Он подумал о Мередит, которая была в его каюте. Связанная, беспомощная. Может быть, теперь она более готова к сотрудничеству.

Но с ним такая тактика никогда не срабатывала. Наоборот, она ужесточала его сопротивление. О’Коннел научил его, как использовать жестокость против самого себя, как бороться с чувством полной беспомощности, когда ты подвержен самым жестоким прихотям грубых тюремщиков. Он научился владеть своими чувствами, прятать ненависть, выносить невыносимое, чтобы добиться, наконец, заветной цели — освобождения.

Что-то сжалось в его груди, когда он вспомнил, как мучительно ощущение беспомощности, а именно это выражение он заметил на лице Мередит Ситон, когда завязывал ей рот. Это была попытка обмануть его, и страх, и паника пойманного животного.

Не ошибись, сочувствуя ей, сказал он себе. Но это не помогло. Он по-прежнему чувствовал к ней сострадание, и еще нечто большее, что напугало его, как редко что пугало его в жизни, полной жестокости.

Рассвет распространился по всему небу на востоке. Больше нельзя откладывать. Квинн взглянул на лестницу, ведущую на грузовую палубу, и в этот момент на ней появился Кэм. Квинн еще никогда не видел, чтобы его резко очерченное лицо было таким умиротворенным. “Интересно, мое собственное лицо когда-нибудь будет таким”, — подумал Квинн.

— Ну, как она?

— Прекрасно. У этой малышки оказалось больше храбрости, чем я думал.

— Скоро и остальные придут. Жди их, Кэм. Я буду у себя.

— Вам помочь чем-нибудь, кэп?

Вокруг глаз Квинна появились морщинки.

— Мне очень нужна помощь, Кэм, но пока оставайся здесь и следи за погрузкой.

— Что вы собираетесь делать?

Квинн пожал плечами. Он и сам бы хотел знать. Кэм усмехнулся.

— Кошку за хвост?

Впервые за всю ночь Квинн немного расслабился

— Можно и так сказать…

— Когда отходим?

— В полдень. Не позже. Ведь у нас гостья.

— Вы ее там и будете держать?

— Другого выбора у меня нет, Кэм.

— Что бы вы ни решили, я буду с вами, кэп, вы это знаете.

— Знаю, Кэм, — мягко сказал Квинн. — Знаю, — он повернулся и быстро пошел к лестнице на верхнюю палубу. В свою каюту.

Мередит наблюдала за тем, как в каюту просачивается первый свет. Она оставила попытки вырваться. Все было тщетно. Она стала разглядывать комнату, в которой находилась. Может быть, эта комната расскажет ей что-нибудь об этом загадочном мужчине, у которого было столько противоречащих друг другу лиц.

Каюта был а уютной — дорогие занавеси винно-красного цвета, множество полок с книгами. Ее удивило количество книг. Чтение — это не тот вид деятельности, который ассоциировался с игроками и мошенниками. Ей захотелось прочесть названия. Она знала, что можно многое сказать о человеке, узнав, что он читает.

Кровать, на которой она лежала, была большой и удобной. Простыни пахли ароматным мылом и пряностями, запахом, который она всегда связывала с капитаном Девро. После их последней встречи этот запах еще долго оставался с ней.

Мередит вертелась до тех пор, пока не повернулась лицом к задней стене и увидела картину, висящую на ней. Даже в тусклом свете она сразу разглядела, что это была радуга. Потрясенная, она поняла, что это ее картина. Ее радуга!

Элиас говорил, что кто-то интересуется ее работами. Неужели это был Девро? И таким образом разыскал ее? И неужели он ее выслеживал? Если так, то он гораздо опаснее, чем она думала сначала. И гораздо хитрее.

Когда она услышала шаги и звук поворачиваемого в двери ключа, то сразу же вернулась в то же положение, в котором он ее оставил. Но глаза закрывать не стала, как не стала скрывать свои мысли. Эта тактика с ним никогда не была успешной. Она решила встретить его в открытом бою.

Мередит смотрела, как высокий худой мужчина вошел в комнату и подошел к стене, чтобы раздвинуть шторы. Комнату залило солнце. Девушка с удивлением поняла, что он подходит к ней с большой неохотой.

И вот он уже над ней и кажется гораздо выше своего роста. Он был без сюртука, в одной льняной рубашке апаш, узких черных брюках, обтягивающих мускулистые ноги, и высоких черных сапогах из блестящей мягкой кожи, доходивших ему почти до колен. В его теле была такая сила! Она и раньше это чувствовала, но еще никогда так явно.

