Рослые мужчины, бородатые, увешанные патронташами, в грубой одежде, в разнообразных широкополых шляпах.

Вслед за Шоном перестали смеяться Мбежане и Дирк и посмотрели на ряд вооруженных людей на берегу. Наступила полная тишина.

Наконец ее нарушил человек в коричневом котелке. Стволом своего маузера он показал на Шона.

– Magtig! Нужен острый топор, чтобы отрубить его ветку.

– Не серди его, – предупредил другой джентльмен, в касторовой шляпе. – Если он долбанет им тебя по голове, расколет череп!

И они рассмеялись.

Трудно сказать, что Шону было неприятнее – столь откровенное обсуждение его наготы или то, что оно ведется на африкаанс. В своем нетерпении Шон попал, точнее приплыл, прямо в руки бурского патруля. Однако оставалась небольшая возожность выдать себя за бура, и Шон открыл рот, чтобы попробовать это сделать. Но его опередил Дирк.

– Кто они, папа, и над чем смеются? – спросил он на чистом английском, и надежда Шона умерла так же внезапно, как замер смех буров, когда они услышали ненавистный им язык.

– Вот оно что! – проворчал человек в касторовой шляпе и красноречиво взмахнул маузером. – Руки вверх, старина.

– Нельзя ли сперва надеть брюки? – вежливо осведомился Шон.

– Куда нас ведут? – На этот раз Дирк испугался, и его голос дрожал.

Это тронуло ехавшего рядом человека в касторовой шляпе. И он ответил:

– Не волнуйся, мы везем тебя к генералу. Увидишь настоящего живого генерала.

Бур хорошо говорил по-английски, и Дирк с интересом его разглядывал.

– А у него есть медали и все такое?

– Нет, нам такой вздор ни к чему.

И интерес Дирка угас. Мальчик снова повернулся к Шону.

– Па, есть хочу.

И снова вмешался обладатель касторовой шляпы. Он достал из кармана черную палочку билтонга – сушеного мяса – и протянул Дирку.

– Поточи зубы, керел.

Теперь, когда рот у Дирка был занят, Шон смог сосредоточиться на бурах. Те были убеждены, что поймали шпиона, и обсуждали предстоящую казнь. Шону по-свойски разрешили высказаться и выслушали его оправдания. Разговор прервался, когда буры с пленником переплывали Тугелу и поднимались по склону, но наверху Шон возобновил прения. Наконец он убедил патруль в своей невиновности, что буры приняли с облегчением, потому что на самом деле никто не хотел его расстреливать.

После этого завязалась беседа на более приятные темы. День был великолепный, солнце вызолотило зеленую долину. Внизу вилась река, держа путь к голубой стене Дракенсберга, перегораживающей горизонт. На небе появилось несколько облаков, легкий ветерок помогал переносить жару.

Молодые буры из отряда с интересом слушали рассказ Шона об охоте на слонов за Лимпопо и об обширных землях, которые ждут людей, готовых их освоить.

– После войны, – говорили они и смеялись. Но тут ветер слегка изменил направление, принеся с холмов слабый, но от этого не менее отвратительный звук, и смех сразу замер.

– Пушки, – произнес один из буров. – У Ледисмита.

Пришла очередь Шона задавать вопросы. Ему рассказали, как отряд буров напал на стоявших там англичан. С горечью вспоминали, как старый Жубер остановил свою кавалерию и смотрел, как разбитая английская армия уходит в город.

– Боже всемогущий! Если бы он спустил нас на них! Мы сбросили бы их в море.

– Если бы командовал уум [ 3] Пол, а не старый Жубер, война бы уже кончилась. А так мы сидим и ждем.

Постепенно у Шона начала складываться картина войны в Натале.

Ледисмит окружен. Армия генерала Джорджа Уайта заперта в нем. Половина бурской армии прошла вперед вдоль железной дороги и заняла оборонительную позицию на откосе, нависающем над рекой, у маленькой деревушки Коленсо.

Под ними, на широкой равнине Тугелы, генерал Буллер собирает силы, чтобы прорваться и освободить Ледисмит.

– Пусть только попробует – его ждет уум Пол.

– Кто такой этот уум Пол? Не Крюгер? – осведомился Шон.

Уум Пол – таково было ласковое прозвище президента Южно-Африканской республики Крюгера.

