брови Тауранги выразили удивление.

— Убитый враг — большая радость…

— Не надо, друг… Идем скорей к Парирау, — пробормотал Генри и, подавив тайное желание еще раз взглянуть в мертвое лицо, торопливо двинулся дальше.

Они миновали несколько длинных ям, из которых угрюмо выглядывали воины, и повернули от палисада в глубь деревни. Раза три над ними просвистели снаряды, но разорвались они далеко.

«Вот у меня и не стало врагов, — на ходу размышлял Генри. — Сразу и Раупаха, и Типпот, за одни сутки. А радоваться не хочется. Ну, Раупаху понятно отчего жалко: все-таки вместе воевали и погиб он героем. Но Типпота почему жалко? Ведь не человек, а вредное насекомое. Раньше казалось, сам раздавил бы и не поморщился:

А сейчас… невесело что-то. В сущности, несчастный он был человек. Вся жизнь прошла в грызне, в хитростях, ничего светлого. Охотник за головами… Знал бы, что с его собственной…»

— Ложись! — заорал Тауранги, и с силой рванул вниз руку Генри.

Больно ударившись коленом о приклад ружья, Гривс растянулся на земле. И в этот же миг рядом с ними рвануло, протяжно взвизгнула шрапнель. И Генри ощутил, как по его щеке скользнул горячий ветерок.

Когда друзья поднялись на ноги и принялись отряхивать пыль, Тауранги кого-то окликнул по имени. Оглянувшись, Генри увидел, что к ним приближается плечистый воин в коротком плаще из собачьих шкур. По татуировке на скулах можно было определить его принадлежность к местной знати.

Тауранги, недоуменно морща лоб, смотрел на воина.

— Ты ли это, Таиру? — воскликнул он. — Я и не знал, что ты вернулся.

— Да, я вернулся, — просто ответил Таиру, подходя к сыну вождя вплотную и вытягивая шею.

Они коснулись носами и похлопали друг друга по спине. Ту же процедуру воин повторил и с Генри.

— Ты был у наших друзей, Таиру, — с деланным равнодушием проговорил Тауранги. — Как поживает славное племя рарава?

— Да, я был у рарава, — тоже тоном крайнего безразличия отозвался плечистый воин. — Но ты ошибся, они не друзья нгати.

От Генри не укрылось, как вздрогнул Тауранги. Но лицо сына Те Нгаро осталось бесстрастным.

— Не хочешь ли сказать, Таиру, что рарава не помогут нам прогнать пакеха? — спросил он, рассматривая царапину на ружейном стволе.

Генри напряженно прислушивался к разговору. Он понимал его важность и догадывался, что сейчас ответит Таиру: нгати предательски брошены на произвол судьбы.

— Что ты, друг Тауранги, — засмеялся Таиру. — Рарава очень любят губернатора. Они продают пакеха смолу каури, много смолы.

Самообладание изменило Тауранги. Он с размаху трахнул прикладом о землю.

— Глупцы! — задыхаясь от гнева, выкрикнул он. — Все маори должны сражаться рядом! Поодиночке пакеха нас передушат… Глупцы!

— Эти люди покорны, как спящие ракушки, — презрительно обронил Таиру и с улыбкой кивнул: — Прощай, друг, я спешу…

До самой хижины Те Иети друзья не обмолвились ни словом, хотя думали об одном. Перед развалинами ветхой изгороди Генри взял Тауранги за локоть.

— Друг, — тихо проговорил он. — Надежд больше нет. Нам не победить…

Тяжелый взгляд Тауранги заставил Гривса опустить глаза.

— Друг, ты прав. Мы не сможем победить их, да. Но смогут ли они победить нас? Никогда!

В голосе сына Те Нгаро звучала фанатичная вера. Генри не отважился продолжить разговор.

— Слушай! — насторожился Тауранги.

Генри замер.

Из глубины двора донесся звук, похожий на подавленное всхлипывание. Затем послышался тоненький, дрожащий голосок Парирау. Девушка пела:

И ты ушел навсегда-навсегда

В темное, как ночь, царство, под землю,

Где правит Хина Нуи Те По,

Богиня смерти,

Перед которой бессильным оказался даже сам Мауи…

Друзья переглянулись. Песня означала, что старый Те Иети умер.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

рассказывающая о трудных испытаниях, которые выпали на долю Генри

— Возьми, Хенаре…

Он облизал пересохшие губы и с благодарностью взглянул на девушку. Взяв из ее рук кусок тыквы, заглянул в плетеную корзинку.