Она медленно подняла глаза к его лицу, слегка оттененному отросшей щетиной. В его глазах больше не было насмешки. Вместо этого она увидела в них сожаление, и это обеспокоило ее больше, чем угрозы, насмешки или истязания. Те чувства она могла понять, справиться с ними, проигнорировать или стерпеть их. Но она не поняла, что значит это выражение, не заметила тихой задумчивости в его взгляде.

Он отвел глаза, взял стул и поставил его у кровати. Он поместил на нем свое длинное, худое тело, и она опять залюбовалась медлительной грацией его движений. Квинн не выглядел взволнованным, но она ощутила в нем напряжение, молчаливую настороженность, которая находила сильный отзыв в глубине ее сердца. Через несколько секунд, проведенных под его пристальным взглядом, Мередит почувствовала, как возбуждение царапает ее тело. Она и не думала, что так жаждет его прикосновений, жаждет ощутить его пальцы на своей щеке…

Она очень боялась, что на ее лице отразятся эти мысли, потому что не могла оторвать от него взгляд. Почему он на нее так действует?

Ей надо бы ощущать только страх, презрение и осторожность.

Мередит заметила, как смягчились линии его рта, словно он прочел ее мысли, когда, наклонившись, развязал ей рот. Она несколько раз глубоко вздохнула, отчасти потому, что ей было душно, отчасти для того, чтобы успокоиться.

Он перерезал путы, стягивавшие ей ноги и запястья, и пальцы его оказались неожиданно мягкими. Губы были плотно сжаты, но выглядел капитан Девро не враждебно. Только вздувшийся мускул на щеке выказывал его напряжение.

Она потянулась, как кошка, вздремнувшая на полуденном солнышке, пытаясь выиграть время и что-нибудь придумать. Она скорее почувствовала, чем заметила, его пристальный изучающий взгляд и не могла не подчиниться его молчаливому приказу. Она медленно подняла глаза, вступая с Квинном в поединок. Вдруг словно искра пробежала между ними, неожиданная, чарующая, пугающая, словно молния летней ночью. И поразила их обоих.

— Кто вы, Мередит Ситон, — наконец спросил Квинн, и его голос звучал мягко, но настойчиво. — Кто вы и что вы?

Прежде чем ответить, она медленно потерла запястья, словно они еще болели. Мередит Ситон обнаружила, что капитан Девро не хочет причинить ей вреда. И решила, что использует эту неожиданную слабость в своих целях.

— Вы знаете, кто я, — сказала она, сдерживая дыхание, что не ускользнуло от Квинна. — И я могу задать вам тот же самый вопрос.

Он улыбнулся одной стороной рта, и ямочка на его подбородке, казалось, стала глубже. Его глаза, темно-синие непроницаемые глаза, вдруг словно осветились. Она не встречала еще людей, обладавших таким гипнотическим обаянием, людей, которые могли бы включать и выключать обаяние так же легко, как открывать и закрывать дверь.

— Да, но я вас первый спросил, Мередит, и пока еще я хозяин положения.

От Мередит не укрылось это “пока”. С каждой минутой он становился все загадочней.

Она по-прежнему не знала, что сказать. Она обвела глазами каюту и опять остановилась на картине. Лучи солнца, поднимавшегося из-за горизонта, попадали прямо на полотно, и Мередит показалось, что вода на картине движется.

— Какая интересная картина, — заметила она, меняя тему разговора, так как решила, что он не знает о ее занятиях живописью. Она сама ему об этом никогда не говорила и была уверена, что ее брат тоже не стал привлекать внимания к ее жалким потугам. Также Мередит была уверена, что и его брат особенно не хвастался ее подарками.

Капитан Квинн Девро повернулся и уставился на картину, словно впервые ее увидел. В правом углу была подпись: а. Сабр, как раз там, где Мередит подписала холст, подаренный Брётту. Теперь он понял, что ему не давало покоя тогда в кабинете Бретта. Подписи были похожи. Было и еще что-то одинаковое в двух работах, но Квинн никак не мог понять, что Он покачал головой. Не может быть. Просто не может. Не могла одна и та же рука написать эту картину и то безобразие, что у Бретта. Совпадение почерков, имен, вот и все но его любопытство было разбужено.