Кэтти-бри сидела на поднятой платформе баллисты, расположившись у свечи, постоянно делая записи на пергаменте. Дриззт нагнулся над бортиком, его пергамент был скатан и лежал в кармане плаща. Следуя мудрым указаньям Дюдермонта, все шестеро, которые были в пещере слепой ведьмы, должны были записать стих так, как они его запомнили. Пятеро смогли написать необычайно большую часть. Уэйллан, не особо опытный в обращении с буквами, надиктовал то, что вспомнил обоим, Харклу и Робилларду, которые каждый отдельно записали слова, оставалось только надеяться, что без собственных интерпретаций.
У Дриззта не ушло много времени на то, чтобы записать стих, по крайне мере те части, которые он особенно ясно помнил, части, казавшиеся ему существенными. Он понимал, что каждое слово может предоставить необходимую подсказку, но он был просто слишком взволнован, слишком переполнен чувствами, чтобы обращать внимание на мельчайшие детали. Во второй строчке стиха, ведьма упомянула отца Дриззта, и после несколько раз намекнула на то, что Закнафейн выжил. Дриззт мог думать лишь об этом, это было все, на что он мог надеяться и что он мог запомнить.
Кэтти-бри была более старательна, ее запись стиха была куда более полной. Но она тоже была переполнена чувствами и удивлена, и просто не ручалась за точность своих записей.
“Я бы хотел разделить с ним вот такую вот ночь”, — голос Дриззта потряс тишину столь внезапно, что девушка чуть не проткнула пером тонкий пергамент. Она посмотрела на Дриззта, чьи глаза были подняты, его взгляд был сосредоточен на луне.
“Только одну”, — продолжил дроу. “Закнафейну бы понравилась ночь на поверхности”.
Кэтти-бри улыбнулась, не сомневаясь в этом. Дриззт много раз говорил с ней об отце. Душа Дриззта была наследием души отца, а не злой матери. Оба были похожи, и в бою и в сердце, с единственным заметным отличием в том, что Дриззту хватило мужества уйти из Мензоберранзана, когда же Закнафейну нет. Он остался со злобными темными эльфами и впоследствии был принесен в жертву Паучьей Королеве.
“Он отдан Лолс и ей же отдан как пустяк”
Внезапно вспомнила Кэтти-бри верную строчку. Она прошептала ее разок вслух, послушала отзвук и поняла, что строчка была точной, она повернулась обратно к пергаменту и нашла строчку. Она написала лишнее “для” вместо пропуска и она быстро исправилась.
Любое маленькое слово может быть существенно.
“Подозреваю, что опасность, с которой я сейчас столкнулся, превосходит что-либо виденное нами”, — продолжил Дриззт, говоря с собой не меньше чем с Кэтти-бри.
Кэтти-бри не упустила то, что он использовал единственное число “я”, вместо множественного “мы”. Она тоже была вовлечена, момент, который она собиралась прояснить, но она вспомнила еще одну строчку, навеянную заявлением Дриззта.
“И ты теперь пойдешь по темному пути”.
Кэтти-бри поняла, что это была следующая строчка, и ее перо вернулось к работе. Дриззт снова заговорил, но она его едва слушала. Но, все же, она расслышала несколько слов и прекратила писать, подняв взгляд с пергамента, что бы посмотреть на дроу. Он снова говорил о том, что отправиться один!
“Стих предназначался нам обоим”, — напомнила ему Кэтти-бри.
“Темная тропа ведет к моему отцу”, — ответил Дриззт, “к дроу, которого ты никогда не встречала”.
“Что ты имеешь в виду?”
“По пути должен пойти я …”
“Со мной”, — решительно сказала Кэтти-бри. “Только не делай этого снова!” — крикнула она. “Ты уже ушел однажды без меня, и чуть не погубил из-за собственной глупости себя и нас”.
Дриззт развернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Как он любил эту женщину. Он знал, что он не сможет спорить с ней об этом, знал, что какие он ни приведи аргументы, она их нивелирует, или просто проигнорирует.
“Я иду с тобой до конца”, — сказала Кэтти-бри ровным бескомпромиссным голосом. “И как мне кажется Дюдермонт, Харкл и, может, еще кое-кто пойдут с нами. И только попробуй нас остановить Дриззт До’Урден!”
Дриззт начал было отвечать, но передумал. Зачем стараться? Ему никогда не уговорить друзей, позволить ему идти по этому темному пути одному. Никогда.
