— Но тому всего двенадцать лет.

— Зато он сын виконта.

— Но хаммийцы за сына виконта могут дать пять золотых. Да и за этих трех хорошо заплатят. Они же баронеты.

— Нет. Отдашь храмовникам. Эти уже большие. Остальных хаммийцы сумеют укротить. А этих… Особенно этого Венсана. Я не хочу рисковать. Они могут вернуться. Мне мстители не нужны. А от храмовников не возвращаются.

Глава 7

1000 год эры Лоэрна.

На следующее утро после неудачного налета на склад мясника, Сашка отказался идти с ватагой Ловкача, задержавшись в притоне. Когда безрукий (Сашка упорно не хотел его звать Обрубком) поплелся к котлу с остатками еды, Сашка его остановил, принялся рукой доставать из котла маленькие остатки подгорелого мяса — разве такой мелочью наешься? — и стал кормить мальчика с рук. Безрукий ел и хмурился. Когда со скудным завтраком было покончено, тот, взглянув в Сашкины глаза, спросил:

— Почему?

Сашка не стал уточнять вопрос, он его понял.

— Если сейчас у тебя появилась возможность вернуться в прошлое, пошел в рабы или снова бы?.. — Сашка посмотрел на обрубки рук.

Мальчишка скосил глаза в сторону и задумался.

— Не знаю… Я так устал… Мне часто снятся сны, когда я с руками… — Глаза у мальчишки заблестели. — Не знаю… Нет! — уже жестче ответил он. — Не пошел бы!

— А я бы не смог. Не смог бы так, как ты. Мне ведь предлагали пойти в рабы. В домашние рабы. Те, кто предлагал, хорошие люди, мне было бы хорошо, но… я отказался, а потом долго жалел. Но и у тебя не жизнь. Я бы повесился. А… без рук… Значит, утопился бы.

— Зачем я тебе? Такой вонючий.

— Да, пахнет от тебя…

— Я полгода не мылся. Как мыться? Моюсь только летом в городской речке. Прямо в одежде.

— А как ты… ну, это самое… без рук?

— Наловчился, спустить штаны еще можно, а вот одеть. Бывает, по часу натягиваю и культями затягиваю.

— А если пропустить веревку, которую натягивать на крючок?

— Какой крючок?

— Его можно приделать на уровне груди, а веревку из штанов на нее натягивать.

— Интересно…

— А остальные как моются?

— К прачке Магье ходят. Она берет по медянке с двух человек. А если воду не менять, то и с трех.

— А ты почему не ходишь? Денег нет?

— И денег тоже. Я ведь прошу милостыню. Кидают по одной — две монетки в день, бывает и вовсе прихожу с пустом. Но если и были деньги, кто со мной пойдет? Да и раздеться надо и одежду простирать.

Сашка посмотрел на угол, где спал мальчик.

— На полу, наверное, холодно?

— Я привык. Хоть там разрешают спать.

— А как тебя зовут?

— Обрубок.

— Нет, не эта кличка, а настоящее имя.

— Зачем тебе?

— Не хочу я так тебя называть.

Мальчик задумался, закусил губу и сказал:

— Ну, можешь, если хочешь, называй меня Дар.

— Что за дар?

— Меня так в детстве родители называли.

— А где они?

Серые глаза мальчишки потемнели.

— Умерли.

— Прости.

— За что? — удивился мальчик.

— Ну, напомнил тебе.

— Странный ты, Сашка. А сам — то откуда?

— Издалека.

— Это и понятно по твоему говору. А что за местность?

— Россия.

— Не слышал. Наверное, очень далеко?

Сашка кивнул головой.

— Не стоит тебе со мной связываться. Я здесь пария. Ведь если бы вчера ты на стреме не отличился, тебя снова бы избили. Я до сих пор понять не могу, почему вчера Ржавый не приказал. Ты же пошел против него. Сегодня вечером ты меня не корми. Второй раз добрым он не будет. Изобьют.

— Ну это посмотрим. Ты сейчас куда?

— Как обычно, чашку в зубы и милостыню просить.

— А другие мальчишки, ну, из других удач или просто мальчишки, тебя не грабят? Не отбирают деньги?

— Вначале было. Мне ведь лет пять назад руки отрубили. Тогда я был совсем маленьким, лет десять было…

— А сейчас тебе сколько?

— Пятнадцать.

— Пятнадцать? Мне всего тринадцать, а ты, извини, не выглядишь на пятнадцать.

— Да, не извиняйся. Я постоянно голодный. Утром крохи, да вечером кусок, откуда росту взяться?

