–?Ерунда все это, – сказал Кастонге, и Пино сделал едва заметное движение, призывая галериста говорить тише. – Все говорят, что это великолепно, но знаете, что я думаю?

Кастонге подался к Пино, и Гамаш уставился на его губы, надеясь по ним прочесть, что тот прошепчет.

–?Люди, которые так считают, идиоты. Недоумки. Имбецилы.

Гамашу не нужно было читать по губам. Все всё слышали. Кастонге буквально выкрикнул свое мнение.

И опять свободное пространство вокруг галериста увеличилось. Пино оглядел комнату. Гамаш решил, что тот ищет Клару, и понадеялся, что она не слышит мнения одного из гостей о ее работах.

Потом взгляд главного судьи остановился на Кастонге, в глазах появилось жесткое выражение. Гамаш часто видел такой его взгляд в суде. На себе он чувствовал его редко, в основном судья смотрел так на какого-нибудь несчастного адвоката, участвующего в процессе и не знающего закон.

Если бы Кастонге был «Звездой Смерти»[76], его голова наверняка бы взорвалась.

–?Мне жаль, что вы так думаете, Андре, – сказал Пино ледяным голосом. – Может быть, в один прекрасный день вы будете чувствовать так же, как я.

Главный судья отвернулся и пошел прочь.

–?Чувствовать? – крикнул Кастонге вслед уходящему Пино. – Чувствовать? Господи боже, да попытайтесь вы включить мозги.

Пино остановился спиной к Кастонге. Все присутствующие замерли, наблюдая. Наконец главный судья двинулся дальше.

Андре Кастонге остался в одиночестве.

–?Этой заднице нужны радикальные меры, – заметила Сюзанна.

–?Я применял радикальные меры ко многим задницам, – сказал Габри. – И надо сказать, помогало.

Гамаш оглядел комнату в поисках Клары, но ее, к счастью, здесь не было. Она почти наверняка готовила обед в кухне. Через открытую дверь в гостиную проникали замечательные ароматы, почти заглушавшие зловоние слов Кастонге.

–?Так-так, – сказала Рут, поворачиваясь спиной к покачивающемуся на нетвердых ногах галеристу и лицом к Сюзанне. – Говорят, вы алкоголик.

–?Верно, – сказала Сюзанна. – У меня вся родословная пьяницы. Они пьют что ни попадя. Разжигу, сточные воды, а один из моих дядюшек клялся и божился, что может превращать мочу в вино.

–?Правда? – оживилась Рут. – А я вот превращаю вино в мочу. Ему удалось довести процесс до конца?

–?Неудивительно, что он умер еще до моего рождения, но у моей матушки есть аппарат, который ферментирует что угодно. Горох, розы. Лампы.

Рут смотрела широко раскрытыми глазами:

–?Да ладно вам. Горох?

Но, судя по ее выражению, она была готова попробовать. Рут отхлебнула из своего стакана и наклонила его к Сюзанне:

–?Но ваша матушка никогда не пробовала этого.

–?А это что? – спросила Сюзанна. – Если это дистиллированный восточный ковер, то она его делала. Вкус, как у моего дедушки, но не в этом суть.

На Рут это произвело впечатление, но она покачала головой:

–?Это моя фирменная смесь. Джин, горечь и детские слезки.

Сюзанну это ничуть не удивило.

Арман Гамаш решил не присоединяться к этому разговору.

Тут раздался громкий голос Питера:

–?Обед!

Гости потянулись в кухню.

Клара зажгла свечи по всей большой комнате; в центре длинного соснового стола стояли вазы с цветами.

Гамаш сел, отметив для себя, что три торговца предметами искусства держатся вместе, но и три члена общества АА – Сюзанна, Тьерри и Брайан – не отходят друг от друга.

–?О чем задумались? – спросила Мирна, садясь справа от него и протягивая корзиночку с теплым французским батоном.

–?Группы троек.

–?Правда? Когда мы с вами беседовали в прошлый раз, в голове у вас был Шалтай-Болтай.

–?Господи Исусе, – пробормотала Рут, сидевшая от него по другую сторону, – это убийство никогда не будет раскрыто.

Гамаш посмотрел на старую поэтессу:

–?Догадайтесь, о чем я теперь думаю.

Она уставилась на него, сощурив холодные голубые глаза, лицо ее окаменело. Потом она рассмеялась.

