— Джондалар! Джондалар! — возбужденно закричала она.

— Что случилось, Эйла?

— Ничего плохого, наоборот, хорошее. Я кое-что вспомнила!

Он подумал, что она ведет себя как-то странно.

— Ничего не понимаю. — Неужели мысль о потере животных так подействовала на нее?

Она подтащила кусок мамонтовой шкуры к костру и бросила горячий камень прямо на кожу.

— Дай мне нож, Джондалар. Самый острый твой нож.

— Нож?

— Да, твой нож. Я собираюсь вырезать обувь для лошадей!

— Что ты собираешься делать?

— Собираюсь сделать обувь для лошадей и Волка. Из мамонтовой шкуры!

— Как ты сделаешь обувь для лошадей?

— Я вырежу круги, затем проколю отверстия по краям, пропущу сквозь них веревку и затяну ее вокруг лодыжек. Если мамонтовая шкура предохраняет наши ноги, то она предохранит и их.

Джондалар, подумав и представив эту обувь, улыбнулся:

— Эйла, похоже, это великолепный выход. Клянусь Великой Матерью! Какая прекрасная мысль! Что навело тебя на эту мысль?

— Я вспомнила, какую обувь соорудила для меня Иза. Так в Клане делали обувь. И варежки. Сейчас пытаюсь вспомнить, что носили Джубан и Йорга. Эта обувь через некоторое время приобретает форму ноги.

— Хватит ли кожи?

— Должно хватить. Нужно, чтобы горел костер, так как я собираюсь приготовить мазь для порезов и чай для нас. Мы не пили его в последние два дня, возможно, не будем пить, пока не сойдем с этого ледника. Нам нужно беречь топливо, но сейчас не помешает чашка горячего чая.

— Ты права! — улыбаясь, согласился Джондалар.

Эйла очень внимательно осмотрела копыта лошадей, обрезала грубые наросты, смазала и затянула вокруг копыт куски кожи. Лошади попытались было сбросить странные и незнакомые предметы, но те были привязаны крепко, и они быстро привыкли к ним. Затем Эйла закрепила такие же куски кожи на лапах Волка, который стал грызть их, пытаясь стащить непонятную обузу, но вскоре бросил это занятие.

На следующее утро оказалось, что их груз полегчал: они сожгли несколько горючих камней и изрезали шкуру мамонта на обувку для животных. Во время остановки Эйла сняла с лошадей часть поклажи. Но ей было не под силу то, что могли тащить сильные лошади. Несмотря на дорогу, их копыта стали выглядеть лучше, а у Волка лапы вообще почти зажили, что сняло тяжесть с души Эйлы и Джондалара. Обувь для животных оказалась полезной и в другом отношении: на глубоком снегу она служила чем-то вроде снегоступов, и большие тяжелые животные не утопали в сугробах.

Дальнейший путь напоминал первый день их пути по леднику с небольшими изменениями. Больше всего они проходили утром, затем, после полудня, начинал идти снег и дул ветер. Иногда после бурана им удавалось пройти немного дальше, а иногда, разбив стоянку днем, они так и оставались на ней до следующего утра. Как-то им пришлось задержаться на одном месте два дня, но такой неистовой снежной бури, какая была в первый день, больше не повторялось.

Поверхность ледника была не такой гладкой и плоской, как показалось при первом взгляде на сверкающий под солнцем лед. Они с трудом пробирались через огромные сугробы мягкого, похожего на пудру снега, наметенного буранами. А там, где ветры смели снег, они, с хрустом ломая ледяные наросты, соскальзывали порой в мелкие ямы и выбоины, и их ноги застревали в них, а сами они с трудом удерживали равновесие. А то вдруг налетал шквалистый ветер, кстати, сильный ветер почти не стихал, и к тому же они постоянно волновались по поводу невидимых расселин, прикрытых сверху тонким снежным настом или ледяными карнизами.

Им попадались открытые расселины, потому что в центре ледника, где воздух был сухим, не хватало снега, чтобы замести их. Пронизывающий до костей холод не становился слабее. От дыхания образовывалась изморозь на меховых капюшонах. Капли пролитой из чашки воды замерзали на лету. Кожа на лицах от резкого ветра и яркого солнца зашелушилась и стала почти темной. Им постоянно угрожало обморожение.

Начало сказываться переутомление. Реакция ухудшилась, притупились восприятие и оценка окружающего мира.

