Пленников глубь острова сопровождало всего двое орков. Дорога была покрыта булыжником, такое не часто встречалось в Атлантисе. То там, то здесь от нее отходили развилки, но шли не долго, выйдя на площадь. Около одного из домов, со стороны где тень, лежало с полдюжины людей. Даже не людей, а то, что от них осталось. Без рук, без ног, отрубленных под основание, лица были обезображены — отрезаны уши, кончики носов, выколоты глаза. Впрочем, один глаз каждому был оставлен, просто Лайс не сразу это заметил, так как они были закрыты. Только один человек, точнее то, что он него оставалось, смотрел на него с невыносимой мукой и какой — то дикой тоской и обреченностью одновременно. Лайс не мог оторвать взгляд от глаза изуродованного мужчины.

— Смотрите внимательно. Все они пытались сбежать. Но отсюда никому это не удавалось. Всех ловят и оставляют в таком виде здесь. Быстро умереть на колу не дадим, — и орк удовлетворенно захрюкал.

— Но тот, кто хорошо работает, тот хорошо кушает и живет долго, — продолжил его спутник.

— Насмотрелись? Теперь пойдемте, я вам покажу ваш новый дом.

Пройдя несколько домов, орки ввели пленников в большой дом, даже, скорее, не дом, а сарай. Сразу же ударило в нос запахами пота и немытых человеческих тел. Вдоль стен протянулись ряды двухярусных лежанок. Орки ушли, а к пленникам подскочил мужчина средних лет, сразу же не понравившийся Лайсу.

— Я Бримо, помощник старшего загона. Будете меня слушаться. Кто не слушается меня, тот слушается мою плеть.

Надсмотрщик оглядел вновь прибывших, и скривившись сказал:

— Что — то народ в Атлантисе совсем измельчал. Если ты не будешь выполнять урока, — обратился он к Энрику, — то супа получишь мало и быстро попадешь в суп, — Бримо громко рассмеялся, посчитав это удачной шуткой. — Садитесь в центре и ждите вечера.

Когда стало темнеть, в бараке появились местные обитатели, волосатые и с заросшими бородами. Все они были в разнообразных лохмотьях. Несколько из них, одетых чуть лучше других, подошли к новеньким, с интересом их рассматривая. Особенно их заинтересовали мальчишки, точнее, их одежда, добротная и еще не истрепавшаяся. Но лица у них были расстроенные.

— Что за коротышки? Ничего не влезет.

— А вот у этого, — показав на Грейта, — размер может и подойдет.

— Не — а, разве что Пентюху. Эй, Пентюх, гляди, твой размерчик.

Из — за спин мужчин появился худощавый мужичек, который подошел к Грейту и начал ощупывать его одежду.

— Что хочешь за нее?

— Ничего.

— Так отдашь?

— Нет!

— Я его застолбил, — обратился мужичек к остальным, — если не будет выполнять урок, то помогать буду я.

— Да, бери, нам она мала.

Стоявшие вокруг мужчины стали быстро расходиться: в их сторону шел дородный мужчина с плетью на поясе. Посмотрел на вновь прибывших, скривился и распорядился: «Спать будете там», указав рукой на свободные лежаки. Лайсу с братьями досталась лежанка на втором ярусе, откуда они могли наблюдать за жизнью обитателей барака. Кто — то лежал, некоторые уже храпели, кто — то в углу что — то стирал, кто — то играл в самодельные кости.

Прошло некоторое время, и Бримо ударил в маленький медный гонг. Все разом зашевелились, спящие тотчас проснулись, обитатели барака потянулись в сторону входной двери. Там на нескольких широких полках лежали глубокие миски, которые и стали разбирать. Пошли вслед за всеми и мальчишки. Въехала повозка с большим котлом на ней. Бримо большим деревянным черпаком стал разливать похлебку в миски, выдавая каждому по большому куску все того же внешне непритязательного хлеба. Получили свою порцию и мальчишки.

А похлебка, к удивлению Лайса, оказалась неплохой. Или это он так изголодался по горячей пище за все дни пути с их однообразной едой в виде черствого хлеба? В похлебке даже оказались кусочки мяса. Прежде чем начать есть его, он спросил у сидящего рядом на корточках подростка, чуть постарше его:

— А это что за мясо?

Тот перестал есть и поднял на Лайса усталые серые глаза.