– Нет, парень! Это другой уум Пол. Вехт-генерал Ян Паулюс Леруа из отряда Винберга. [ 4]

У Шона захватило дух.

– Рослый вспыльчивый парень с рыжей бородой?

Общий смех, потом:

– Ja, он самый. Ты его знаешь?

– Да, знаю.

«Итак, мой шурин теперь генерал». – Шон про себя улыбнулся и спросил:

– Этого генерала мы собираемся навестить?

– Если найдем.

«Дирк наконец встретится с дядей». – Шон с удовольствием думал об этой встрече.

Полотно палатки не заглушало гулкий голос внутри. Он отчетливо был слышен там, где стоял Шон в окружении охраны.

– Неужели я должен пить кофе и ручкаться с каждым rooinek [ 5], которого мы поймаем? Разве я и так не тружусь за десятерых, чтобы вы мне добавляли работы? Отправьте его к одному из фельдкорнетов! Отправьте его в Преторию, и пусть его там посадят! Если он шпион, делайте с ним что хотите, но, ради милосердного Провидения, не приводите ко мне!

Шон счастливо улыбнулся. Ян Паулюс за эти годы не потерял голоса.

Наступила относительная тишина – командир отряда что-то негромко объяснял. Потом снова рев:

– Нет! Не хочу! Уведите его!

Шон набрал полную грудь воздуха, сложил руки рупором у рта и закричал в сторону палатки:

– Эй ты, проклятый голландец! Боишься снова встретиться со мной? Боишься, что я выбью тебе зубы, как в прошлый раз?Несколько минут ошеломления, потом грохот перевернутого стула – и клапан палатки отлетел в сторону. Моргая от яркого света, агрессивно выставив плечи, наружу выскочил Ян Паулюс; огненно-рыжие волосы топорщились вокруг лысой макушки. Крутя головой, он искал обидчика.

– Я здесь, – воскликнул Шон, и Ян Паулюс застыл как вкопанный. Он с неуверенностью всматривался в Шона.

– Ты? – Он сделал шаг вперед и произнес с сомнением в голосе: – Это ты, Шон? – И захохотал. Разжал кулак на правой руке и протянул ее вперед. – Шон. Дьявольщина, парень! Шон!

Они пожимали друг другу руки и улыбались.

– Идем в палатку. Пошли, парень.

Когда они оказались внутри, Ян Паулюс первым делом спросил:

– Где Катрина? Где моя сестренка?

Шон сразу перестал улыбаться. Он тяжело сел на стул и снял шляпу, прежде чем ответить:

– Она умерла, Паулюс. Уже четыре года как умерла.

Выражение лица Паулюса медленно изменилось, стало мрачным и суровым.

– Как?

«Что я могу сказать? – подумал Шон. – Что она убила себя по неизвестной причине?»

– Лихорадка, – соврал он. – Лихорадка черной воды.

– Ты нам не сообщил.

– Я не знал, куда писать. Как родители?

– Оба умерли... – Ян Паулюс резко оборвал разговор и отвернулся от Шона, глядя на белую брезентовую стену.

В наступившей тишине мужчины с горечью вспоминали мертвых, чувствуя свою полную беспомощность. Наконец Шон встал и направился к выходу из палатки.

– Дирк.

Мбежане подтолкнул мальчика вперед, Дирк приблизился к отцу и взял его за руку. Шон ввел его в палатку.

– Перед тобой сын Катрины.

Ян Паулюс уставился на мальчика.

– Иди сюда.

Дирк неуверенно подошел к нему. Ян Паулюс вдруг присел на корточки, так что его глаза оказались вровень с глазами ребенка. Он обхватил лицо Дирка ладонями и стал внимательно разглядывать.

– Да. Таким и должен быть ее сын. Глаза... – Голос его дрогнул. Секунду Ян Паулюс смотрел Дирку в лицо. Потом снова заговорил: – Будь гордым, – и он поднялся.

Шон показал на выход, и Дирк с облегчением выбежал к Мбежане.

– Что теперь? – осведомился Ян Паулюс.

– Хочу получить разрешение на проход через линию фронта.

– Собрался к англичанам?

– Я англичанин, – напомнил Шон.

Нахмурившись, Ян Паулюс ненадолго задумался, потом спросил: