Фарух выживал, составлял невероятно талантливые тактические схемы по взятию городов и крепостей, каждый раз удивлял и повергал в панику защищавшихся. Однако с упорством достойным лучшего применения пытался покрыть себя славой не только как командир, но и как воин. И терпел неудачу за неудачей.

Его собственные солдаты вместо благодарности за сохраненные жизни, лишь посмеивались над незадачливым воякой. И авторитет Фаруха начинал падать.

Вслед за образованием Империи и большой войной, пришла другая, поменьше. Однако член семьи Нишир не остался без дела. Его армия добивалась успехов и в степях кочевников, и на западных островных рубежах, и в заснеженных лесах севера. Однако все достижения гасли на фоне личных неудач Фаруха. Каждую новую победу он отмечал приходя в себя в походном лазарете или глядя, как бинтуют очередную сломанную конечность.

За солдатами над Фарухом стали посмеиваться командиры, затем крупные военачальники и советники Императора. Желая оградить своего верного слугу от издевок, а вместе с ним и себя, Витий Керай Кулен Первый отправил Фаруха к Хребту Дракона, охранять мир и покой граждан от оскверненных тварей.

Подобное решение стало для потомка Гарана сродни капитуляции после долгой и успешной войны. Фарух разменял пятый десяток, отец давно умер, а его сын так и не преуспел в деле, которое знал и любил больше всего в жизни. Да, он навел на заставе образцовый порядок, пересмотрел пути патрулей в Пустошь, за короткое время очистил все ближайшие леса от Скверны. Однако в душе родилось, и постепенно все ощутимее росло горькое чувство разочарования, которое не могло заглушить даже вино с самым изысканным букетом.

И вот когда казалось, что дальнейшая жизнь распределена и расчерчена до конца существования, богиня наконец решила, что хватит с Фаруха испытаний. Потомок Гарана тогда отправился с личным донесением к командующему всеми Имперскими силами Пределов, остановившегося у Наместника в Сотрете, и на обратном пути, рано утром, решил заглянуть в храм. Он не ожидал какого-то откровения, скорее ответа — почему богиня так сурова к нему? Однако прикоснувшись к алтарю, Фарух неожиданно для всех, и для себя в первую очередь, получил дар.

Тогда началась новая глава его жизни, невероятно яркая и насыщенная. Нишир Фарух Гаран Победитель увлекся изучением искусства Одаренных и хотел сам стать как минимум мастером, а там, если богиня не отвернется, мастером-фармари.

Командующий самой западной заставы Третьего Предела теперь ходил в патруль вместе со своими людьми. Только если его солдаты считали большой удачей не встретиться с оскверненными или тварями, Фарух был противоположного мнения. Каждое проклятое существо, которое ему удавалось убить, приближало командующего к его цели.

В тот день они зашли дальше обычного. Они — это восемь Одаренных, трое егерей, один из которых прибился к заставе относительно недавно, и два десятка солдат. Фарух не беспокоился из-за малочисленности отряда, у него имелся специальный нюхач-кехо, который был способен, по его заверениям, почуять любое создание Скверны за лигу.

Однако в этот раз что-то пошло не так. Один из егерей внезапно вскинул сжатый кулак, призывая к тишине, и Фарух, к тому времени уже на собственной шкуре осознавший, что Одаренные люди немного иного сорта, отдал приказ замолчать и рассредоточиться. Командующий и сам вскоре услышал, как нечто весьма внушительное продирается через лесную чащу прямиком к ним.

Фарух грозно поглядел на нюхача. Сдвинутые антрацитовые брови потомка Гарана напоминали могучие и неприступные утесы. А морщина на переносице была способна внести смятение в самую черную душу. И недовольство командующего оказалось справедливым. Слабый восточный ветер должен был принести хоть какие-то новости о незнакомой твари, однако кехо в ответ недоуменно развел руками. Он не услышал запаха создания Скверны.

