— Ну да?! А Лиза Олегу говорила — не можешь.

— Могу. Не хочу. А теперь — ещё сильнее. У меня есть ты. Вектор нужно изменить.

— «Есть» — это слишком громко сказано. Мы оба — зэка.

— А почему у тебя много штрафных?

— Дури много. Как и у тебя. Ха! А ведь, и правда: мы слегка похожи. Тоже вектор исправления не отклоняю. Точнее: раньше не отклонял. А в бригаде Олега заразился их трудоголизмом и изобретательством: уже каждый день по три очка гасятся. Такими темпами…

— Возьмёшь меня замуж?

— О? Вот те й раз? Мы — сидим.

— Выйдем… Детей заведём…

— Тонь, я ж тебе говорил: я — американский диверсант, предатель. По жизни…

— А ты женись на мне и исправься.

— Наивная.

— А я думаю, что это возможно. Диктатор что-то говорил в этом роде. Но цитату не вспомню. Кстати, учти: я не смогу вызывать тебя сильно часто. И очки тут ни при чём. Есть квоты на милование: не более 4-х раз в месяц и не более 6-ти раз в сезон.

— Да?! Так что ж мы глупыми разговорами время тратим!?

— Э. Э-э! Ты только опять в «экспресс» не превратись!

В одно из воскресений, которые и на зоне были выходным днём, когда много свободного времени, Олег и Лиза решили устроить культпоход в парк. Хм. Парк. Это зоновский парк. Маленький: метров сто на сто, но парк. Деревья разные, кусты, много цветов, лавочки, пара беседок. В общем, если забыть про зону — можно приятно посидеть. Одиночки туда почти не ходили: посещение парка стоило половину призового очка — час. Это очень дорого.

Олег уговорил Кобзева Витьку и Тюрина пойти прогуляться. Кобзев ломался, как сдобный пряник: «Зачем мне такие дорогие прогулки?» «Тебе бы только траха… извините, миловаться, а баба — тоже человек. Ради тебя одна Лизкина подруга тоже готова очки потратить. И не для того, чтобы ты её тр… миловал. Цени!» — такими доводами убеждал Олег. Не то, чтоб они так уж сильно подействовали, но Витёк пошёл. Чисто из уважухи. А Тюрин согласился легко. Хотя его перевели в ремвзвод, но отношения с 7-й бригадой продолжал поддерживать. К Чёрному он испытывал благодарность, а Олега уважал и ценил. Уважал как бригадира, а ценил…

На этом нужно остановиться подробнее. Всякие усовершенствования ПАУК-ов они обсуждали вместе. Руки у Тюрина росли нормально, мозги считали лучше компьютера, но фантазия была не очень, бедноватая, прямо скажем. А Олег выдвигал идеи, которые мог выдвинуть только дилетант: фантастические, бредовые, нелогичные с первого взгляда. А потом Тюрин воплощал их в жизнь, иногда слегка дорабатывая до реальности. Чего стоила идея положить горизонтально ПАУК-а? И, ведь, положили! Или вставка в «локти» дополнительных МДР? Насколько удобней и быстрее стало работать! Для человека — глупость: можно довернуться. А ПАУК-у вертеться — целая проблема. Вот так.

В парке было хорошо. Лето — всегда хорошо. Пахли цветы, жужжали пчёлы, порхали бабочки. Тут сегодня были люди, кроме их компашки, но мало. Сначала пять минут побыли, ради приличия, толпой, а потом тихо ускользнули Тоня и Иван. Несколько более прямолинейно и неуклюже ушли Олег с Лизой. С их стороны, как зачинщиков, это было несколько оптимистично и эгоистично. Но их товарищи сами разобрались в ситуации. Очки уже потрачены, в парке хорошо, выходной, приятная компания — чего выделываться? Кобзев безошибочно забрал двадцатилетнюю форточницу Машу, которую взяли на квартирной краже. А тридцатисемилетняя Алла Борисовна осталась с сорокадевятилетним Тюриным. Всё по плану.

Чёрный резвился, как ребёнок: ловил трутиков и бабочек, дарил Тоне, та их отпускала со смехом. Рассказывал ей о джунглях Амазонки, о саванне Африки, о крокодилах и пираньях. Под конец шокировал: исполнил старорусскую песню на старорусском языке. Бабушка учила. Это вызвало у Тони искренний восторг.

— Здорово! Ничего не понятно! Понятно только, что на нашем, славянском наречии. Вань, ты сегодня такой весёлый. Совсем не Терминатор. На колено! Быстро стань на одно колено.

Тоня нашла ветку на земле, взяла с важным видом, приложила её к плечу Ивана.

— Рыцарь Терминатор, за особые заслуги перед народом, произвожу вас в очередное звание: Железный Дровосек с пламенным сердцем! Аминь!

— А «аминь» тут причём?

— Будешь задавать дурные вопросы — уйду второй женой к Литвину.

— Ты это… Так не шути.

— Извини, глупость сказала. Ты — самый лучший!

Что-то защемило в груди у Ивана. Всё было не так. И в СССР, и с Тоней. И с ним самим тоже. Как из куколки вызревает бабочка. Куколка — это он. Чтобы переключить внимание Ивана с глупости, которую она ляпнула чисто по-женски, Тоня сменила тему.

— А чему ещё тебя учила бабушка?

— Азбуке. Ас, Боги, Ведает, Глаголит, Добро и так далее.

— «Аз», не «Ас».

— Бабушка учила: «Ас». Асы летали, как Боги. Сказки рассказывала.

— Это и у нас сейчас в школах учат. Я уже не застала. Слушай, раз ты — американский шпион — должен учить нашу культуру. Не всему же тебя бабушка выучила? Это, кстати, рейтинг патриотизма немного повышает. Вдруг — зачтётся? Я тоже буду проходить курс старой культуры. Будет у нас общая тема. А ещё: сказки мне будешь рассказывать. Будешь?

— Куда я денусь? Хотя… Мне не очень нужны разговоры: не могу наглядеться в твои глаза. А сказки… Знаешь, я последние два месяца трачу очки на познавательные программы. Очень много узнал нового по истории. Нам в Америке всё рассказывали совсем не так и очень мало.

— Не, он не гомик. Просто — придурок. Я тоже в железяках ковыряться люблю. Но это когда нет тебя рядом. Разве можно сравнить холодные железяки и горячую бабу?

— Олег…

— Извините, женщину. Вот. А Тю… Тюрин конкретно гонит, извините… зациклен на железяках. Но мне он нужен. Да и привык к нему. Он нормальный. Не переживай за свою Аллу.

— Хм, и не думала. Сами разберутся, не маленькие.

— Позвольте полюбопытствовать, милая Маша, что заставило вас потратить добытые потом и кровью призовые очки на общество такой развратной личности, как я? Это не слишком прямолинейный вопрос?

— … Ха-ха! Не было никакой крови. Я такой же оператор на ПАУК-3, как и Лиза. А почему?.. Девки все говорили что ты — интересный. Не только в постели. А чё? Не понравишься — больше не приду.

«Я — не понравлюсь?!… Кстати, я с ней не миловался. Почему? То ли — новенькая…»

— А ты давно на зоне?

— Не очень. Три месяца. Недавно с КМЗ на общак зашла.

— И чем вы занимались, барышня?

— На воле? Дурью маялась. Форточница я. Залезаю, ворую, ухожу. Иногда отрываю дверь компании, если работаю не одна, а замки — трудные.

— И как вы дошли до жизни такой?

— Из России на гастроли приехала. Дура! Говорили мне: не едь, посодют. Решила проверить. Проверила.

— Любопытно. Но я бы хотел узнать более далекие времена вашей биографии.

— Мама, папа — инженеры. До третьего класса была отличницей. А потом мы съездили на дачу. Авария. Живой осталась только я. Родственников, готовых меня к себе взять, не нашлось. Детдом. Директор лет в четырнадцать меня изнасиловал. Потом подкармливал, и ещё трахал, извините, сношал. Смирилась. Но учить стала не русский язык и физику. Нож, обман, феня — эти предметы стали более полезны. Когда исполнилось семнадцать — пошла не в ПТУ, а в банду. Три года работы — вот мои институты. Давние времена биографии, если твоими словами.

— Мда… Кстати, тронут вашей откровенностью.

— Жалеешь?

— М-м-м… Есть немного.

— Плюнь.

— У меня есть родители. Но я их вычеркнул из жизни. Когда я служил в Афгане, меня бросила девушка, Алина. А родители не написали ни слова. Я счёл это предательством. Меня ранили, потом вся эта чехарда 91-го, уехал к сослуживцу в Самару. Стал киллером, извините, наёмным убийцей. Долго везло. Потом поймали, хорошо хоть, не убили, сел. Вернули на Родину, в СССР.

— Умный, умный — а дурак. Нельзя с родителями так. Они тебе добра желали. Чтоб ты в бою не психовал лишний раз. Поэтому не написали.