Вскинув голову, девочка увидела разъяренного Призрака. Широко расставив ноги и замахнувшись, Морац Кер уже почти выбросил метательный нож. И Юти не нужно было ни одного кольца разума, чтобы понять, куда целится Призрак. Приказ Фаруха явно пришелся не по душе бывшему егерю. Он и не собирался его исполнять.

Однако в самое последнее мгновение в него вцепился Нарах. Молодой человек не мог остановить Призрака, разве только замедлить, позволить Юти среагировать на коварство. И именно это у амиста удалось.

Встретившись взглядом с несостоявшейся жертвой, Морац Кер дрогнул. Злость не ушла из его взора, напротив, к ней добавилось еще что-то — гадкое, желчное. Но вместе с тем Призрак испугался. Стремительным движением он опустил руку с ножом, на мгновение остановился, а после решительно ударил Нараха.

Амиста вскрикнул, будто птица которую подбили на лету, его шея облачилась в красный шарф, шелком заструившимся вниз по груди. А сам Нарах медленно осел на землю.

Морац Кер шагнул назад, на ходу растворяясь в промозглом воздухе. Юти еще видела, как он стремительно сбегает с холма, угадывала по притоптанной траве и листве, однако не отправилась в погоню. Она не заметила, как оказалась возле Нараха, одной рукой поддерживая его голову, другой пытаясь закрыть глубокую рану на горле. Кровь бурными толчками выходила наружу, окрашивая ее пальцы. Несчастный Нарах успел лишь прошептать еще раз.

— Юти…

А после его взгляд застыл. Кровь покидала тело амиста, но уже не так торопливо, как прежде, будто бы даже нехотя. Казалось, он еще жив, попросту глубоко задумался. Девочка все пыталась закрыть несчастную рану, не понимая самого главного и непоправимого — Нарах мертв.

Она не помнила, как и кто ее поднял. Вроде бы это был сам генерал. Еще ей что-то говорили. Однако голос звучал глухо, точно из глубокого колодца. И наконец она уткнулась лицом в мокрую рубаху Ерикана. Пальцы учителя дрожали, а сам он, будто стесняясь собственных эмоций, неторопливо, явно привыкая, гладил девочку по голове. А вокруг гудели чужие голоса.

Не сразу, а постепенно, с большим запозданием, Юти пришла в себя, подняв голову навстречу косому дождю. Ерикан глядел на нее внимательно, словно бы даже с испугом. Девочка стояла, залитая водой, и прислушивалась к себе. Пыталась понять, чего ей не хватает, что отмерло, выгорело, будто попав под тот самый огонь элементи.

И еще странный гомон ушел. Остался один-единственный голос, по-мальчишески задорный, звонкий, никак не подходящий к нынешнему месту. Голос сына Ерикана: «Тот, кого она любит, пожертвует жизнь за нее».

Юти вытерла мокрое лицо и попыталась выудить из себя хоть какую-то эмоцию. Не получилось. Появилась лишь мысль. Гадкая, ненужная, противная. Она Аншара. И пророчество начало сбываться.

Две крохотные фигуры мерили широкими шагами маслянистую, плодородную до бесстыдства почву Ближних Земель. Двигались они странно. Поодаль от основных дорог. Предпочитая утоптанный тракт пролескам, а широким харчевням на очередной развилке затянутое облаками небо и крохотный костер.

Каждому путешественнику, паломнику, торговцу, марширующему солдату известно, что путь становится значительно короче, когда рядом с тобой тот, кто может скрасить его. И необязательно вести хитроумные разговоры, простой треп, сальные шуточки и даже пошловатые песни тоже весьма подходят для этого дела.

Однако то ли путники не знали подобной, довольно незамысловатой истины, то ли напротив не желали, чтобы дорога становилась короче. Иными словами, они молчали. Точнее старик, то и дело поглядывающий на худого паренька, порой пытался заговорить. Но все время натыкался на глухую стену молчания. Мальчонка упрямо вертел головой, делая вид, что он сейчас невероятно занят.

Лишь единственный раз за все время паренек заговорил. Когда кавалькада всадников, укрытых дорожными плащами, лениво проехала им навстречу. До них оставалось совсем недалеко, каких-то тридцать шагов. И если бы путники не успели юркнуть в кусты, переходя главную дорогу, то точно бы встретились со всадниками. Однако закатная темень, плотная пелена облаков и осторожность оказались в колоде карт, торчащих у парочки из-за пазухи.

Они проводили взглядом кавалькаду, пока та не скрылась за дорожным поворотом. И лишь после двинулись дальше. Старик молчал, искоса поглядывая на мальчонку, точно ожидая чего-то. И, надо сказать, дождался.

— Десять Воронов, — заметил парнишка. — На местной дороге. Странно.

— Девять, — поправил его старик.

— Я насчитала десять.

— В начале едет женщина, уж ее ты могла определить. Пусть она и сидит верхом, как мужчина, но у нее слишком толстые бедра.

— Что она делает с Воронами?

— Скорее, что Вороны делают с ней, — нахмурился старик. — Судя по всему, сопровождают. Отсюда рождается другой вопрос. Какой властью и влиянием надобно обладать, чтобы тебя сопровождали Вороны?

На том короткая беседа после многодневного молчания закончилась. Путники выбрались из-за укрытия и, размешивая под ногами вязкую грязь, направились в противоположную сторону от Воронов.

Солнце поменялось с луной восемнадцать раз, прежде, чем путники достигли конечной цели своего назначения. Да и то, скорее увидели эту цель. Взобравшись на ближайшей взгорье, старик лишь шумно выдохнул и совершил неожиданное действие, то, чего не делал за все путешествие по Ближним Землям — улыбнулся.

Его спутник стоял, завороженный мирадами огней, превращающими ночь в яркое небо, монструозных высоких пауках на крепких стальных ногах — автоматонов, шастающих в темноте, бесчисленному людскому муравейнику, который и не думал засыпать с заходом солнца. И все, на что он сподобился, вновь нарушив своей обет молчания, тихо произнеся.

— Конструкт.

Не сговариваясь, путники сошли с возвышенности и растворились во тьме. Столица манила и звала, как и всякого случайного путешественника. Она влекла богатством и возможностью, застенчиво забывая сказать, что если путник ей не понравится, то злодейка сожрет его с потрохами.

Вот только на этот раз у города, живого, разумного и чрезвычайно коварного существа, оказался невероятно достойный противник. Самый молодой мастер, которого видел мир.