— Угу. — Я хлюпнула носом.

А Антерран Пьери улыбнулся и изобразил витиеватый поклон с подметанием пола рукой и прискоком — в лучших традициях то ли французского, то ли испанского двора.

— Я буду скучать, мадемуазель Мари, — продолжил «выкать» призрак. — Я бесконечно рад знакомству, и время, проведённое в вашем обществе, стало лучшим в моей посмертной жизни.

Я смутилась и слегка зарделась. Даже попробовала сделать ответный реверанс, а потом сказала:

— Спасибо, Терри. Я бы пропала здесь без тебя. Очень хотелось обнять компаньона и, невзирая на его нематериальность, я шагнула вперёд и распахнула объятия. Он глянул с сомнением, но тоже качнулся навстречу. Это было так странно, но…

— Прощай, Маша, — шепнул призрак. — Прощай и будь счастлива.

— Прощай, Терри, — вновь шмыгнула носом я.

Ещё миг, и он исчез, а я скользнула к зеркалу, чтобы взглянуть на своё понурое отражение.

Посмотрела, оценила, а как только вернулась к двери и нажала на ручку, ойкнула. Просто там, снаружи, стоял Карвил, и стоило оборотню понять, что уединение мне больше не требуется, он вошёл.

Вернее, нагло ввалился, оттеснив от двери, а сам эту дверь ещё и запер. И сказал, складывая руки на груди:

— Полагаю, я заслужил отдельное прощание.

— В смысле? — Я нахмурилась.

— Сладкий горячий поцелуй, — пояснил мишка.

Сердце совершило сальто, а разум шепнул, что, учитывая моё отношение к этому парню, целовать его точно не стоит, во избежание дополнительной травмы. И хотя мои отношения с разумом были подчас скользкими, я с ним согласилась. Сказала с самым независимым видом:

— Вилли, давай как-нибудь позже? В следующий раз?

— Ты прекрасно знаешь, что следующего раза не будет, — отозвался Карвил.

Сердце совершило новое сальто, а я…

— Ну вот и ответ, — произнесла, пожимая плечами.

Оборотень прищурил свои светло-серые глазища, и…

— Хорошо, Маша. Нет так нет.

И почему в этих простых словах мне почудилась угроза?

Вил отпер дверь и вышел, как ни в чём не бывало, а мне стало ещё обиднее, чем раньше. Как это? Нет, ну как?! Он же… Почему не проигнорировал мой отказ? Почему не поцеловал сам?

Глупо, наверное, но мне всегда казалось, что настоящие герои поступают именно так, а он… То есть я в самом деле безразлична? Совсем-совсем?

Сердце сделало последнее сальто и болезненно сжалось, а я проскользнула в комнату, подхватила Фильку, который очень удачно проплывал мимо, и сказала, обращаясь к Дэну:

— Всё. Готова.

— Отлично, — ответил тот.

Наш староста буквально отодрал от себя Илонку, потом поднялся на ноги и принялся подкатывать рукава рубашки.

— Эй, а может, всё-таки не надо? — донеслось внезапное, уже со стороны Риза.

— Это ещё почему? — поинтересовалась Боровицкая.

— Да просто Машу видел Риммус, и он точно доложит Бонаэлю, и я не уверен, что ректору понравится, что её уже нет.

Меня предложение лысого не порадовало, Денис от него тоже отмахнулся. Сказал:

— Камышева, только я должен предупредить…

— О чём? — Я крепче прижала к груди Филимона.

— При обратном переходе в безмагические миры на память всегда ставится блокировка. Это происходит само собой. Сознание существа из безмагического мира само блокируется, чтобы избежать проблем с обратной адаптацией.

— Мм-м… Понятно.

Честно? Терять воспоминания не хотелось, но что делать? Ведь если домой будет отправлять не Дэн, а ректор, память тоже заблокируется, а значит, вариантов нет.

Да и потом…

Учитывая непрошеные чувства к фэнтезийному аборигену, это ведь к лучшему? Не помнить… Не тосковать…

— Ну, что? Начнём? — спросил Ордаэн.

Я шумно втянула воздух и кивнула. Потом опомнилась и помахала собравшимся ручкой.

Дэн принялся громко размеренно выговаривать какую-то белиберду, а его ладони оплелись разноцветными силовыми нитями.

