— Шутит над мальцом, а тот бесится, всех это только еще больше забавляет.

— А что за шутки?

— Обычные. За грань не переходят.

— И он решил отомстить. Заложил Рейниха. Маленький доносчик. М — да, незадача. До конца седмицы еще четыре дня. Слишком много. Ждать не будем, а ты сделаешь вот что…

Вечером того же дня, после ужина Хелг отвел полусотню к опушке леса. Здесь он приказал Лешке раздеться по пояса, а солдатам — привязать мальчишку к дереву. Лешка понял, что с ним будет, только тогда, когда в руках Хелга появился кожаный ремень. После того, как все закончилось, Хелг приказал всем идти обратно, а сам развязал рыдающего мальчишку, и дождавшись, когда тот успокоится, сказал:

— Сказать мне что — нибудь хочешь? Или спросить?

— За что!?

— Давай я тебе расскажу случай из своей жизни. Мне было пятнадцать, я был оруженосцем у рыцаря Ястреда. Он меня взял к себе с девятилетнего возраста, как я стал сиротой. Было дело, бывало порол. В последний раз, когда мне было четырнадцать. Мы тогда остановились на постоялом дворе. Вот я и решил показать себя. Ястред ушел вперед, я пошел следом. А у дверей стоял хозяйский сын, молодой крепкий парень, лупоглазый такой, все на меня смотрел. Я возьми и чуть сверни в сторону, да и основательно приложил того плечом. Парень упал. Я же в кольчуге был. Довольный, вышел из этого трактира, а Ястред спрашивает, что там за шум. Говорю, что парень лупоглазый оступился, а сам улыбаюсь. Ну, оступился и оступился, все так и сошло бы с рук, только хозяйка шум подняла: сыночка прибили. Вот так все и вышло наружу. Отъехали мы с версту, свернули к лесочку, вон там мне Ястред и всыпал. Не за то, что парня плечом двинул, а за то, что соврал, не признался. Потому что если не признался в одном — в другом веры тебе не будет.

А в пятнадцать лет я еще хуже сделал. Глупость сотворил, только она гадливой оказалась. Пошутить решил. Вот и пошутил. Над милордом виконтом. Только тогда он еще не был виконтом, обычный мальчишка, которых в округе пруд пруди. Он нам на дороге попался, найденышем звали. Наказание заслужил отменное. И порка ремнем, вот как тебя сейчас, была еще милостью.

Разделся я до пояса, спиной повернулся, а Ястред ремень Ксандру сует и бить приказывает. Ксандр отказался, ремень на землю бросил. Тогда Ястред приказывает мне поднять ремень и ему дать, а мне спиной к нему повернуться. Что было дальше, как думаешь?

— Вас выпороли?

— Плохо ты слушаешь. Я же сказал, что последний раз меня Ястред порол в четырнадцать лет, а это дело было на год позже.

— И чем кончилось?

— Ксандр бросился к Ястреду, на руке повис, но куда там мальчишке против рыцаря. Тогда он, спину заголив, встал рядом со мной. Говорит, тогда бей и меня. А я ведь его очень сильно обидел. Почти до смерти обидел.

— И почему он это сделал?

— Мы с ним за несколько дней дороги немного сошлись. На коне вместе ехали, на стоянках вместе пищу готовили, котел мыли, лошадей чистили, одним одеялом укрывались.

— И поэтому он?..

— Да, хотя по глупости я обидел его больше некуда. Хоть в петлю суйся. Именно так: в петлю. Но я стал для него своим, ну, вот как парни в полусотне. Там тоже шутят, часто обидно, но в бою за спину можно не беспокоиться. А Ксандр понял, что пошутил я без задней мысли.

Лешка молчал, переваривая рассказ.

— Ты все еще хочешь знать, за что тебя, не дожидаясь конца седмицы, пороли?

— Нет, господин, я, кажется, понял.

— Понять мало.

— Я понял. В смысле, что понять мало. Мне можно идти?

— Иди.

На следующее утро Хелг, сидя в Сашкиной палатке, пересказывал события прошлого вечера.

— Но на этом всё не закончилось. Когда я возвращался, я слышал, как Лешка просит прощения у Рейниха. И сообщает, за что.

— Даже так?