–?Что ж, справедливо, – сказала она, хватая ломоть хлеба. – Я именно то, что вы думаете, и даже хуже.

Блюда с цельным вареным лососем передавали в одну сторону, а весенние овощи и салат – в другую. Все накладывали себе на тарелки рыбу и зелень.

–?Значит, группы троек. – Рут кивнула на трех дилеров. – Они как Керли, Ларри и Моу?[77]

Франсуа Маруа рассмеялся, но Андре Кастонге выглядел пьяноватым и раздраженным.

–?Существует старинная традиция групп троек, – сказала Мирна. – Все обычно мыслят парами, но тройки очень распространены. Это даже мистическое число. Святая троица.

–?Три грации, – сказал Габри, отправляя в рот овощи. – Как на твоей картине, Клара.

–?Три парки, – сказала Полетт.

–?Есть еще и «трое от одной спички»[78], – добавил Дени Фортен. – Готовсь. Целься. – Он посмотрел на Маруа. – Пли. Но не только мы перемещаемся тройками.

Гамаш вопросительно посмотрел на него.

–?К вам это тоже относится, – пояснил Фортен, переведя взгляд с Гамаша на Бовуара и Лакост.

Гамаш рассмеялся:

–?Я об этом не думал. Но вы правы.

–?Три слепых мышонка, – сказала Рут.

–?Три сосны, – добавила Клара. – Может быть, вы – три сосны. Обеспечиваете нашу безопасность.

–?Как всегда, все перепутала, – сказала Рут.

–?Глупый разговор, – пробормотал Кастонге и уронил вилку на пол. Посмотрел на нее с глупым выражением.

В комнате воцарилась тишина.

–?Не расстраивайтесь, – сказала Клара. – Вилок у нас хватает.

Она встала и, когда проходила мимо, Кастонге попытался схватить ее за руку.

–?Я не голоден, – заявил он громким ворчливым голосом.

Он промахнулся – ухватил не Клару, а агента Лакост, сидевшую рядом с ним.

–?Извините, – пробормотал он.

Питер, Габри и Полетт начали говорить одновременно. Громко, весело.

–?Не хочу, – отрезал Кастонге, когда Брайан предложил ему лосося. Затем галерист обратил внимание на молодого человека, словно впервые его увидел. – Господи боже, вас-то кто пригласил?

–?Тот же человек, что и вас, – ответил Брайан.

Питер, Габри и Полетт заговорили еще громче. Еще более веселыми голосами.

–?Вы кто? – прошепелявил Кастонге, пытаясь сосредоточиться на Брайане. – Только бога ради не говорите мне, что и вы художник. Вид у вас такой затраханный – на художника вы не похожи.

–?Я художник, – ответил Брайан. – Делаю татуировки.

–?Что? – спросил Кастонге.

–?Все в порядке, Андре, – произнес Франсуа Маруа успокаивающим голосом, и, похоже, это сработало.

Кастонге чуть качнулся на стуле и как зачарованный уставился в свою тарелку.

–?Кому еще? – весело спросил Питер.

Никто не поднял рук.

– Ну, так вы уже успели поговорить? – спросил Дени Фортен, когда, взяв кофе с коньяком, они вышли на крыльцо с навесом.

–?О чем? – спросил Питер, переведя взгляд с мокрой деревни на галериста.

Мелкий дождь продолжал идти.

Фортен посмотрел на Клару:

–?Вы еще не обсуждали это с мужем?

–?Нет пока, – ответила Клара, чувствуя себя виноватой. – Но я еще поговорю.

–?О чем? – снова спросил Питер.

–?Я приходил к вам сегодня – узнать, хотите ли вы, чтобы я представлял вас с Кларой. Я знаю, что в первую попытку я сам все испортил, и приношу за это извинения. Я хотел бы… – Он помедлил, собираясь с мыслями, посмотрел на Питера, потом на Клару. – Я прошу вас дать мне еще один шанс. Позвольте мне доказать, что я говорю это искренне. Я уверен, что мы втроем будем прекрасной командой.

– И что вы думаете? – Старший инспектор кивнул в сторону окна, за которым на крыльце стояли Питер, Клара и Фортен.

–?О них? – спросила Мирна.

Они не слышали, о чем говорили эти трое, но и без того догадаться было нетрудно.