Песня будто разбудила меня, я вздрогнул и стал крутить головой.

Где-то надо мной размывчатый потолок, ребристые борта кроватки. Неясный свет от ночника падает со стороны, покачиваются игрушки, подвешенные сверху.

«Нет, это странно. Высшей расой признаны те, которые дали начало другим расам. Ну, тем, которые называют павшие, вторичные, обычные…»

«Так это же теория», — ответила мама, — «Сегодня мы живём в этом мире, и учёные не могли же забыть про нас, людей-игроков. Вот и подогнали».

«Ну, а тёмные эльфы? Вот ты можешь представить, что они павшие?»

«Да уж, я помню, как ты на уроках Таши не сводил с неё взгляда. Все вы, мужики, одинаковые, у вас степень величия сводится к размерам…»

«Вот опять ты за своё, Люб. Она ж мне помогла с подземельями. И тебе с зёрнами граната. Кстати, зачем они тебе?»

Голоса нырнули в прошлое, и я заволновался, меня стало распирать любопытство. Вылезти бы, послушать, мне это надо узнать.

Зёрна граната? Говорите громче, я не слышу!

И вылезти не могу, я руками-то толком двигать не умею. Кажется, я заворочался, а потом просто заплакал. О, а вот это я умею!

Тут через борта, задевая погремушки, протянулись руки. А потом в губы ткнулось что-то тёплое, вкусное, пахнущее… молоком?

Нет, не молоком.

Твою-то за ногу, опять этот запах. Уж химический аромат зелья здоровья, сбавленный запахом тины, я никогда не забуду. Хотя в сравнении с варевом Кента это ещё настоящий парфюм.

Искры резанули темноту, и я на миг вырвался из забытья. В губы тыкался бутылёк, по щекам струилась жидкость.

— Пей, пей, братан!

— Да не поможет, свиток надо, деревня…

— Во, шевелится!

Я закашлялся, подавившись, открыл глаза. Всё те же коридоры, и что-то оглушительно ревёт позади. Стены сотрясаются, или это меня трясёт?

Холодно в животе, ног не чувствую. Да, прав Лекарь, здесь нубским зельем не отопьёшься. Грамотно порешил меня гоблин, ничего не скажешь.

— Куда?! Герыч, куда, ядрён батон?!

Я растерянно поднял взгляд. Развилка.

Твою же за ногу, я не помню, куда идти. Когда меня здесь вёл Кент, я был в шоке от магического мира, и особо не запоминал путь. Один из проходов к боссу, а другой…

— У-А-А-А!!! — рёв за спиной чуть прочистил мне мозги.

— Тро… тролль?! — разлепил я губы.

— О, да, ещё какой тролль. Большой и злой, да, Толян?

— Кажется, он обиделся на меня. Но песня у меня вышла…

— Братан, чего стоим? — Боря тряхнул меня, и я снова чуть не отключился.

Пипец, так не поступают с раненым в живот, истекающим кровью. Обида и злость придали сил, и я опять поднял глаза, уставился на проходы.

— Я так полагаю, у нашего лидера небольшие проблемы.

— У-А-АР-Р!!!

Я вздрогнул от рыка, а потом поднял руку, ткнул пальцем.

— Направо!

Это было выше моих сил, и я сразу отключился.

***

— Аха-а-ап!

Я распахнул глаза, и сразу же схватился за живот. Клинка нет, а вот дырка в нагруднике есть. Больно, но терпимо.

Вокруг полумрак, вверх поднимаются штабеля ящиков, и мы сидим в одном из проходов. Торчат между досок ржавые клинки, какие-то прутья. Блин, а я ведь помню этот склад.

— Э… — только успел сказать я, как тут же мне рот накрыла ладонь.

Надо мной замаячили тени, я узнал шлем Бобра. В ухо ударил его шёпот:

— Тише ты, Герыч.

— С воскрешением, — дохнула в другое ухо Биби, прижатая моей спиной к ящикам.

— Он где-то здесь, — прошептал Лекарь, прикладывая палец к губам.

Кажется, я понял. Меня воскресили, причём свитком, в полевых условиях. Сил не было, и ужасная слабость во всём теле.

Но я жив! Пипец, твою-то за ногу, я жив!

Опёршись и виновато глядя на помятую Биби, я привстал, занимая более удобную позицию.

Наш ряд ящиков уходил к более светлому проходу, и там в боевой стойке застыла Блонди. Она прядала ушами, прислушиваясь, и только сейчас я услышал, как кто-то в помещении хрустит ящиками и ругается.

— Где они, на?

— Не видно ни хрена!