— Ты ешь, не бойся, не человечина. Это точно.

— Спасибо, — вежливо ответил Лайс.

Еще совсем недавно, несколько седьмиц назад разве он был способен на такие слова простолюдину? Он же баронет! Сейчас уже нет, баронетом был раньше, до смерти отца. И тут его вдруг озарило, и как это он не додумал раньше? Ведь в момент смерти отца он из старшего баронета стал бароном. Бароном Венсан. Недолго он был бароном, но — был! Бывший барон Венсан, а сегодня Лайс, мальчишка — раб. Раб у храмовников. Такой же, как и все вокруг него. А еда была сытная, он впервые за несколько седьмиц наелся.

Сдав пустые миски, люди стали расходиться по своим лежанкам. Улеглись на своих местах и мальчишки. Но уснуть не удалось. Неожиданно в противоположной стороне раздался мальчишеский голос:

— Пожалуйста, не надо!

Присмотревшись, Лайс увидел того самого мальчика, которого он спрашивал про мясо в похлебке. Мальчишку тянул в сторону какой — то рослый мужчина, а тот продолжал всхлипывать. Он завел его за блок лежанок, и Лайсу не стало видно, что там происходит. Но он отчетливо слышал стоны, а спустя некоторое время появился всхлипывающий мальчишка, утирающий рваным рукавом слезы. Он забрался на второй ярус и Лайс видел как у того долго вздрагивали плечи.

— А что это там было? — спросил он у молодого парня, лежащего на лежаке через небольшой проход от их лежанки.

Тот пожал плечами и равнодушно ответил:

— Задолжал.

— Чего задолжал?

— Работать надо, урок выполнять, — сказал парень и повернулся к Лайсу спиной.

Лайс ничего не понял, но дальше спрашивать было не у кого.

Утром после плотного завтрака их погнали на работу. Лайса пристроили в пару в молодому рослому мужчине, который первым делом скептически осмотрел его.

— Меня зовут Длинный Бак, будешь делать то, что я покажу. И не смей лениться. Урока нам не дают, но если ленишься, получишь плетью от загонщика. Легонько. Но в конце седмицы если накопишь провинности, то получишь плетей всерьез.

— А что делать — то?

— Доски подбирать по размеру. Твоя задача их подтаскивать.

Первый рабочий день бывшего барона Венсан, а ныне раба храмовников Лайса начался. Не с привычки было тяжело, но сказались уроки в замке, когда Лайс по полдня бегал в кольчуге по двору замка, размахивал мечом, скакал на лошади, одним словом рос не хлюпиком.

Когда солнце поднялось к зениту, Длинный Бак остановил работу.

— Отдых.

Старший напарник принес кувшин, жадно напился, и откуда — то достав кусок хлеба, стал его жевать. Лайсу ужасно хотелось пить, даже проснувшийся голод не чувствовался из — за жажды. Но он только облизал потрескавшиеся губы и отвернулся от напарника.

— А ты чего не пьешь? — вдруг спросил тот, не переставая жевать?

— А можно?

— Конечно. Эта вода для всех.

Лайс с жадностью набросился на теплую воду, но она казалась самой вкусной из всех, что он пил раньше. Длинный Бак отломил кусок от своей оставшейся краюхи и протянул Лайсу.

— Бери. Без отдачи.

— Спасибо. А днем здесь не кормят?

Напарник лишь рассмеялся.

— Ты откуда свалился, парень? Купеческий сынок, одежда богатенькая. А?

Лайс только молча покачал головой.

— А это остров?

— Угу.

— А что здесь все делают?

— Корабли.

— И много?

— Очень.

— А для кого корабли? Для Хаммия?

— Почему для Хаммия?

— В Атлантисе на кораблях плавать не принято. Я что — то не слышал.

— А много ты слышал? Сколько тебе лет? Пятнадцать, шестнадцать?

— Четырнадцать.

— Ого. А выглядишь старше. Или крепкий такой. Не сын кузнеца, часом?

— Нет. А правда, что отсюда не сбежать?

Длинный Бак с насмешкой посмотрел на Лайса и сказал:

— И не думай, парень. Кто пытался, сейчас лежат на площади с одним глазом.

— А если кто — то смог сбежать? Как узнать: сбежал или поймали, разве храмовники скажут правду? Может пробовали сбежать больше людей, чем те шестеро?