А как он обманул ее своей нарочитой нежностью! Как oh соблазнил ее взглядом, полным фальшивой страсти! Даже когда он так резко покинул каюту, она все еще ждала, что он вернется! Кажется, она прождала его несколько часов. Ждала, чтобы он пришел, поцеловал ее и дал ей почувствовать что она желанна. А потом она уже не могла больше ждать. Больше она не могла выносить его пренебрежения. Мередит ненавидела себя за этот побег, за то, что не осталась рядом с ним, чтобы продемонстрировать свое полное безразличие к нему. Но теперь поздно. Ей остается только надеяться, что она никогда больше его не встретит.

Когда она добралась до Натчеза, Мак-Клари настояли на том, чтобы проводить Мередит к шерифу, где она еще раз рассказала свою сказку. Она уже столько раз рассказывала ее про себя, что представление прошло без сучка и задоринки.

— Знаете, я не очень хорошо себя чувствовала, — начала девушка, и шериф, быстро узнавший о том, что Мередит была родственницей Вильяма Маттиса из Натчеза, проявил просто бездонное сочувствие и сострадание. Он очень ласково попросил ее описать ее похитителей, и она дала волю своему воображению.

— Один из них был огромный, — сказала она, — и косматый. Как бурый медведь. Другой был тощий, с неровными зубами, и от него плохо пахло. — Тут она расплакалась и упала в обморок, предоставив шерифу в панике звать на помощь. В любое другое время ей бы доставил удовольствие такой обман. Она давно обнаружила в себе любовь к розыгрышам и часто веселилась, подшучивая над напыщенными и властными людьми. Но сейчас ее слезы были непритворными, и больше всего ей хотелось побыть одной, куда-нибудь скрыться от этого высокого загадочного игрока.

Внутренне Мередит уже взяла себя в руки, но внешне продолжала ломать комедию, и когда прибыл Вильям Мат-тис, опять упала в обморок.

Два дня спустя явилась тетушка Опал и забрала ее в Боиарвуд. Еще одна дурная новость поджидала Мередит. Исчезла Дафна.

Капитан Девро вел себя как человек, утративший смысл жизни. Никогда еще Кэм не видел его таким. После того, как они обшарили пароход в поисках Мередит, его лицо приняло мрачное выражение. Он двигался как неживой, а глаза стали пустыми.

Когда они пришли в Натчез, Квинн хотел сесть на лошадь и верхом ехать назад, совершенно упустив из виду, что не знает, где и когда Мередит Ситон покинула пароход. Кэм опасался, что даже если бы Квинн знал, то все равно ничего бы не нашел. Немногие женщины умеют плавать и мало кто из них смог бы справиться с сильным течением Миссисипи.

Но капитан настаивал.

— Она слишком упряма, чтобы просто так погибнуть, — повторял он снова и снова. — Она, наверное, где-нибудь там, одна, замерзшая…

Кэм печально качал головой. Он был ошеломлен, когда капитан привез эту женщину в свою каюту. Но когда капитан сказал, что она тоже состоит в Подпольной железной дороге, Кэму показалось, что она — достойная пара капитану. Кэм не знал точно, что случилось в каюте, но он видел, что человек, которого он привык считать неуязвимым, очень переменился после этого события.

Сейчас его никак нельзя было назвать уязвимым. Если бы они не были на открытой палубе, Кэм положил бы ему руку на плечо, но здесь ему приходилось сохранять пустой взгляд и независимую позу.

— Вспомните, — сказал он мягко, — на нижней палубе пятнадцать человек, судьба которых зависит от вас.

— Мне надо вернуться.

— Мне придется ехать с вами, — сказал Кэм, — никто не поверит, что вы отпустили меня одного на Север. Кому сообщать об этих людях между стенами? Кто о них позаботится?

— Я могу догнать вас… Сесть на другой пароход, который идет быстрее…

— Вам не удастся, капитан.

Квинн глядел на пенящуюся воду. Пятнадцать жизней против одной. И, может быть, и эта жизнь была загублена из-за него. Только из-за него!

Второй раз в своей жизни он стал убийцей. Когда он обернулся к Кэму, в глазах его был ад.

— Мы едем дальше, — сказал он безжизненным голосом, и Кэм, увидев его стиснутые зубы, понял, что Квинн Девро жестоко страдает.

