По-прежнему никакого ответа. Гаррик вернулся за стол.

– Я слышал, вчера ночью в Лайон-Копе был пожар.

– Был.

– Говорят, с твоим дядей покончено. По слухам, пожар его разорил.

– Нет! – быстро сказал Майкл. – Неправда.

– Для этого тебе нужны деньги, Майкл?

– Да.

– Ты хочешь отдать их Шону?

– Я хочу купить долю в акациях Лайон-Копа. Я ничего не отдаю – это деловое предложение.

– А как же Тёнис-крааль? Ведь это твой дом. Ты здесь родился.

– Пожалуйста, папа. Я принял решение.

– Это Шон додумался?

– Нет. Он ничего об этом не знает.

– Значит, это твоя идея? Ты сам все это придумал? Хочешь ради него продать своих родителей? Бог мой, какой властью над тобой он обладает, если ты ради него идешь на такое?

Густо покраснев, Майкл отбросил сигару и вскочил.

– Тебя послушать, так это предательство.

– Так и есть! – закричал Гаррик. – Предательство. Мы с твоей мамой... мы воспитали тебя, ни в чем тебе не отказывая. Мы собирали деньги, чтобы послать тебя в университет, мы жили только ради тебя. Мы работали ради того дня, когда ты вернешься в Тёнис-крааль и...

Он замолчал, тяжело дыша, и вытер с подбородка брызги слюны, слетевшие с губ.

– А ты, ты... перебегаешь к этому... к этой свинье. По-твоему, это должно нам понравиться? Ты не думаешь, что разбиваешь этим наши сердца? Из всех людей ты уходишь именно к нему! Да еще хочешь получить половину Тёнис-крааля и подарить ему... чтобы он смог выкупить свой...

– Прекрати! – резко предупредил Майкл. – А прежде чем продолжить, вспомни, как я получил свою половину Тёнис-крааля. Вспомни, кто мне ее подарил.

Он взял шляпу, хлыст для верховой езды и направился к выходу.

– Майкл.

Мольба в голосе Гаррика остановила его.

– Что?

– Твоя доля – это не очень много. Я тебе не говорил, но, когда ты был еще маленький... Чума скота... Мне пришлось...

Он не мог продолжать.

– Что ты хочешь сказать?

– Сядь, Майкл. Сядь, и я тебе покажу.

Очень неохотно, страшась того, что может услышать, Майкл вернулся и сел в кресло.

Гарри выбрал ключ из связки на своей часовой цепочке и открыл верхний ящик письменного стола. Достал оттуда свернутый документ, снял с него резинку и без единого слова протянул сыну.

Майкл развернул документ и прочел написанное наверху слово: «Закладная».

С тошнотворным посасыванием под ложечкой он перевернул страницу.

Он не стал читать все. Слова и словосочетания бросались ему в глаза, и этого было достаточно.

«Ледибургская банковская и трастовая компания... Определенный участок земли приблизительно размером в двадцать пять тысяч моргенов, расположенный в округе Ледибург провинции Питермарицбург, известный как Тёнис-крааль... строительство, снос и усовершенствования... Плюс восемь с половиной ссудных процентов...»

– Понятно.

Майкл сложил документ и вернул отцу.

– Куда ты?

– В Лайон-Коп.

– Нет! – прошептал Гарри. – Нет, Майкл. Пожалуйста, сынок. Нет, о Боже, нет!

Майкл вышел из кабинета и неслышно закрыл за собой дверь.

Когда вошла Энн, Гарри молча сидел за столом, сгорбив плечи.

– Ты его отпустил! – прошипела она.

Гарри не пошевелился; он словно ничего не слышал.

– Он ушел. Ушел к твоему брату, и ты его отпустил. – Начала она тихо, но постепенно переходила на крик. – Ах ты бесполезная пьяная скотина! Сидишь здесь, возишься со своими жалкими книжонками. Ты не мужчина: ты не мог зачать сына – за тебя это сделал твой брат. А теперь ты не можешь удержать сына – опять встрял твой брат! Ты его отпустил. Ты отнял у меня сына.

Гарри сидел неподвижно и молчал. Он ничего этого не слышал. В его голове, скрывая все предметы и звуки, клубился мягкий серый туман. Никто не доберется до него, когда его окутывает этот туман. Он в безопасности.

– Вот все, на что ты способен.

Энн схватила стопку рукописных листков.