Шум, а вместе с ним и тварь (в чем не возникало уже никакого сомнения) приближались слишком быстро. Другой отряд, из той же соседней заставы, давно бы дрогнул. Или началась бестолковая суета и солдаты бы себя выдали. Однако Фаруху удалось вбить каждому, кто скрывался за стенами его крепости, что в их деле первоочередным является дисциплина. Поэтому сейчас несколько десятков человек замерли, укрывшись в тени кустов и за стволами деревьев. Не обнаружив себя лязганьем вытащенного мяча или скрипом голенища сапога. Точно подул зачарованный ветер всесильного сиел, и все солдаты мгновенное обратились в камень.

Нечто, обретшее форму то ли медведя на двух ногах, то ли бешеной переросшей куницы, выскочило на тропу, чуть не сбив с ног ближайшего солдата.

— Арх! — крикнул командующий, даже не пытаясь сорваться с места.

Фарух давно понял и принял незамысловатую истину — чем короче и громче приказ, тем быстрее подчиненные начинают его выполнять. Наверное потому войны в Семиречье были для праправнука Гарана самыми неприятными. Военный язык племен, населявших те земли, казалось, состоял из одних междометий. И вместе с тем все воины прекрасно понимали друг друга. Некоторые слова Фарух даже перенял, успешно используя их на заставе.

Командующий не рванул сам к твари, как бы не хотелось ему лично умертвить порождение Скверны. Нельзя ради призрачного шанса завладеть кольцом вносить суматоху в ряды солдат, в противном случае кто-то может пострадать. А так…

Так сразу три меча вылетели из ножен, запев звонким голосом песню смерти, и один из клинков был в руках того самого нового егеря с редким именем Морац Кер. Солдаты позади ощетинилсь копьями, не давая твари проскочить за спину. Ближайшие к проклятому созданию стали сдвигаться, загоняя его в кольцо.

Твари оставалось лишь обратиться в бегство, однако для этого требовалось развернуться. Потерять драгоценную секунду, за которую Морац Кер бы точно мог дотянуться до покрытой густым волосом шкуры. Сам командующий коснулся арбалета — ранение при обороне Конструкта заставил Фаруха уважать это оружие — хотя понимал, что зарядить его, скорее всего, не успеет.

Когда казалось, что судьба твари предрешена, оскверненное создание выкинуло новую штуку. К которой и сам командующий, и его люди были не готовы. Оно исчезло. Отпрянуло в сторону и стало растворяться в воздухе, как самый настоящий кехо. Не очень опытный, максимум двухкольцевый.

Меч Морац Кера успел прочертить горизонтальную дугу, и Фарух услышал странный, похожий на человеческий вскрик, однако закрепить успех не было суждено. Листья, прибитые к земле многочисленными дождями и холодом, зашелестели, сучья затрещали, зашуршали кусты. Тварь уходила, пусть и раненая, но уходила. Подобного командующий заставы допустить не мог.

Дело касалось даже не столько его самолюбия — разговоры, что патруль Фаруха отпустил тварь разойдутся по заставе быстрее, чем огонь по соломенной крыше, а в любопытстве. Потомок Гарана никогда прежде не видел ничего подобного, хотя считал себя опытным разведчиком Пустоши. Потому, пытаясь не терять ни секунды, он отдал приказ. К сожалению, пришлось довольствоваться общеимперским языком, объясняя детали. Язык Семиречья здесь был бессилен.

— Призрак, Бык, Стрела, Ухо, Болтун, — обратился он к егерям, способным ускоряться, — живо за ним. Гоните к реке. Остальные, за мной!

Еще одна особенность, которая являлась несомненным достоинством Фаруха — командующий ко всему подходил с невероятной скрупулезностью. После своего назначения первым делом он составил подробную карту всех Патрулей, а вскоре и известной части Пустоши. На куске пергамента в палатке командующего земли оскверненных близ заставы были отмечены, как «наше». Фарух искренне полагал, что раз эта территория не принадлежит Императору или кому-то из вассалов, то она его.

Поэтому командующий примерно знал, откуда пришла тварь и, что наиболее важно, предполагал, куда та отправится. Внизу, у подножия крутого холма, покрытого густой шапкой деревьев, раскинулась река. Перейти ее можно было только в одном месте, по поваленном дереву, которое повелел положить сам потомок Гарана. И чтобы добраться до него, придется этот самый холм обогнуть.