“Ах да, близнецы”, — сказал Кэддерли, тряся головой не в силах сдержать ухмылку даже при мысли о своем шумном наследии.

Мудрый жрец изучил выражение на лицах четверых, оценив то, что они придержали очевидные вопросы при себе. “Двадцать девять”, — небрежно заметил он. “Мне двадцать девять лет”.

“Через две недели будет тридцать”, — добавил Иван. “Хотя ты и сейчас не выглядишь на сто шесть!”

“Это все задание построить собор”, — объяснила Дансия, и в ее сдержанном тоне был лишь оттенок грусти и злости. “Кэддерли отдал этому месту свою жизненную силу — выбор, который он сделал во славу своего бога”.

Дриззт уставился на девушку, преданный воин, и он понимал, что Дансии тоже пришлось многим пожертвовать из-за выбора Кэддерли. Он чувствовал в ней гнев, но глубоко погребенный, подавленный ее любовью к нему и восхищением его выбором.

Кэтти-бри не упустила ничего из этого. Она, потерявшая любимого, уж точно сочувствовала Дансии и все же, она знала, что эта женщина не нуждалась в сочувствии. За эти несколько фраз, данных в объяснение, в присутствии Кэддерли и Дансии, и внутри залов этого самого набожного здания, Кэтти-бри поняла, что сочувствовать Дансии — значит умалять ее жертву, обесценить то, чего достиг Кэддерли в обмен за свою молодость.

Обе женщины замкнули взгляд друг на друге, глаза экзотической миндальной формы Дансии и большие глаза Кэтти-бри с насыщенным голубым оттенком. Кэтти-бри хотела сказать, “По крайне мере у тебя есть дети от любимого”, хотела объяснить Дансии пустоту своей собственной потери, когда Вулфгар умер до того …

До очень многого, вздохнув, подумала Кэтти-бри.

Дансия знала ее историю, и, просто посмотрев в ее глаза, поняла и оценила то, что было на сердце у женщины.

Восемь человек, ведь Пикел вскоре вернулся, объяснив, что дети спали в саду, и за ним присматривали несколько жрецов, провели несколько следующих часов, обмениваясь историями. Дриззт и Кэддерли казались родственными душами, и они и в самом деле, прошли через множество приключений. Оба противостояли красному дракону и выжили, чтобы рассказать об этом, оба перешагнули через наследия прошлого. Они крепко подружились, как и Дансия с Кэтти-бри, и хотя братья дварфы хотели услышать побольше о Мифрил Холле, им оказалось тяжело вломиться в разговор двух женщин, и в разговор Кэддерли и Дриззта. Постепенно они оставили попытки и заняли свое время Харклом. Он был в Мифрил Холле и участвовал в войне с дроу, и оказался неплохим рассказчиком, подкрашивая свои истории небольшими иллюзиями.

Дюдермонт чувствовал себя странно оторванным от всего этого. Он понял, что скучает по морю и своему кораблю, ему хотелось снова выплывать из Гавани Уотердипа, гоняться за пиратами в открытых водах.

Это бы продолжалось весь день, не постучи в дверь жрец, сообщивший Дансии, что дети проснулись. Женщина двинулась, чтобы уйти с дварфами, но Дриззт остановил ее. Он вытащил статуэтку в форме пантеры и позвал Гвенвивар.

Душа Ивана ушла в пятки от этого зрелища! Пикел тоже взвизгнул, но от ликованья, дварф-друид всегда мечтал встретиться со столь величественным зверем, несмотря на тот факт, что зверь мог ободрать его лицо.

“Близнецам понравиться проводить время с Гвенвивар”, — объяснил дроу.

Огромная кошка легким шагом вышла из комнаты, Пикел следовал прямо за ней, схватив хвост пантеры, чтобы Гвенвивар тащила его за собой.

“ не так сильно, как моему братцу”, — подметил все еще немного ошарашенный Иван.

Дансия собиралась задать очевидный вопрос о безопасности, но ограничилась лишь мыслью, поняв, что если бы пантере нельзя было доверять, Дриззт бы никогда не вызвал ее. Она улыбнулась и грациозно поклонилась, потом ушла вместе с Иваном. Кэтти-бри бы тоже пошла, но осанка Дриззта, внезапно ставшая ровной подсказала ей, что настало время поговорить о деле.

“Вы ведь здесь не просто для того, чтобы обмениваться историями какими бы прекрасными они не были”, — сказал Кэддерли и сел ровно, сложив перед собой руки, готовый услышать самую важную историю во всех подробностях.