— Опять бардак, нах! Кому убирать, на?

— Пусть Бурдюк убирает, на.

— Точно, на, — гоблины захихикали, а потом вскрикнули.

Послышалось утробное рычание, хриплый вздох прокатился ветром по складу. Чья-то тяжёлая нога раздавила сразу кучу ящиков.

И как-то сразу я понял, что это тролль, и он всё ещё жив.

— Так, значит… — начал было я, но Бобр снова прижал мне ладонью рот.

Да чтоб тебя! Я гневно свёл брови, а Лекарь свистящим шёпотом объявил:

— Георгий, этот надзорщик-невидимка тоже здесь где-то.

— Во он шпарит, братан. Гоблинов пачками жёг! — Боря округлял глаза.

Пробежавшись взглядом по лицам тиммейтов, я пытался лихорадочно собрать паззл. Пока я был в отключке, Лекарь чего-то учудил с троллем, и ребята смогли добраться до этих складов.

Только теперь ситуация ещё хуже. Тот надзорщик, про которого я теперь с трудом вспомнил, тоже гнался за нами.

Я глянул на Толю, и тот виновато пожал плечами:

— Песня на откате, Георгий.

Боря с бравым видом сжимал булаву, и я понял, хоть одна команда от меня — и он побежит крушить головы. А прячется он так, за компанию.

Подползла Блонди, слушая наши разговоры. Она тоже была потрёпана, но вполне целая. Я оглянулся на Биби.

— Ёжик… — та зажмурилась, потом с жалобным видом сказала, — Не могу опять.

Мне хотелось подбодрить и её, и ребят. Ведь смогли даже со мной на плечах добежать.

И будто мигнуло что-то на стене, как раз за плечом Биби, за трухлявым ящиком. Мигнуло таким синим, сапфировым цветом, и едва заметно заискрилось.

— Братан, там нет прохода, — зашипел Бобр, когда я стал протискиваться мимо Биби к каменной кладке.

Кое-как протиснувшись, и откинув от стены ящик, я припал к каменной кладке. На древнем кирпиче, вылезая из шва, поблёскивал мох. Мягкий, будто плюшевый, отдельные прожилки в нём мерцали, словно пропитанные светоотражающей краской.

Самый настоящий, тот самый, что так любят гномы…

— Чего там, Герыч?

— Мох, — ответил я, поддевая ножиком бахрому на камне, — Синий.

— Ой, — заволновалась Биби.

Пришлось сдуть пыль, стряхнуть немного грязи. И вот я, с улыбкой до ушей, перевалился назад, гордо держа синий лоскут над головой, словно олимпийский огонь.

— Вот, Биби, тебе нужно съесть…

Парни заинтересованно замерли, а Биби переглянулась со львицей, а потом часто замотала головой. Она с подозрением смотрела на мох, в глазах так и было написано, что какую-то штуку, срезанную со стены на грязном гоблинском складе, никто есть не собирается.

— Да это… — я замялся, пытаясь подобрать слова, — Чтоб ёжика почувствовать.

— А ты уверен, братан?

— Наверное, — я пожал плечами, а потом твёрдо кивнул, — Говорят, что гномы используют это для магии.

— ДРУ-У-У-УГ!!! — вдруг прокатился по складу дикий ор.

Голос был хриплый и мощный, будто шёл из трубы. Тут же немного содрогнулись ящики — где-то в дальней стороне склада рухнул штабель ящиков. Грохот и звон хорошо так приложили нам по ушам.

— ДОМО-О-ОЙ!!!

Мы все притихли, переглядываясь, а потом я прошептал:

— Какой ещё друг?

Боря усмехнулся, покосившись на Лекаря:

— Самый лучший друган.

Толя только пожал плечами:

— Я ж не виноват. Песня просто вышла ну очень… проникновенная.

— Ядрён батон, да он у Толяна бубен сожрал, а потом полез обниматься.

Лекарь округлил глаза, видимо, вспоминая. И я понял, что у него ещё проблемы посерьёзнее, чем у остальных — нас-то тролль хочет убить, а вот с Толей дружить.

— Биби, держи, — я схватил Манюрову за руку, и хлопнул лоскут мха ей на ладонь, — Как созреешь, съешь.

— Но… я… не…

Я отмахнулся, оставив Биби наедине с сомнениями, потом стал протискиваться мимо ребят к выходу из ряда штабелей. Там падал неясный свет, и на полу уже маячили тени.

Гоблины, судя по шуму, шуровали между ящиками, разыскивая беглецов, и уже приближались к нашему ряду. Они ругались, сталкиваясь друг с другом в узких проходах, и там же начинали потасовки: