— Да… — хриплым голосом говорит Билли. — Такого утра у меня ещё не было. Что это за музыка, Джейни?

— «Лунная соната» Бетховена.

— Темень вы, Уильям, — говорит Мате. — Обожаю эту музыку, как же давно я её не слышала! Спасибо, Джейн.

Всё ещё находясь под впечатлением от музыки, команда подходит к столу и видит натюрморт. Удивлённо осматривают два блюда с блинами, розетки с джемом и сгущенным молоком, большой чайник с готовым чаем. Капитан задаёт вопрос: — Что это, юнга?

— Завтрак, сэр. Я сегодня встала рано и после тренировки решила приготовить вам всем завтрак. Так что угощайтесь, господа космонавты. Приятного аппетита!

— Ну-ка, попробуем… — Чарли садится за стол, наливает себе чай в чашку, берёт блинчик и начинает есть, макая в джем и запивая чаем. — М-м-м-м. Вкуснотища!

— Чего ждём, разумные? Пока он всё съест? А ну, налетай! — кричит кэп, и вся команда садится завтракать.

Я тихо наигрываю сюиты для фортепиано, и под тихую музыку команда завтракает. Когда всё съели и выпили весь чай, отдуваясь посмотрели на меня, в их чувствах — сытое благодушие и обожание.

— Эх… Какой талант! И торгуется, и готовит, а играет-то как!.. Джейни, ты чудо просто! — говорит Чарли.

— Это точно! — эхом летит по кают-компании.

— Капитан, у меня такое странное чувство, что на «Арктуре» нас ждёт новый член экипажа.

— Это как? И кого?

— Не знаю. Но Чарли говорил, что в инженерной секции нужен ещё один рукастый разумный — и сейчас я внезапно поняла, что мы найдём его на «Арктуре». А кто он — я не знаю, там увидим…

— Хм… Ладно, проверим твоё чутьё.

— Проверим-проверим… — со смехом вторит команда.

— Джейни, а сыграй нам ещё что-нибудь. Пожалуйста! — просит Билли.

И я играю — играю так, что душа поёт и плачет вместе с музыкой. Перед закрытыми глазами пролетают лица моих родных: их смех и слёзы, радости и печали. В моей памяти они живые, душа плачет и рвётся за ними вслед. Проклятая моя память. Когда мелодия заканчивается, некоторое время стоит оглушительная тишина. Мои щёки сырые от слёз. Поворачиваюсь на стуле — и вижу заплаканные лица девушек, Билли, смотрящего в потолок, и чувствую щемящую грусть в эмоциях всех. Затем капитан хлопает себя по коленям и хриплым голосом говорит:

— Так, Билли, ты уходишь в помощь Чарли, Владу и Джейни — на вас обслуживание движков. Пока мы в канале, это надо сделать. Инженерная секция, вам всё понятно?

— Ай-ай, сэр! — отвечаем ему хором.

Капитан излучает довольство и улыбается.

— Джейни всего ничего в команде — а уже такой прогресс. Остальные, у нас уборка жилых палуб. Полная уборка! Всем понятно?

— О, не-ет… — несётся стон остальной команды.

— Ха-ха-ха-ха! — смеётся капитан. — Работать с вами ещё и работать! — констатирует он.

Ухожу к себе в каюту и надеваю КОКОС. За спину — ранец с кислородной системой, на плечи — разгрузку с инструментами. Иду в инженерный. Чарли и Влад уже там, а Билли, видимо, ещё копается.

— Ладно, — говорит Чарли. — Мы с Джейни — в правый пилон, а ты, Влад, с Билли — в левый. Ок?

— Без проблем, — отвечает Влад.

— Ну что, le lactaire, пошли работать?

— Ага, пошли, Чарли.

Отходим к правому борту — там овальная гермодверь, как на кораблях двадцатого века. Чарли подходит, нажимает несколько кнопок на голоклавиатуре справа от двери. Слышно гудение и громкий щелчок. Дверь чуть отходит от проёма.

Чарли открывает её, говорит: — Заходи, — и показывает мне на вход. Залезаю в проём, за мной идёт Чарли, закрывает дверь. Нажимает на голограмму справа. Вижу, как доводчик прижимает дверь, и в переборку уходят штыри замка.

— Ну-ка, иди сюда, — и начинает проверять мой КОКОС. Магнитные гермозамки на поясе и подшлемнике, крепления кислородной системы, инструменты. — Вроде всё в порядке. Герметизируй костюм, Джейни.

Я нажимаю кнопку «Герметизация» на пульте управления КОКОСом, что на левом предплечье. Чувствую, как щёлкает магнитный замок на шлеме, тихое шипение системы рециркуляции, затем тишина.

