– Мистер Торо видит в темноте, как сова, – сказала Луиза.

Попрощавшись с нами, девочка повернулась и бросилась догонять Торо, который размашистыми шагами уже приближался к деревьям. Еще мгновение – и оба скрылись в лесу.

Дрисколл, Барнум и я уселись на скакунов и легким галопом двинулись к жилищу доктора Фаррагута, прибыв туда менее чем через десять минут. Привязав лошадей у коновязи, мы поднялись на крыльцо и остановились перед открытой дверью.

– Вы оба ждите здесь, – сказал шериф Дрисколл. Затем, вытащив пистолет, он скользнул в дом.

Затаив дыхание, мы с Барнумом остались на крыльце, навострив уши, чутко прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. До нас доносились осторожные шаги блюстителя порядка, крадущегося по дому. Вдруг он резко остановился, словно наткнувшись на что-то и изучая.

– Он нашел тело доктора Фаррагута, – шепнул я своему спутнику.

И снова послышались шаги Дрисколла. Чуть позже он дошел до подвальной лестницы, потому что мы услышали его голос:

– Питер Ватти? Вы там? Это шериф Дрисколл.

Ответом на его слова была полная тишина.

– Если ты там, внизу, Питер, то лучше выходи! – позвал шериф.

И вновь – тишина.

– Ладно, тогда я сам спущусь! – крикнул Дрисколл.

Я напряг слух как мог и различил, как шериф почти неслышно спускается вниз. Последовало несколько мгновений напряженнейшего ожидания, – я чувствовал, как сердце молотом стучит у меня в груди.

Моя тревога стала почти невыносимой, когда до слуха моего донеслись тяжелые быстрые шаги. В следующее мгновение из дома показался Дрисколл.

– Нет его там, – сказал он, засовывая оружие за пояс.

– Это не столь уж и удивительно, – заметил я, – поскольку, когда он свершил свою кровавую миссию, убив Герберта Баллингера, у него не было никаких причин долее оставаться во владениях доктора.

– Но Баллингера там тоже нет, – сказал Дрисколл.

– Что?! – воскликнул я.

– Я видел дока Фаррагута, – сказал шериф, – он мертв, все правильно, как вы и говорили. Но этого типа, Баллингера, нет и следа.

– Но это невозможно, – сказал я. – Когда мы с Луи выбрались из подвала, он лежал без сознания с туго связанными за спиной руками. Спустя несколько мгновений мы услышали ружейный выстрел – прямое указание на то, что Ватти исполнил свой кровавый замысел.

– Ни минутки не сомневаюсь, что Ватти подстрелил того человека, – сказал Дрисколл. – Я нашел то место, где он лежал на грязном полу, и там была целая лужа крови. Но тела-то нет.

– Да, странно, – сказал Барнум. – Вот уж чудеса. Мертвецы просто так не встают и не начинают расхаживать. Как правило. Конечно, такое временами случается в твоих рассказах, По, но… о Господи! Посмотрите туда!

Вытянув руку, галерейщик указывал на какую-то точку у меня за спиной. Обернувшись, я увидел вдалеке над вершинами деревьев яркий оранжевый сполох.

– Пожар! – воскликнул я. – Но где?..

– У Питера Ватти! – откликнулся Дрисколл.

Через мгновение мы снова сидели в седле. Быстрым аллюром мы проскакали почти милю, прежде чем свернуть на заросшую тропинку, ведущую к ферме Ватти.

Оказавшись перед усадьбой, мы увидели, что и основное здание, и маленькая мастерская объяты пламенем. Вокруг уже собралась изрядная толпа людей. Несколько мужчин держали деревянные ведра, явно пытаясь остановить огонь водой из колодца Ватти. Но их усилия были тщетны. Когда мы подъехали поближе, оставалось только следить, как полыхают постройки.

Мастерская сгорела дотла в течение часа. Чуть погодя с ревом обрушилась объятая пламенем крыша фермы. Скоро за нею последовали и стены. Когда в небе забрезжил первый свет зари, только массивная каменная труба стояла посреди дымящегося пожарища.

Именно шериф Дрисколл, обследуя пепелище, наткнулся на отвратительные останки: два трупа, обугленные настолько, что лишь отдаленно напоминали человеческие, лежали рядом, обнявшись, в тлеющей золе в том месте, где когда-то явно была спальня Питера Ватти.