— И так пять лет?

Дар кивнул.

— Знаешь, что. Пойдем сегодня со мной.

— Куда?

— Вначале купим тебе нормальную одежду, потом пойдем к этой вашей прачке.

— У меня нет денег.

— У меня есть.

— Мне тебе их не вернуть.

— И не надо.

— Тогда я буду должником, и ты можешь по закону составить на меня долговую рабскую запись.

— Ты что? — Сашка аж поперхнулся от возмущения, — никаких долгов не будет. Будем считать, что я куплю одежду для себя, а потом ее тебе отдам. Ведь может она мне не понравиться?

— Может, — согласился Дар.

— Тогда пошли.

Одежду для Дара нашли быстро. В лавке старьевщика отыскались добротные башмаки с широкими пятками, крепкая рубашка, куртка, хоть и старенькая, но вполне надежная. Сложнее было подобрать штаны, но и эту проблему решили. Все это добро обошлось Сашке в двадцать шесть медяков. Еще два медяка Сашка заплатил за то, чтобы на грудь рубашки и куртки пришили по крюку, на которые можно было цеплять веревку, чтобы держались штаны. Купленную одежду скатали в сверток, и пошли к прачке мыться.

За один медяк прачка выделила мальчикам большой таз, нагрела воды, которую Сашка перетаскал к тазу, и ушла по своим делам.

— Мойся сначала ты, — сказал Дар.

Сашка не возражал, он был намного чище оборвыша. Сашка разделся и полез в таз. Вода обжигала.

— Откуда у тебя следы плетей? — неожиданно жестко спросил Дар.

Сашка перестал плескаться и посмотрел в глаза мальчишке:

— От плетей работорговца, — медленно и с расстановкой выговорил он.

— Так ты из рабов?

— Из рабов, — с вызовом ответил Сашка. — И что теперь?

Дар помолчал и ответил:

— Да, нет, ничего, просто я как — то удивился.

— Или запрезирал общаться с беглым рабом?

— Нет, что ты, — поспешно ответил Дар. — Так ты беглый?

— Меня взяли в плен какие — то люди вместе с орками. Отвезли в город, не этот, другой. Отдали работорговцу. Это, — Сашка кивнул головой в сторону спины, — от него подарочек. И потом отдали оркам — храмовникам для жертвоприношения. По дороге я сбежал.

— Вот это да! — восхищенно сказал Дар. — Ты просто молодец!

— Не я, а Овик. Это мой приятель. Я — то что, я — ничего. А вот он… Он всех развязал, руки свои спалил в костре, орка убил. Вот он был молодец. Потом его нашли и убили, а меня не нашли.

— А потом?

— Потом я шел, замерз. Меня подобрал рыцарь с оруженосцем. Дали вот эту одежду, денег дали.

— Хороший рыцарь попался.

— Ястред мне понравился.

— Ястред? — Дар удивленно переспросил.

— Ястред, — согласился Сашка. — А ты что, его знаешь?

— Нет, просто имя показалось знакомым. Нет, просто показалось.

— А одежда эта раньше была его оруженосца, Хелга.

— Как? Хелга? — вновь удивленно переспросил Дар.

— Слушай, что с тобой?

— Нет, ничего, просто твой рассказ необычный. Плен, рабство, побег…

— Ты что, мне не веришь?

— Да ты что, Сашка, я же совсем не это имел в виду. Верю, конечно, верю, просто история очень интересная.

Сашка вылез из таза.

— Теперь ты.

Дар умелым движением спустил штаны, вылез из рваных опорок, что были на ногах, а вот с рубашкой, точнее, тем, что когда — то раньше было рубашкой, оказалось сложнее. Сашка, уже одевшись, помог Дару снять рубашку. Снял и ахнул: настолько тело мальчика было худым и грязным. Прыщи, маленькие язвочки, кусочки коросты покрывали всю грудь и спину безрукого мальчика.

— Залезай, а я схожу за кипятком, тебя надо как следует отпарить.

Вода в тазу быстро стала черной, и Сашке пришлось несколько раз ее менять, заплатив прачке еще одну медянку. Но результат окупился: Дар стал если не чистым, то, по крайней мере, не грязным. На лице у него оказались веснушки. Надо же, а Сашка раньше принимал их за следы грязи. Одев Дару купленную одежду, Сашка с удовольствием посмотрел на собственную работу: Дар превратился из грязного оборвыша в обычного, по меркам этого мира, мальчишку. Только клеймо на лбу и культяпки рук портили картину.