Дюдермонт рассказал ее, Дриззт и Кэтти-бри добавляли моменты, которые они считали нужными, а Харкл постоянно приукрашивал историю замечаниями, которые, по мнению остальных четверых, не имели ни с чем ничего общего.

Кэддерли подтвердил, что он читал о Кэрвиче и слепой провидице. “Она говорит загадками, которые не всегда то, чем кажутся”, — предупредил он.

“Так говорят”, — согласился Дюдермонт. “Но именно эту загадку мои друзья не могут проигнорировать”.

“Если провидица говорила истинно, тогда потерянный друг — мой отец Закнафейн находится в когтях злого созданья”, — объяснил Дриззт. “Возможно приближенного к Лолс, или матрона мать одного из правящих домов Мензоберранзана”.

Харкл сильно прикусил губу. Он видел допущенную здесь ошибку, но ему приходилось учитывать ограничения заклятья. Он прочитал стих слепой провидицы, слово за словом, по меньшей мере, десяток раз, полностью запечатлев его в памяти. Но это была привилегированная информация, за рамками заклятья. Туман судьбы содействовал тому, что будет, но если Харкл воспользуется информацией, которую только ему дало заклятье, он может изменить судьбу. И к чему это может привести, к катастрофе или к лучшему исходу, он мог только гадать.

Кэддерли кивнул, соглашаясь с рассуждениями Дриззта, но гадал, как он втянут в это, гадал, какую роль, по мнению своих гостей, он должен был сыграть.

“По моим ожиданиям — это прислужница”, — продолжил Дриззт. “Эктраплановое существо из Абисса”.

“Вы хотите, чтобы я с помощью своих сил подтвердил это”, — заключил Кэддерли. “Возможно, вызвать создание, у которого ты сможешь выторговать или вырвать с боем душу твоего отца”.

“Я понимаю глубину своей просьбы”, — решительно сказал Дриззт. “Йохйол сильное созданье …”

“Я давным-давно научился не бояться зла”, — спокойно заверил его Кэддерли.

“У нас есть золото”, — предложил Дюдермонт, думая, что цена будет высока.

Дриззт прекрасно понимал, что нет. За короткое время, проведенное им с Кэддерли, дроу понял его сердце и побуждения. Кэддерли не возьмет золота, он вообще не возьмет платы. Он не удивился, когда Кэддерли просто ответил, “Одна душа, стоит спасенья”.

“Где Дюдермонт?” — спросила у Харкла Кэтти-бри, когда волшебник ввалился в маленькую боковую комнату, где девушка сидела с Дриззтом.

“Он где-то поблизости снаружи, поблизости снаружи”, — ответил отвлеченный Харпелл. В комнате было два стула, оба были поставлены перед большим окном, которое смотрело на величественные Снежные Горы. Дриззт и Кэтти сидели на них, наполовину лицом друг к другу, наполовину наслаждаясь прекрасным видом. Дриззт откинулся назад, спокойно расположив ноги на широком подоконнике. Харкл минуту обдумывал сцену, потом, казалось, собрался с мыслями и встал между парочкой. Он знаком попросил Дриззта убрать ноги, а затем запрыгнул на подоконник и сел на него.

“Присоединяйся к нам”, — сказала Кэтти-бри с очевидным сарказмом, по крайней мере, очевидным для Дриззта, так как Харкл безмолвно улыбался.

“Конечно же, вы обсуждаете стих”, — заключил волшебник. Это было от части правдой. Дриззт и Кэтти-бри обсуждали новость о том, что Бруенор ушел из Мифрил Холла не меньше чем крайне важный стих.

“Ну, конечно же, обсуждали”, — сказал Харкл. “Поэтому я и пришел”.

“Ты расшифровал еще кусок стиха?” — не слишком надеясь, спросил Дриззт. Харкл нравился дроу, но он научился не ожидать от волшебника слишком многого. Кроме всего прочего, Харкл и его родственники принадлежали к непредсказуемому типу людей, часто способными оказать огромную помощь, как во время сражения за Мифрил Холл, а в иное время они доставляли лишь хлопоты, не оказывая помощи.

Харкл уловил противоречивый тон дроу, и понял, что в этот момент он должен доказать свою состоятельность, хотел передать дроу всю информацию из своего волшебного дневника, пересказать стих слово в слово, точно как его причитала провидица. Но Харкл воздержался от слов, боясь ограничений заклятья и потенциальных последствий.