— Ты погоди удивляться. А перед тем, как уснуть, он ко мне в палатку постучался. Вошел, сам не свой, заикается. И рассказывает, что полтора месяца назад в Ларске он вот так же, как я в детстве, какого — то парня в харчевне плечом приложил. И спрашивает, когда пороть за это его буду, сейчас или в конце седмицы. А сам стоит напуганный.

— А ты что ответил?

— Я сказал, что не вижу ничего плохого в том, что он сделал. Малец аж засиял. А я добавил, что в этом нет и ничего хорошего. И отправил его спать.

— Что же, все правильно. Как думаешь, исправится пацан?

— К тому идет.

— Ты там с этим Рейнихом поговори. Пусть меру знает.

— Уже поговорил. Сказал, что шутить — пусть шутит, но не перебарщивает, а не то в следующий раз он, а не Лешка у дерева будет.

— Правильно…

Через день войско снялось с уже обжитого места и направилось на юго — восток. Пришлось немного взять в сторону, обходя длинную, хотя и невысокую гряду. На этом потеряли день, зато шли по нормальной дороге, хотя и немного раскисшей в осеннюю непогоду. К замку Чаплена подошли на третий день к вечеру, было уже темно. Поэтому, выставив дозоры, заночевали немного в стороне от него.

Утром Сашка выехал к самому замку. Мать честная, не фига себе! Это сюрприз и сюрприз неприятный. Ему говорили, что стены этого замка невысокие, не больше трех метров. Для Атлантиса это, действительно, очень мало. Он рассчитывал, что такие стены взять будет не сложно. Вот только как до них добраться?

Местность вокруг была холмистая, на одном из холмов и разместился замок. Холм в сравнении с другими по соседству был невысоким, зато мимо текла река. Небольшая, но быстрая. К северу, откуда она вытекала, местность заметно повышалась, поэтому и скорость реки была большой. Холм, где стоял замок, находился как раз на пути реки, и она резко заворачивала, огибая его. Излучина реки была большой, и замок занимал всю ее площадь. Сама же река охватывала холм с трех сторон, даже больше, а четвертую сторону замка защищал ров, прорытый напрямую через речную излучину.

Большая площадь замка подразумевала и большую длину стены. А, значит, и больший расход камня. Наверное, поэтому, стены замка были такими низкими. Впрочем, даже до них никак не добраться. Спустить реку, прорыв канал? Так река и сама шумно текла вниз. Сделать отвод с севера, прорыв новое русло? Опять же не получится: по обеим сторонам реки высились отвесные холмы. Даже будь они из земли или глины, потребовалось бы несколько месяцев, а холмы под верхним слоем земли были каменистыми.

Фашинами реку не забросаешь, их тут же сметет вода. Туда же унесет и земляное масло, если его вылить в реку. И порохом стены не взорвать, потому что стены нависали над рекой, через которую никак свободно не перебраться. Тот, кто построил этот замок, знал толк.

Сашка загрустил в предчувствии скорой неудачи. Он положит все свое войско, а возьмет замок или нет, это бабушка надвое сказала. Так, кажется, говорится? А вот его бароны и солдаты хорошего расположения духа не теряли. Они были уверены, что их виконт как всегда что — нибудь придумает. Придумаешь, как же!

А еще подпортил настроение барон Мичел, сообщивший, что Чаплен будет защищаться до последнего ополченца, а когда замок падет, то затопит подземелье со всеми своими крестьянами. Ополченцы это знают, и потому будут сражаться отчаянно, иначе погибнут их семьи. Это, оказывается, вполне возможно. Даже он, барон Мичел, мог на это пойти, а уж Чаплен и подавно. Но почему?

— Вы же, ваша светлость, если захватите замок, убьете всю семью барона. Или хотя бы мужчин, а женщин продадите на рудники.

— Нет, с женщинами я не воюю. И с детьми тоже. Но если он так поступит, то и мне придется изменить себе.

— А если он сдастся?

— Не знаю. Я слышал слишком много плохого о нем. Что с ним будет, не знаю, а остальных отпущу.

— Разрешите мне попытаться его уговорить?

— Да, конечно.

Но на мирный сигнал со стороны замка полетели стрелы, барон отказывался идти на переговоры и даже насмехался над ларцами. Он понимал, что взять его замок будет очень трудно, почти невозможно. И он был прав. А потому Сашке этот замок нужно брать. Как угодно, но… без больших потерь. Но как?