Он снова посмотрел темную воду, на луну и звезды, его мысли возвращались к Закнафейну и к “сокровищу моему”, которое ему показала ведьма.
“У нас уйдет не меньше двух недель, что бы добраться до порта”, — пожаловался он.
“Три, если не поднимется сильный ветер”, — влезла Кэтти-бри, не отводя взгляда с крайне важного пергамента.
Не так далеко, на главной палубе прямо под бортиком кормы, Харкл Харпелл довольно потирал руки. Он разделял недовольство Дриззта тем, что все это займет так долго, едва ли мог вынести очередные две, три недели качки на пустой воде.
“Туман судьбы” — тихо выговорил он, думая о своем новом, сильном заклятье, чарах, которые в первую очередь привели его на Морскую Фею. И казалось, случай как нельзя лучше подходил для того, чтобы привести в действие его новое заклятье.
Глава 11
Надвигающийся шторм
Улыбка Ревджака выросла до ушей, когда он увидел, что слухи не лгали, что Бруенор Бэттлхаммер вернулся в Долину Ледяного ветра. Они оба прожили бок о бок первые сорок лет жизни Ревджака, но за это время, варвар почти не встречал Бруенора, кроме как в качестве врага. Но потом Вульфгар объединил кочевые племена и отправил на войну в качестве союзников Десяти Городов и дварфов клана Бэттлхаммер против злого Акара Кессела и его гоблиноидных отрядов.
По такому случаю, меньше десяти лет назад, Ревджак стал ценить силу и стойкость Бруенора и всех дварфов. А несколько недель, последовавших за этим, до того, как Бруенор и Вулфгар отправились на поиски Мифрил Холла, Ревджак провел много дней с Бруенором, и быстро сковал себя с ним узами дружбы. Бруенор собирался уйти, но остальные члены клана Бэттлхаммер останутся в Долине Ледяного ветра до того, как Мифрил Холл будет найден, и Ревджак взял на себя ответственность укреплять дружбу между огромными варварами и невысокими дварфами. Он так хорошо поработал, что многие из его народа, включая Берктгара, решили пойти на юг с кланом Бэттлхаммер, чтобы присоединиться к сражению за возвращение Мифрил Холла, и они остались там, на несколько лет.
Мудрому Ревджаку показалось, что Берктгар забыл все это, потому что, когда громадный воин вошел в палатку, чтобы присоединиться к встрече с Бруенором и Стампет, его лицо было глубоко и бескомпромиссно нахмурено.
“Сядь Берктгар”, — приказал ему Ревджак, указав на место подле него.
Берктгар вытянул руку, показывая, что он останется стоять. Он пытался казаться внушительным, понял Ревджак, нависая над сидевшими дварфами. И если стойкого Бруенора это вообще беспокоило, то он не подал вида. Он удобно откинулся на толстое одеяло из наваленных кож так, что ему не приходилось изгибать шею, чтобы смотреть на стоящего Берктгара.
“У тебя все еще такой вид, как будто съел что-то отвратительное”, — заметил дварф Берктгару.
“Почему король ушел так далеко от своего королевства?” — парировал Берктгар.
“Больше не король”, — поправил Бруенор. “Я отдал корону обратно своему пра-пра-пра-пра-прадеду”.
Ревджак с любопытством посмотрел на дварфа. “Гандалуг?” — спросил он, вспоминая неправдоподобную историю, которую ему рассказал Берктгар, о том, как предок Бруенора, самый первый глава клана Бэттлхаммер и основатель Мифрил Холла, вернулся из мертвых, в качестве пленника эльфов дроу.
“Он самый”, — ответила Стампет.
“Можешь звать меня принц”, сказал Бруенор Берктгару, который фыркнул и отвернулся.
“Таким образом, ты вернулся в Долину Ледяного ветра”, — вмешался Ревджак, не позволив развиться неприятной дискуссии. Вождю варваров казалось, что Бруенор недооценивал степень антипатии к дварфам, которую развил в себе Берктгар, либо это — либо Бруенора это просто не заботило. “Ты здесь в гостях?”
“Чтобы остаться”, — поправил Бруенор. “Шахты открываются, пока мы тут говорим. Отчищаются от тварей, заползших внутрь, и чинится система поддержек. Мы начнем извлекать руду через неделю, и на следующий же день начнем ковать товары”.