Ничего подобного он прежде не видел.

Ее картины были сочными и смелыми. Городские ландшафты Монреаля выглядели и воспринимались как лес. Здания были высокими и кривыми, словно сильные деревья, которые растут то туда, то сюда. Приноравливаясь к природе, а не наоборот. Лилиан сумела превратить здания в живых существ, словно их посадили, поливали, выхаживали, и вот они пошли в рост из бетона. Они были привлекательны, как привлекательно все живое.

Тот мир, который она изображала, не успокаивал. Но и не угрожал.

Ему понравились эти картины. Очень.

–?Здесь есть еще, – сказал Бовуар, увидев, что Гамаш разглядывает картины. – Она, похоже, превратила спальню в мастерскую.

Старший инспектор прошел мимо криминалистов в небольшую спальню. Одинарная кровать, аккуратно застеленная, была придвинута к стене, здесь же стоял комод, но все остальное пространство небольшой комнаты было занято кисточками, отмокающими в жестянках, полотнами в рамах у стен. На полу лежал брезент, в комнате пахло краской и растворителем.

Гамаш подошел к полотну на мольберте.

Оно не было завершено. Он увидел ярко-красную церковь, словно охваченную огнем. Но никакого огня не было. Просто она сияла. А рядом вились дороги, как реки, и шли люди, похожие на камыш. В таком стиле не писал ни один известный Гамашу художник. Похоже, Лилиан Дайсон открыла новое движение в искусстве, наподобие кубизма и импрессионизма, постмодернизма и абстрактного экспрессионизма.

И вот что у нее получилось.

Арман Гамаш не мог оторвать глаз. Лилиан писала Монреаль так, будто город был творением природы, а не человека. Творением, наделенным всей силой, мощью, энергией и красотой природы. И ее дикостью.

Было ясно, что она экспериментировала с этим стилем, врастала в него. Самые ранние работы семимесячной давности подавали надежду, но были пробными. А потом, около Рождества, случился прорыв и утвердился этот блестящий новаторский стиль.

–?Шеф, посмотрите-ка сюда.

Инспектор Бовуар стоял у прикроватной тумбочки, на которой лежала большая синяя книга. Старший инспектор вытащил из кармана авторучку и с ее помощью открыл книгу на закладке.

Увидел изречение, выделенное желтым маркером и подчеркнутое. Чуть ли не с яростью.

–?«Алкоголик, подобно торнадо, с ревом проносится по чужим жизням, – прочел старший инспектор. – Разбиваются сердца. Умирает любовь».

Он убрал авторучку, книга закрылась. На ее ярко-синей обложке жирным белым шрифтом было напечатано: «Анонимные алкоголики».

–?Кажется, мы знаем, кто состоял в Анонимных алкоголиках, – сказал Бовуар.

–?Пожалуй, – кивнул Гамаш. – Я думаю, нам нужно задать им несколько вопросов.

После того как криминалисты закончили работу, старший инспектор протянул Бовуару брошюрку, снятую с полки. С загнутыми уголками, потрепанную, грязную. Бовуар пролистал ее, потом прочел то, что на обложке.

«Расписание собраний Анонимных алкоголиков».

Внутри кружочком была обведена дата очередного собрания – в воскресенье вечером. Бовуару стало ясно, чем будут заняты они с Гамашем в воскресенье в восемь вечера.

Четыре женщины разбились на пары, предполагая, что по двое они будут в большей безопасности.

–?Вы, по-видимому, редко смотрите фильмы ужасов, – сказала Доминик. – Женщины всегда ходят парами. Одна умирает страшной смертью, а другая визжит.

–?Чур, визжать буду я, – вызвалась Рут.

–?Боюсь, моя дорогая, что ты-то и есть ужас, – сказала Клара.

–?Ну, это облегчение. Ты идешь? – спросила Рут у Доминик, которая с притворной брезгливостью смотрела на Мирну и Клару.

Мирна проводила их взглядом, потом спросила у Клары:

–?Как Питер?

–?Питер? А почему ты спрашиваешь?

–?Просто так.

Клара внимательно посмотрела на подругу:

–?У тебя никогда не бывает просто так. Выкладывай.

–?Ты выглядела не самой счастливой, когда появилась. Ты сказала, что вы вдвоем выпили за вернисаж. А больше ничего не случилось?