— А тебе, Парирау? Это ведь последний.

— Я не хочу, Хенаре. Соседка даст еще.

Генри жадно впивается в оранжевую мякоть, перемалывает ее зубами, высасывает терпкий сок. Глаза Парирау смотрят на него печально. Она подурнела, осунулась. Те Иети скончался четыре дня назад, и за все это время Генри не видел, чтобы девушка прикоснулась к еде.

Кусок сейчас никому не лезет в глотку. Третьи сутки в крепости нет воды. Ручей иссяк внезапно, будто ушел под землю, и все нгати увидели в этом признаки гнева великого Тане — покровителя жизни. Вскоре обнаружилось, что винить бога не стоило: воду у племени отняли англичане. Забравшись на скалистые плечи горы, ближайшей соседки Маунгау, взрывом бочки с порохом они отвели ручей в новое русло. Теперь он стекал с утесов чуть левее, чем прежде, обходя укрепленную деревню стороной. Запасов воды в крепости не было. Уже на следующий день воины, женщины и дети принялись сосать сырые овощи, чтобы унять усиливающуюся жажду. Как нарочно, за всю неделю не выпало ни капли дождя, а солнце палит, как в жарком январе.

Хуже всего приходится детям: силы взрослых питает ненависть и сознание долга, а малышам всего не объяснишь. Они знают одно — хочется пить. Ребячий плач днем и ночью доносится из-под земли, где в крытых траншеях прячутся все, кто не может воевать: дети, пожилые женщины, раненые. На сооружение многослойных крыш пошли жерди изгороди, полусгоревшие обломки домов и амбаров, огромное количество дерна. Работали две ночи, всем племенем, зато теперь воины могли не беспокоиться о семьях: перекрытия выдерживали даже прямое попадание снарядов. С тех пор как солдатам Маклеода удалось затащить на горный уступ одну из пушек, спасаться от обстрела стало нелегко: пакеха били по скоплениям людей прямой наводкой. Сейчас жертв значительно меньше — гибнут только воины, которые посменно дежурят у палисадов. Лишь однажды, когда пакеха решились на повторный штурм, потери от шрапнели, несшейся сверху, были велики. В то утро на боевые настилы поднялся каждый нгати, у кого только было ружье, и пушкари постарались вовсю. Но и пакеха поплатились за атаку бастионов: ни один из солдат, достигших насыпи, не вернулся живым. Не удалась англичанам и попытка с наступлением темноты подобрать убитых и раненых. Проникнув наружу через бреши палисадов, нгати опередили их. Наутро почти две дюжины отрезанных голов украсили дырявый крепостной частокол.

Затянувшаяся осада па серьезно подорвала престиж майора Маклеода. Полковник Деспард, не получив своевременно подкрепления, так и не отважился на решительные акции против нгапухов и отошел со своими войсками в сторону Корорареки. В пакете, доставленном из Окленда связным офицером, губернатор Фицрой с недоумением вопрошал майора о причинах задержки и прозрачно намекал на возможность присылки к Маклеоду «компетентных в военном искусстве лиц». Оскорбленный до глубины души, майор сухо ответил губернатору: никого присылать не стоит, па будет захвачена в ближайшие два дня. Курьер не успел оседлать лошадь, когда отдана была команда готовиться к штурму. И снова атака, снова тяжелые потери… Опять все напрасно.

Поостыв, Маклеод вскоре после штурма созвал военный совет, на который пригласил офицеров, вождя ваикато и даже штатских — Гримшоу и землемеров. На совете решили: подвести к земляному валу крепости траншеи — три для штурмовых отрядов и две для орудий. Иначе всякая попытка взять па лобовой атакой будет заканчиваться так же печально, как и прежние.

Впервые заметив на границе склона земляные работы, Генри решил, что англичане хотят передвинуть линию окопов поближе к открытой площадке, чтобы выиграть во внезапности атак. Не прошло и часу, как ему стало ясно, что здесь пахнет чем-то другим: головы копающих солдат неуклонно приближались к па.