– Твои клочки бумаги. Твои мечты и рассказы о никогда не существовавших людях.

Она порвала страницы поперек, потом еще раз, схватила со стола оставшиеся страницы, порвала и их и разбросала клочки по комнате.

Они вдвоем стояли на станционной платформе. Молча. Почти весь вчерашний день и большую часть ночи они провели в разговорах, и теперь сказать было нечего. Стояли рядом в атмосфере спокойной дружбы – сто ронний наблюдатель сразу понял бы, что это отец и сын.

Хотя Майкл не так высок и кажется худым на фоне массивного Шона, кожа и волосы у него того же цвета.

У обоих большие фамильные носы Кортни, у обоих рот с широкими полными губами.

– Как только раздобуду золото, пришлю телеграмму.

Шон подробно объяснил Майклу финансовую сторону деятельности компании. Но не сказал, где собирается раздобыть сумму, которая поможет ему выстоять.

– Я попробую удержаться на этом конце.

Майкл уже начал рубить уцелевшую после пожара акацию. Вчера они объехали плантации и пометили кварталы для порубки.

– Удачи, дядя Шон.

– Поскольку мы теперь работаем вместе, Майк, предлагаю тебе забыть о «дяде». Слишком неудобно для каждодневного использования.

Майкл улыбнулся.

– Удачи, Шон.

– Спасибо, Майк.

Они, улыбаясь, пожали друг другу руки, и Шон поднялся в вагон.

Джонсон держался дружелюбно, но твердо, а Николс из банка «Стандарт» – вежливо и сочувственно. Шон купил билет на северный поезд, чтобы выстрелить из двух последних стволов.

– Полковник Кортни! Рад вас видеть. – Приветствуя Шона, портье отеля вышел из-за стойки. – Мы только на прошлой неделе говорили о вас. Добро пожаловать в Йоханнесбург.

– Привет, Фрэнк. Немного поправились? – Он ткнул его в живот. – Скажите, Фрэнк, Канди... миссис Раутенбах здесь?

– А! После вашего отъезда произошли кое-какие перемены, сэр. – Служащий улыбнулся с легким оттенком злорадства. – Она больше не миссис Раутенбах. Нет, сэр. Теперь она миссис Хейнс, миссис Джок Хейнс!

– Боже! Она вышла за Джока!

– Да, сэр. Две недели назад. Самая шикарная свадьба в Йохбурге с окончания войны. Две тысячи гостей.

– И где она сейчас?

– В море. Медовый месяц. Отправились на полгода в Англию и в Европу.

– Надеюсь, она счастлива, – негромко сказал Шон, вспоминая, какое одиночество было в ее глазах, когда он уходил в последний раз.

– С деньгами мистера Хейнса? Как же иначе? – с искренним удивлением отозвался портье. – Остановитесь у нас, полковник?

– Если найдется номер.

– Для друга у нас всегда найдется номер. На сколько, сэр?

– На два дня, Фрэнк.

Тим Кертис был главным инженером «Сити Дип». Когда Шон попросил у него взаймы, он расхохотался.

– Боже, Шон, я только работаю здесь. Эта проклятая шахта мне не принадлежит.

Шон пообедал с ним и с его женой, которая стала миссис Кертис два года назад.

Растягивая остановку в Йоханнесбурге, он побывал в банках.

Когда-то он вел дела со всеми этими банками, и, к удивлению Шона, хотя персонал сменился, в каждом банке о нем как будто слышали.

– Полковник Кортни. Тот самый полковник Кортни с акациевой фермы Лайон-Коп в Натале?

И когда Шон кивал, он видел, что в глазах собеседников словно закрывались какие-то ставни, как благоразумный домохозяин закрывает окна от воров.

На восьмой вечер он заказал в номер бренди – две полные бутылки. И опустошил их – целеустремленно и отчаянно.

Бренди не успокоил его, а только изменил восприятие проблемы и углубил меланхолию Шона.

Он лежал без сна, пока рассвет не затмил желтый свет газовых ламп. Бренди гудел в голове, и Шон затосковал о спокойствии – о том спокойствии, которое находил только в безграничном просторе и тишине вельда.

– Сол, – произнес он, и его охватила печаль: он обещал совершить паломничество и не сдержал слово.

– Здесь все кончено. Пора уезжать, – сказал он и поднялся. У него закружилась голова, и он ухватился за спинку кровати, чтобы не упасть.