Началось с шутки, а кончилось убийством.

Агент Лакост сняла копии с рецензии, чтобы четко была видна дата. Потом поблагодарила и отпустила агентов, села в машину и отправилась в Три Сосны. Убежденная, что везет с собой приговор.

Питер сидел в мастерской Клары.

Сразу же после ужина, прошедшего почти в полном молчании, она ушла поговорить с Мирной. Оказалось, что разговора с ним недостаточно. Он знал, что Клара его испытывала. И что в результате этих испытаний обнаружились его недостатки.

Ему всегда чего-то недоставало. Но до этого дня он толком не знал чего, а потому брал все, что мог.

Теперь он хотя бы знал.

Он сидел в мастерской Клары и ждал. Он знал, что здесь обитает и Господь. Не только в Святом Томасе на холме, но и здесь, в тесном пространстве с засушенными сердцевинами яблок, с жестянками, с засунутыми в них затвердевшими от краски кистями. С картинами.

Со здоровенной ногой из стеклопластика и «Воинственными матками».

По другую сторону коридора, в его идеальной чистой студии, было оставлено пространство для вдохновения. Все аккуратно, все прибрано. Но вдохновение ошиблось адресом и обосновалось здесь, а не у него.

Нет, подумал Питер, дело не только во вдохновении, которого он искал. Дело было в чем-то большем.

В этом-то и состояла проблема. Всю свою жизнь он принимал одно за другое. Он считал, что вдохновения достаточно. Он принимал творение за творца.

Он взял с собой в студию Клары Библию – не поможет ли. Возможно, Богу нужно доказательство его искренности. Он пролистал страницы, нашел апостолов.

Фома – то же имя, что у их церкви Святого Томаса. Фома неверующий.

Почему в Трех Соснах церковь назвали в честь неверующего?

А его собственное имя? Питер. Петр. Он был камень.

Чтобы провести время, пока Господь ищет его, Питер стал листать Библию – где еще встречается его имя.

Упоминаний, и хороших упоминаний, было немало.

Петр – камень, Петр – апостол, Петр – святой. Даже мученик.

Но Петр был чем-то еще. Что-то Иисус сказал Петру, когда апостол стал свидетелем чуда. Увидел, что человек идет по воде. И Петр, хотя и он сам тоже шел по воде, не поверил в это.

Не поверил всем свидетельствам, не поверил доказательству.

«Что вы так боязливы, маловерные?»[73]

Это было сказано о Петре.

Питер закрыл книгу.

Когда агент Изабель Лакост припарковала машину перед оперативным штабом, уже смеркалось. Она предупредила о своем приезде, и старший инспектор Гамаш с инспектором Бовуаром ждали ее.

Она прочла им рецензию по телефону, но они оба хотели увидеть ее своими глазами.

Она дала по копии каждому и теперь ждала реакции.

–?Черт побери, – сказал Бовуар, пробежав текст.

Они оба посмотрели на Гамаша, который, надев очки, читал рецензию без спешки. Наконец он опустил руку с бумагой и снял очки.

–?Хорошая работа. – Он с мрачным видом кивнул агенту Лакост.

Сказать, что ее находка была удивительна, значило ничего не сказать.

–?Ну что, практически дело закрыто, да? – спросил Бовуар. – «Он естествен во всех своих проявлениях – творит произведения искусства так же легко, как отправляет физиологические потребности», – процитировал он, не глядя в рецензию. – Но почему так много людей помнили это неправильно?

–?Время искажает человеческое восприятие, – сказал Гамаш. – Мы все знаем это по допросам свидетелей. Люди по-разному запоминают вещи. Заполняют какие-то пустоты.

–?И что дальше? – спросил Бовуар.

Ему казалось ясным, что должно последовать.

Гамаш подумал секунду, потом обратился к агенту Лакост:

–?Ну что, пригласишь гостя? Инспектор, сходи с нею.

Агент Лакост рассмеялась:

–?Вы явно не ждете никаких неприятностей.

Она тут же пожалела о сказанном.

Но шеф улыбнулся:

–?Я всегда жду неприятностей.

–?Как и я, – сказал Бовуар и проверил пистолет.