Клара вспомнила, как Питер стоял в кухне и пил кислое шампанское. Запивал ее персональную выставку просроченным шампанским и улыбкой.

Но она пока не была готова говорить об этом. К тому же, глядя на свою подругу, Клара поняла, что боится того, что может сказать Мирна.

Вместо этого она сказала:

–?Питеру сейчас трудно. Надеюсь, мы все это понимаем.

Мирна впилась в нее взглядом, потом отпустила.

–?Он старается, как может, – сказала Мирна.

«Дипломатичный ответ», – подумала Клара.

По другую сторону деревенского луга Габри и Оливье сидели на крыльце своей гостиницы, прихлебывая пиво. Набирались сил перед вечерним наплывом в бистро.

–?Матт и Джефф[51]. – Габри помахал двум женщинам.

–?Берт и Эрни[52], – сказала Мирна, поднимаясь по ступенькам на веранду гостиницы.

–?Ваши друзья-художники все еще здесь, – сообщил Оливье.

Он поднялся и расцеловал женщин в обе щеки.

–?И, судя по всему, останутся еще на несколько дней, – без особого энтузиазма произнес Габри. Его представление об идеальной скромной гостиничке сводилось к пустой гостиничке. – Люди Гамаша сказали, что остальные могут уехать, вот они и уехали. Я думаю, им было скучно. Видать, одного убийства слишком мало, чтобы привлечь их внимание.

Мирна и Клара оставили их наблюдать за деревней, а сами вошли в гостиницу.

– Так над чем вы работаете? – спросила Клара у Полетт. Они разговаривали уже несколько минут. Конечно, о погоде. И о выставке Клары. Обеим темам Полетт и Норман уделили равное внимание. – Все еще пишете вашу замечательную серию о полете?

–?Да. Галерея в Драммондвилле проявляет интерес к этим работам. И в Бостоне будет выставка с предварительным отбором. Возможно, мы будем участвовать.

–?Здорово. – Клара повернулась к Мирне. – Их серия картин о крыльях просто изумительная.

Мирна чуть не поперхнулась. Если она услышит слово «изумительный» еще раз, ее вырвет. Интересно, что на самом деле оно должно означать? «Говенный»? «Отвратительный»? Вот только что Норман, говоря о работах Клары, которые ему явно не нравились, назвал их изумительными. А Полетт сказала, что у Нормана на уме несколько мощных работ, которые, она уверена, Клара сочтет изумительными.

И конечно, они были просто изумлены успехом Клары.

–?Я вот о чем, – сказала Клара, беззаботно вылавливая лакричную конфетку из вазочки на столе в гостиной. – Хотела понять, как здесь вчера оказалась Лилиан. Вы не знаете, кто ее пригласил?

–?Разве не вы? – спросила Полетт.

Клара отрицательно покачала головой.

Мирна сидела, откинувшись на спинку кресла, и внимательно слушала их рассуждения о том, кто мог быть связан с Лилиан.

–?Знаете, она уже несколько месяцев в Монреале, – сказала Полетт.

Клара не знала.

–?Да-да, – подтвердил Норман. – Даже подошла к нам на вернисаже и извинилась за то, что прежде была такой сучкой.

–?Правда? – спросила Клара. – Лилиан извинилась?

–?Мы думаем, она просто пыталась втереться в доверие, – сказала Полетт. – Когда она уезжала, мы были никто, а теперь-то мы, слава богу, люди с положением.

–?Теперь-то мы ей нужны, – сказал Норман. – Были нужны.

–?Для чего? – спросила Клара.

–?Она сказала, что вернулась, чтобы заниматься искусством. Хотела показать нам свой портфолио.

–?И что вы ей ответили?

Супруги переглянулись.

–?Сказали, что у нас нет времени. Вежливо сказали. Но мы не хотели иметь с ней ничего общего.

Клара кивнула. Она надеялась, что поступила бы так же. Разговаривала бы вежливо, но близко к себе не подпускала. Одно дело было простить, а другое – снова влезть в клетку с этим медведем, даже если на нем балетная пачка и он улыбается. Или как там говорила Мирна?

Залезть на сковородку.

–?Может, она пришла без приглашения. Многие так пришли, – сказал Норман. – К примеру, Дени Фортен.