Естественное предположение, которое разделяли все, кроме меня, сводилось к тому, что второе тело было телом Герберта Баллингера. Один лишь я знал страшную правду: Ватти предпочел принести себя в жертву рядом с трупом своей любимой.

Но что, что же тогда случилось с исчезнувшим дагеротипистом?

– И все же одного я никак не могу понять, По. Как ты узнал, что Луи схватил Герберт Баллингер?

Вопрос исходил от Ф. Т. Барнума, сидевшего справа от меня за обеденным столом Элкоттов. Был понедельник, ранний вечер; со времени событий, описанных в завершении предыдущей главы, прошло чуть более двенадцати часов.

Большую часть этого времени я провел в глубоком, ничем не нарушаемом сне. Обнаружив два обугленных скелета на пепелище, некогда бывшем фермой Питера Ватти, мы с Барнумом вернулись прямо в Хиллсайд, где меня радостно приветствовала Сестричка. Чрезвычайно теплая встреча ожидала меня и в лице миссис Элкотт, которая прочувствованным голосом не уставала благодарить за то, что я спас ее дочь из цепких рук двух безумцев. Неукоснительная честность заставила меня указать, что скорее это Луи освободила меня от пут. Однако этот протест был воспринят как признак моей исключительной скромности и лишь усилил блеск моего предполагаемого героического поведения.

К этому моменту я настолько обессилел, что едва мог связать пару слов. Кое-как взобравшись наверх, я рухнул на постель и беспробудно проспал остаток дня. Когда я проснулся, уже успело стемнеть. Спустившись, я нашел всю семью за столом, сплошь уставленным разными вкусностями, часть которых, как мне сказали, купил Барнум, специально ездивший за ними в город. Остальные принесли соседи, которые то и дело являлись на протяжении всего дня, чтобы выразить свое удовольствие счастливым исходом дела.

Чувствуя себя голодным как волк, я мгновенно уткнулся в тарелку. Заглатывая пищу, я отвечал на вопросы о приключениях прошлой ночи, опуская те подробности дела, которые могли оскорбить женский слух. Луи по возможности вносила лепту в мой рассказ, хотя и она избегала всех деталей, которые могли произвести угнетающее впечатление на ее близких, особенно на чрезвычайно чувствительную Лиззи.

Вот и теперь, прежде чем ответить на вопрос Барнума, я посмотрел через стол на Луи, только что запихнувшую в рот полную ложку пудинга.

– Не постараешься ли ты объяснить это, Луи? – спросил я.

– Это был ребус, – пробормотала она, чем привлекла весьма неодобрительный взгляд старшей сестры, Анны, которая, казалось, собирается сделать выговор младшей сестренке за разговоры с набитым ртом.

– Ребус? – сказал Барнум. – Господи, это еще что такое? Напоминает редкое, экзотическое существо из моего всемирно известного зверинца.

– Это разновидность рисованной загадки, – ответил я, после чего дал сжатое определение термина.

– Ваше собственное имя можно было бы изобразить, прибавив слог «ум» к рисунку сарая – «барн», – вмешалась Луи, наконец проглотившая последний кусок пудинга.

– Ха – остроумно, очень остроумно, – сказал Барнум. – Но, Луи, не хочешь же ты сказать, что специально оставила рисунок-загадку для По!

– Господи, нет, – сказала девочка, – хотя у меня появилась умная мысль, но обо всем по порядку. Я вернулась домой за своей деревянной шпагой и уже собиралась возвратиться в сарай, как вдруг входная дверь распахнулась и на пороге я увидела мистера Баллингера, взгляд у него был очень странный. Боже, как он меня напугал! Прежде чем я успела закричать, он бросился ко мне с протянутыми руками – ни дать ни взять Серый Волк из сказки про Красную Шапочку. Тогда я ударила его шпагой, да так сильно, что лезвие сломалось и оцарапало ему руку. Он завизжал, а я выронила шпагу и вся в слезах побежала наверх, чтобы запереться в спальне. Только я успела повернуть замок, как он начал биться в дверь, как взбешенный бык. Я поняла, что ему ничего не стоит вышибить ее. Я заметалась, ища, чем бы написать записку, но ни карандаша, ни бумаги не было. И тут на глаза мне попалась игрушка Барнаби, которая непонятно почему лежала на столике. Тогда я положила ее на колени одной из разодранных кукол Лиззи и поставила так, чтобы мистер По обязательно заметил их.