То же самое сделала и Лакост. Они вдвоем отправились в темноту, а старший инспектор Гамаш сел и принялся ждать.

Вечер понедельника всегда был спокойным в бистро – половина столиков пустовала.

Лакост вошла и оглядела зал – она знала, что всегда лучше подстраховаться. Это помещение было ей хорошо знакомо и уютно, но это еще не означало, что оно безопасно. Большинство происшествий случаются рядом с домом, большинство убийств происходят дома.

Нет, время и место заставляли ее быть начеку.

Мирна, Доминик и Клара сидели за травяным чаем с десертом. Они тихо разговаривали за столиком у сводчатого окна. В дальнем углу у камина расположились художники Норман и Полетт. За столиком напротив них сидела Сюзанна и составившие ей компанию главный судья Тьерри Пино и Брайан в драных джинсах и поношенной кожаной куртке.

Дени Фортен и Франсуа Маруа сидели за одним столиком, Фортен рассказывал какой-то анекдот, казавшийся ему смешным. Вид у Маруа был вежливый и чуть скучающий. Андре Кастонге нигде не было видно.

–?Apres toi[74], – пробормотал Бовуар агенту Лакост при входе в бистро.

Почти все обратили внимание на двух полицейских. Поначалу посетители посмотрели на них, улыбнулись и вернулись к своим разговорам. Но мгновение спустя некоторые снова подняли голову, почувствовав что-то необычное.

Мирна, Клара и Доминик замолчали, глядя на полицейских, – те шли между столиков, за которыми сразу же воцарялось молчание.

Они прошли мимо трех женщин.

Мимо торговцев картинами.

Остановились у столика, за которым сидели Норман и Полетт. Повернулись.

–?Нужно поговорить, – сказала агент Лакост.

–?Здесь? Сейчас?

–?Нет, я думаю, мы найдем более приватное место. Как вы считаете? – С этими словами агент Лакост тихо положила фотокопию рецензии на круглый деревянный стол.

За столиком воцарилась мертвая тишина.

Если не считать стона Сюзанны:

–?Ах, нет.

Старший инспектор Гамаш поднялся, когда они вошли, и приветствовал их так, будто это был его дом, а они – его почетные гости.

Но никого это не обмануло. Впрочем, он и не собирался их обманывать. Это была обычная вежливость – ничего более.

–?Присядьте, пожалуйста. – Он показал на стол для совещаний.

–?Объясните, в чем дело, – проговорил главный судья Тьерри Пино.

–?Мадам, – произнес Гамаш, игнорируя Пино и указывая Сюзанне на стул. – Месье, – обратился он наконец к Тьерри и Брайану.

Главный судья и его татуированный, запирсингованный, бритоголовый спутник сели напротив Гамаша. Бовуар и Лакост сели по бокам от шефа.

–?Не могли бы вы объяснить это? – обыденным тоном спросил старший инспектор и показал на копию рецензии из старого номера «Пресс», лежащую посреди стола, – остров между их противоборствующими континентами.

–?Как объяснить? – спросила Сюзанна.

–?Как вам будет угодно, – ответил Гамаш.

Он сидел спокойно, обхватив одну руку другой.

–?Это допрос, месье Гамаш? – спросил главный судья.

–?Если бы это был допрос, ни один из вас не сидел бы здесь с нами. – Гамаш перевел взгляд с Тьерри на Брайана. – Это разговор, месье Пино. Попытка понять некоторые несообразности.

–?Старший инспектор имеет в виду ложь, – объяснил Бовуар.

–?Вы зашли слишком далеко. – Пино обратился к Сюзанне: – Я советую тебе не отвечать ни на какие вопросы.

–?Вы ее адвокат? – спросил Бовуар.

–?Я юрист, – отрезал Пино. – И неплохой юрист. Можете называть это как угодно, но успокаивающий голос и вежливые слова не могут скрыть то, что вы пытаетесь сделать.

–?А как называете это вы? – воскликнул Бовуар, повышая голос, как и судья.

–?Вы пытаетесь загнать ее в угол. Запутать.

–?Мы могли бы дождаться, когда она останется одна, и допросить ее, – сказал Бовуар. – Вы еще должны сказать спасибо, что вас впустили сюда.