— Включи внутреннюю связь, — слышу тихий-тихий голос Чарли.

Включаю и слышу внутри шлема голос «деда»: — Молодец, юнга.

Сам он уже готов, и сквозь фотохромное стекло шлема видны лишь контуры лица и белозубую улыбку.

Чарли подходит к внешней двери и нажимает несколько раз на голограмму открытия. На внутренней двери голограмма становится красной, слышится затихающее шипение, КОКОС раздувается, закладывает уши. Вокруг странная, страшная тишина.

— Не страшно, le lactaire?

— Страшно, Чарли. Что это?

— Добро пожаловать в вакуум, petite. Предупреждаю: в пилоне сниженная гравитация, где-то 20 % от нормы. Если станет плохо — сразу же говори. Ещё не хватало, чтобы ты в шлем наблевала. Понятно?

— Конечно.

— Ну, пошли, что ли.

Мы пошли. Пониженная гравитация — это что-то… Складывалось ощущение, что меня куда-то постоянно уносит. Как будто я падаю, но всё никак упасть не могу. Вцепившись в поручень, стояла пару минут и тряслась от страха. Но потом, собрав всю свою волю и укрывшись средним щитом, пошла за Чарли. Он только посмеивался, глядя на меня, периодически спрашивая, не стало ли мне плохо. Но минут через пять я привыкла и перестала обращать внимание на это. Чарли подошёл к исполинскому цилиндру плазменного двигателя, выдвинул консоль диагностики и начал с невероятной скоростью нажимать на кнопки.

— Джейни, бери сканер и иди вдоль двигателя, проводя медленно по поверхности. Поняла?

— Ок, Чарли.

Беру странную загогулину рентгеновского сканера и собираюсь идти, но слышу Чарли: — Рыжик, ты ничего не забыла?

Оборачиваюсь и с удивлением смотрю на Чарли: — Я?

— Ох, мелкая! А радиационную защиту кто в КОКОСе включать будет? Или тебе мало того, что ты на Мендуаре хватанула — хочешь ещё?

Смотрю на экран состояния костюма и вижу, что голограмма радиационной защиты неактивна. Стою, хлопаю глазами в полном обалдении.

— Что, солнышко, не такая уж и абсолютная твоя память? Вот так и прокалываются люди… Будь внимательна, это космос — он ошибок не прощает. Включай защиту и за дело.

Активирую защиту, включаю сканер и, всё ещё тихо охреневая от засады собственной головы, начинаю работать. Данные сканера передаются Чарли на консоль, он лишь корректирует иногда мои действия. Так проходит пять часов. Остался один двигатель — точнее, даже не один, а половина. Медленно иду вдоль него, проводя у поверхности снизу вверх, затем шажок в сторону и сверху вниз. И так — вдоль всего двадцатиметрового двигателя.

— Ты как, держишься?

— Устала чуть-чуть, а так нормально.

— Ладно, малыш, немного осталось. Ну-ка, проведи ещё разочек, а теперь вдоль. Хорошо. Рыжик, сможешь панель облицовки снять?

— Смогу, чего тут сложного.

— Тогда снимай, я сейчас на склад схожу быстренько и вернусь, не скучай и не бойся. Договорились?

— Ай-ай, босс.

Чарли бесшумно уходит. Смотрю на экран состояния костюма: пиктограмма кислорода в жёлтой зоне, энергии — ещё в зелёной. Часа на три хватит. Беру с пояса вороток и быстро выкручиваю винты, держащие кусок капота двигателя. Магнитный захват — и загнутая металлопластиковая панель ложится на пол рядом. Под ней переплетение трубок и жгутов толстенных проводов. С виду всё в порядке… ладно, Чарли виднее. Минут через десять, когда я уже успела загрустить, вернулся Чарли, неся в руках трубку с болтовыми зажимами на концах. Обычным с виду гаечным ключом открутил с двигателя точно такую-же и прикрутил новую.

— Всё, Джейни, ставь капот обратно.

Прикручиваю панель на место. Снова сканер в руки — и поехали дальше. Больше проблем не обнаружилось. Собираемся и уходим из пилона. Слышно только моё дыхание в шлеме, да беззвучно вибрирует от наших шагов решетчатый пол мостиков, идущих вдоль двигателей.

Заходим в шлюз, Чарли закрывает дверь. Тихое шипение нагнетаемого воздуха, КОКОС плотно облегает тело, возвращаются звуки и тяжесть. Отщёлкиваю замки и снимаю шлем. Ух, какой чистый и свежий воздух — после довольно спёртого в скафандре! Волосы висят мокрыми сосульками, провожу рукой по шее — рука сырая… я вообще вся сырая, как лягушка. Снимает шлем Чарли, его лицо и волосы блестят от пота.