Он ничего не мог поделать. Даже сочувствия Квинн от него не принял бы. По виду капитана можно было понять, что он хочет остаться один.

Кэм отошел, тяжело ступая, оставив капитана смотреть невидящим взглядом, как пробуждается “Лаки Леди”.

Город Цинциннати выглядел гостеприимным другом.

Душа Мередит была сплошной раной, ей был необходим друг. Ей очень хотелось повидать Салли Граймс — теперь она была Салли Бейли — и ее бабушку и дедушку — Мерриуэзеров. И Леви. Может быть, Леви ей был нужен даже больше, чем другие. Ей просто необходимо было убедиться в том, что она делает нужное дело, — потому что, никогда прежде она не чувствовала такой пустоты.

Хуже всего были последние две недели. Они были даже хуже, чем первый месяц в монастырской школе. Дафна исчезла самым загадочным образом, а о Лизе не поступило ни слова. И Пастора не было дома. И в Бриарвуде покой и вовсе исчез — она все объясняла, объясняла и еще раз объясняла. Ее в чем-то обвиняли, подозревали, за что-то бранили, ничего не позволяли.

Она давно привыкла ко всему, но теперь ей приходилось терпеть нападки от многих людей сразу, а она чувствовала себя такой потерянной!

Пребывая в подобном настроении, Мередит поехала к Пастору, но дома не оказалось ни его, ни его собаки, а это означало, что он в отъезде. Мередит сердилась на него за то, что он не сказал ей про Девро. Она подумала мельком, что, вероятно, он не знал о связи капитана Девро с Подпольной железной дорогой, и решила, что такого не может быть. Джонатан Кетчтауэр координировал деятельность организации в Миссисипи и Луизиане. Он знал все станции и всех кондукторов. Если бы он предупредил ее, не было бы того дня на “Лаки Леди”. Она бы тогда смогла объяснить свое присутствие на складе Элиаса и спокойно вернуться домой, и никто бы по-прежнему ни о чем не знал.

Всякий раз, вспоминая о том дне, она чувствовала, как ее переполняет мучительное унижение. И еще одно, совершенно нежелательное чувство. Ее тело просило того, что она сама не могла, не должна была дать ему еще хоть когда-нибудь.

Мередит надеялась, что время сгладит воспоминания о том, что случилось в каюте капитана Девро, но не тут-то было. Со временем желание становилось только острее, а воспоминания об однажды испытанных чувствах превращали жизнь в невыносимую пытку.

А еще она бесконечно вспоминала о Дафне. Роберт и Опал решили, что Дафна убежала, и уговаривали Мередит объявить о вознаграждении за ее поимку. Мередит отказывалась, заявляя, что ей не нужна ленивая и непослушная служанка, так что скатертью ей дорога. Но про себя она не переставала удивляться, думая, что Дафна вряд ли решилась бы на побег в одиночку, без поддержки, и опасалась, что с беглянкой может что-нибудь случиться. Мередит написала детективу и попросила его хоть что-нибудь разузнать о Дафне, но пока известий не было.

Наступил декабрь, приближалось Рождество, и Мередит объявила о своем намерении провести праздники у Мерриуэзеров. Брат не протестовал: он надеялся, что с отъездом Мередит прекратятся и разговоры. А сама она решительно пресекала все попытки навязать ей тетушку Опал. И у Роберта не было выбора — или запретить Мередит, или отправить ее разъезжать без компаньонки.

К тому же Роберт был обрадован проснувшемуся наконец интересу Мередит к их соседу, Гилу Мак-Интошу. Мередит знала, что брат питает надежду вскоре по возвращении своей сестры услышать о ее помолвке. Это бы успокоило непрекращающиеся разговоры о ее двухдневном отсутствии. К несчастью, новости между Виксбургом и Натчезом распространились очень быстро.

Пароход подходил к Цинциннати, а Мередит думала о том, каким чудесным оказался Гил. Он был одним из немногих, кто не задавал вопросов, не рассуждал о том, отчего люди попадают в такое положение, что становится возможным их похищение.

Она тщетно пыталась в него влюбиться. Она даже позволила ему поцеловать себя, надеясь, что вспыхнет хоть одна искра, что ей удастся хоть в малейшей степени испытать те чувства, какие она испытывала к Девро.