В тот день полуденная метель не утихала до ночи. Утром Джондалар забеспокоился, что они теряют время. При жутком холоде приходилось дольше греть воду, и их запас горючих камней таял прямо на глазах.

Эйла проверила заплечную сумку, затем стала рыться в спальных мехах. Она не могла вспомнить, сколько дней они находятся на леднике, но, вдумавшись, решила, что слишком много.

— Быстрее, Эйла! Что ты там возишься? — взорвался Джондалар.

— Я не могу найти мои очки.

— Я же говорил тебе, чтобы ты берегла их. Хочешь ослепнуть? — вновь рявкнул он.

— Нет, я не хочу ослепнуть. Почему ты думаешь, что я стремлюсь к этому?

Джондалар схватил ее спальный мех и яростно потряс его. Деревянные защитные очки упали на землю.

— В следующий раз смотри, куда кладешь их, — сказал он. — А теперь вперед.

Они быстро упаковали вещи, хотя Эйла дулась на Джондалара и не хотела с ним разговаривать. Он подошел и дважды проверил, как она завязала веревки. Эйла, схватив повод Уинни, повела лошадь в сторону, прежде чем он успел проверить груз.

— Уж не думаешь ли, что я сама не справлюсь с лошадью и грузом? Ты же сказал «вперед». Тогда почему теряешь время? — бросила она через плечо.

Он хотел лишь проявить заботу. Она даже не знает дорогу. «Пусть побродит кругами, пока не придет и не спросит меня, куда идти», — подумал он, последовав за ней.

Эйле было холодно, и она устала от изнурительной дороги. Она двинулась вперед, нисколько не заботясь о том, что ее окружает. Если он так спешит, то они поторопятся. Если они когда-либо дойдут до конца ледника, то больше, как она надеялась, она никогда не увидит его.

Волк возбужденно бежал за Эйлой. Ему не нравилась такая внезапная перестановка. Высокий человек всегда шел первым.

Волк обогнал женщину, которая устало и слепо брела вдаль, равнодушная ко всему, кроме холода и своей обиды. Внезапно Волк остановился и преградил ей путь.

Эйла вместе с лошадью обошла его. Тогда он опять забежал вперед и опять преградил ей путь. Она не обратила на него внимания. Тогда он лег у ее ног, но она оттолкнула его в сторону. Волк бросился ей под ноги и, сев, взвизгнул, стараясь привлечь к себе ее внимание. Она пробрела мимо него. Тогда Волк побежал к Джондалару, прыгнув на него, рявкнул, затем понесся к Эйле и снова к Джондалару.

— Что-то случилось? — наконец заметив Волка, сказал Джондалар.

Вдруг он услышал страшный звук и глухой гул. Воздух заполнили фонтаны легкого снега.

— О! Нет! Нет! — бросившись вперед, закричал с болью в душе Джондалар. Когда снег успокоился, стало видно Волка, стоявшего на краю разверстой пропасти. Он задрал морду и издал долгий неутешный вопль.

Джондалар, распластавшись на краю расселины, взглянул вниз.

— Эйла! — отчаянно закричал он. — Эйла! — Он почувствовал, как свело желудок. Все бесполезно. Она никогда уж больше не услышит его. Она погибла на дне этой глубокой расселины.

— Джондалар! — донесся издалека слабый испуганный голос.

— Эйла! — С надеждой он посмотрел туда.

Далеко внизу на ледяном выступе в стене глубокого ущелья стояла до смерти перепуганная женщина.

— Эйла, не двигайся! Стой абсолютно спокойно! Этот выступ может обломиться.

Она жива! Трудно в это поверить! Это просто чудо! Но как ее достать оттуда?

Окаменев от страха, отчаянно вжимаясь в стену ущелья, Эйла из последних сил цеплялась за ледяной выступ. Ведь за мгновение перед этим, думая о своем, она брела по колени в снегу, чувствуя страшную усталость. Холод, глубокий снег, путь по льду лишили ее энергии, истощили все ее силы. Хотя она и пыталась бороться, но единственной ее мыслью было добраться до края огромного ледника.

И вдруг раздался громкий треск. С тошнотворным ужасом она внезапно ощутила, как прочный лед уходит из-под ног, и ей неожиданно вспомнилось землетрясение, которое случилось много лет назад. Инстинктивно она пыталась ухватиться за что-то, но, кроме снега и льда, ничего не было. Она почувствовала, как падает вместе со снежным настом, который разрушился под ее ногами. Непонятно, как она оказалась на этом выступе.