— Прощай, Карвил, — беззвучно прошептала я.

И всё. Мир померк, сознание помутилось, и я почувствовала, что проваливаюсь в какую-то бесконечную чёрную бездну. Последней мыслью стало: ой, а гитару-то я забыла…

Только остановить телепортацию, чтобы забрать несчастный инструмент, гостья из безмагического мира, конечно, не могла.

Эпилог

В аудитории было весело — Лёшка с Димкой перебрасывались отобранным у Ленки яблоком. Ольга в лицах рассказывала, как на девичнике её сестры устроили розыгрыш с приездом поддельной полиции. Маринка красила ногти, Лерка — глаза. Глеб, Кир и Кит резались в карты. Остальные смотрели ролики на чьём-то ноуте. А всё потому, что лектора вызвали в деканат, а старосты у нас временно не было — Денис куда-то перевёлся, а нового пастуха наше студенческое стадо ещё не выбрало.

Одна я не участвовала в общем бедламе. Тихо и мирно таращилась в окошко на пестроту облетающего сквера и грустила. Вообще, после больницы непонятная грусть стала моей постоянной спутницей. Как будто я не мозги сотрясла, а в душе что-то повредила.

Момент получения травмы я не помнила. Помнила, как заталкивала в рюкзак рубашку, зубную щётку и бельё для ночёвки у подруги. Как собиралась встретиться с группой, чтобы отметить начало нового учебного года. А как навернулась на ступеньках автобуса и долбанулась головой о бордюр — нет.

Просто очнулась в палате декаду спустя в качестве неопознанной особы — без вещей и документов. Я назвалась, приехали родители, как-то очень спокойно отнёсшиеся и к пропаже дочери, и к её счастливому нахождению. Словно и не заметили, что их старшенькая куда-то подевалась. Словно и не волновались вовсе! Почему не обращались в полицию, даже думать не хотелось.

Катька вообще больше удивилась и обрадовалась не внезапному появлению без вести пропавшей сестры, а вылезшему из шкафа Фильке. По её словам, кота нигде не видели всё время, пока меня не было, и полагали, что он сбежал. Наверное, котику единственному меня не хватало — вот и тосковал где-нибудь под кроватью.

Словом, я вернулась домой и зажила, как прежде: дом — учёба, учёба — дом.

Только вот в сердце поселилась странная тоска. Сперва я списала её на обиду на родителей. Потом на потерю любимой гитары, которую, вероятно, кто-то спёр, пока я была в отключке. Но подаренные предками деньги на новую ситуацию не исправили. Какая-то она была не такая — чужая! Хотя и на ней можно было тренькать про дельфина с русалкой, чем я и занималась регулярно, если не пересматривала в сотый раз мультфильм про Умку.

Катька уже лезла на стену и вопила, что она меня самолично пристукнет и зароет за мусорными баками, если я не сменю репертуар.

А ещё мне неожиданно полюбились блондины. Глаза как-то сами выискивали их в толпе. Стоило только мелькнуть где-то белобрысой макушке, как взгляд сам по себе прилипал к ней и отводился исключительно усилием воли. Прежде такой тягой к нордическому типажу я не страдала. Да и в целом не слишком-то парнями интересовалась.

Дверь распахнулась без предупреждения, и шагнувший в аудиторию лектор получил отменную возможность узреть, чем занята группа вместо выполнения оставленного им задания. Но скандала не случилось. Все шустро расселись по местам и приняли самый добродетельный вид, а Юрий Петрович молча проследовал к трибуне, широко улыбнулся и провозгласил:

— Товарищи студенты, у меня для вас чудесная новость!

Народ насторожился — подобное начало предвещало как минимум внеплановую контрольную с комиссией. А то и добровольно-принудительное участие в каком-нибудь КВН.

— В вашей группе пополнение! — жизнерадостно продолжил препод.

Все выдохнули — любые, даже самые нудные или заумные, новенькие были сущей ерундой. Наш дружный коллектив был способен любых индивидов переварить — научить развлекаться, коллективно прогуливать и жить полноценной межсессионной жизнью.

— Знакомьтесь! — Юрий Петрович поманил пальцем, и из коридора в помещение вплыло разномастное трио.