Шон пересек реку ниже бассейна водопадов. Над ним вверх круто уходил откос, в складках которого росли темно-зеленые кусты – высотой в тысячу футов, он закрывал солнечный свет.

Водоем среди папоротника и зеленого мха, камни черные и скользкие от брызг. Холодное место, солнце сюда не попадает, вода с ревом падает белой завесой, похожей на дым.

Шон вздрогнул и поехал дальше, вверх по склону.

Теперь он знал, куда ведет его инстинкт. Расстроенный, он пришел к своему первому дому.

Под его ногами земля Кортни, она уходит вниз и тянется до самой Тугелы. У Шона защемило в груди. Но вот наконец он достиг вершины и остановился, глядя на Тёнис-крааль.

Он узнавал внизу знакомые приметы: дом, за ним конюшни и помещения для слуг, загон, в котором паслись, помахивая хвостами, лошади; глубокие чаны меж деревьями – с каждым из них связаны особые воспоминания.

Шон спешился и сел на траву. Закурил сигару и погрузился в думы о прошлом.

Прошел час, потом другой, прежде чем он вернулся в настоящее, достал из кармана часы и посмотрел, который час.

– Второй час! – воскликнул он и встал, чтобы отряхнуть пыль с брюк и надеть шляпу перед спуском с откоса. Вместо того чтобы двинуться к реке, он остался на землях Тёнис-крааля и двинулся поверху, собираясь пересечь участок в районе моста. Изредка ему встречался пасущийся скот – по несколько голов; животные были в хорошем состоянии, отъелись на свежей траве: земля использовалась не в полной мере. Когда он проезжал, животные поднимали головы и смотрели на него с бессмысленным коровьим удивлением.

Лес сгустился, потом вдруг кончился; теперь перед Шоном лежало одно из болотистых углублений, которые тянулись вдоль реки. Сверху это место заслоняли деревья, поэтому Шон только теперь заметил на дальнем краю топи оседланную стреноженную лошадь. Шон быстро поискал глазами всадника – и нашел его в болоте, по шею в яркой ядовито-зеленой папирусной траве. Голова исчезла, в траве что-то зашевелилось, потом кто-то забился и послышалось паническое мычание.

Шон быстро обогнул болото и подъехал к лошади. В болоте появились голова и плечи человека, и Шон увидел, что он весь в грязи.

– В чем дело? – крикнул Шон, и голова повернулась к нему.

– Там впереди увязло животное.

– Держись, я тебе помогу.

Шон снял пиджак, жилет, рубашку и повесил их вместе со шляпой на ветку над головой. Погрузившись по колено в грязь (она булькала и выпускала пузыри газа, когда он ее тревожил), обеими руками раздвигая жесткий тростник, Шон наконец добрался до них.

В трясине увязла старая черная корова; ее задние ноги провалились в яму с грязью, а передние были беспомощно подогнуты под грудь.

– Едва не утонула, – сказал человек. Шон посмотрел на него и увидел, что это не взрослый мужчина, а юноша. Рослый для своих лет, но поджарый. Темные волосы коротко подстрижены, большой нос свидетельствует, что он Кортни. С неестественным напряжением в животе Шон понял, что смотрит на своего сына. У него перехватило дыхание.

– Не стойте тут! – рявкнул молодой человек. От груди вниз он был покрыт блестящим, дурно пахнущим слоем грязи, пот тек по его лицу, размывая пятна ила на лбу и щеках; тяжело дыша открытым ртом, он склонился к корове, удерживая ее голову над поверхностью.

– Надо тащить, – сказал Шон. – Держи ее голову над водой.

Он прошел к заду коровы (грязь жирно забурлила у его пояса) и окунул руки в трясину в поисках попавших в западню ног.

Ему с трудом удалось обхватить толстую кость и сухожилие под коленом. Шон примерился, откинулся и потянул, постепенно добавляя усилия всего тела, пока не почувствовал: у него в животе вот-вот что-то лопнет. Он продолжал тащить с перекошенным лицом, широко раскрыв рот, из которого шумно вырывалось дыхание; большие мышцы у него на груди и руках дрожали от перенапряжения.

Минуту, две минуты стоял он так, а юноша смотрел на него со смесью тревоги и удивления.

Неожиданно у груди Шона хлопнул вырвавшийся болотный газ, и корова сдвинулась с места. Ее спина поднималась из воды вначале медленно, неохотно, потом быстрее, и наконец с оглушительным чмоканьем и вздохом грязь сдалась, и Шон распрямился, держа коровьи ноги над водой. Корова устало лежала на боку.

– Дьявольщина! – с нескрываемым восторгом выдохнул молодой человек. Несколько мгновений корова лежала неподвижно, потом поняла, что ноги свободны, и забилась, пытаясь вырваться.

– Держи голову! – закричал Шон и отошел в сторону, чтобы схватить животное за хвост и не дать ему встать.

Когда корова успокоилась, он снова потащил ее, пятясь к твердой земле. Туша, как сани, легко скользила по ковру грязи и примятого тростника, пока не оказалась на твердом грунте.

Шон отскочил. Корова встала, постояла минутку и побрела к деревьям.

Шон и его сын стояли рядом, тяжело дыша, грязные, все еще по щиколотку в грязи, и смотрели, как уходит корова.

– Спасибо, сэр. Без вас я не справился бы.

Это обращение глубоко тронуло Шона.

– Нужны были мы оба, – сказал он. – Как тебя зовут?

– Кортни, сэр. Майкл Кортни.

Он протянул руку.

– Рад познакомиться, Майк.

Шон пожал его руку.

– Я вас знаю, сэр? Я уверен, что видел вас раньше. Это меня беспокоит.

– Не думаю.

Шон с трудом старался не выдать своих чувств ни голосом, ни выражением лица.

– Я... я почел бы за честь узнать ваше имя.

Какая-то странная застенчивость охватила обоих.

«Что ему сказать? – думал Шон. – Я не должен, не могу сказать ему правду».

– Бог мой, какая грязь! – рассмеялся он. – От нас несет, словно мы уже десять дней мертвы.

Майкл, казалось, впервые заметил в каком они виде.

– Ма накричит себе грыжу, когда меня увидит. – Он тоже засмеялся и сказал: – Идемте в дом. Это недалеко отсюда. Перекусите с нами, вымоетесь, а слуги вычистят ваше платье.

– Нет. – Шон покачал головой. – Мне надо возвращаться в Ледибург.

– Пожалуйста. Я хочу, чтобы вы познакомились с моей матерью. Отца сейчас нет, он на войне. Ну пожалуйста, пойдемте со мной.

«Я ему действительно нужен». Шон с теплым чувством глядел в глаза сына, с трудом сдерживая переживания; его лицо покраснело от удовольствия.

– Майк, – начал он и остановился в поисках нужных слов. – Сейчас положение несколько затруднительное. Я не могу принять твое предложение. Но я был бы рад увидеть тебя снова и надеюсь, мы еще встретимся. Давай погодим.

– О!

Майкл не пытался скрыть разочарования.

– Ну я хоть провожу вас до моста.

– Хорошо.

Шон рубашкой обтер грязь, а Майкл тем временем отвязывал лошадей.

Они ехали вначале молча все из той же странной застенчивости. Потом заговорили, и очень скоро барьеры между ними рухнули. С гордостью, нелепой в таком положении, Шон отметил быстроту ума Майкла, свободу выражений, необычную для столь молодого человека, зрелость взглядов.

Они говорили о Тёнис-краале.

– Это хорошая ферма. – В голосе Майкла звучала гордость. – Моя семья владеет ею с 1867 года.

– Но у вас не очень много скота, – заметил Шон.

– Па не везло. Приключилась чума, но мы оправимся. Вот увидите. – Он немного помолчал, потом продолжил: – Па на самом деле не скотовод. Вместо того чтобы вкладывать деньги в скот, он покупает лошадей. Вроде Красавицы. – Он потрепал по шее свою великолепную золотистую кобылу.

– Я пытался с ним спорить, но... – Тут юноша сообразил, что близок к предательству, быстро спохватился и торопливо сказал: – Не поймите меня неверно, мой отец человек необычный. Сейчас он в армейском штабе, полковник и один из самых близких к генералу Буллеру людей. Он кавалер Креста Виктории за храбрость и получил орден «За выдающиеся заслуги» за то, что делает сейчас.

«Да, – думал Шон. – Я тоже защищал Гарри; часто защищал, особенно в твоем возрасте».

Он понимающе изменил предмет разговора.

Заговорили о будущем.

– Значит, ты хочешь быть фермером?

– Я люблю эти места. Я здесь родился. Для меня это не просто земля и дом. Это часть традиции, к которой я принадлежу. Она создана людьми, которыми я горжусь. После па только я смогу ее продолжить. И я не подведу. Но...