Дверь открыта?

Хватая ртом воздух, переступаю порог.

— Эй! Есть кто-нибудь? Эди?

В квартире включен свет. На столе — тарелки с недоеденным обедом. Нет, нет, нет…

Пробегаю одну за другой комнаты. Пусто. Дом пуст. Остался только Мюррей. Лежит на полу в кухне. Подбираю его, смотрю в улыбающуюся медвежью мордочку. Смотрю и не хочу верить.

Нет. Это кошмар. Весь день — кошмар. Все невсамделишное. Через минуту я проснусь. Бью что есть силы в стену. Суставы хрустят, по штукатурке разбегаются трещины. Боль. Кровь.

Но я не просыпаюсь.

Я не сплю.

Я сжимаю Мюррея обеими руками, падаю на пол, сворачиваюсь в комок. Наконец-то и глаза наполняются слезами. Волны боли накатывают одна за другой, когти рвут внутри меня все, что я есть, пока не остается ничего.

Потом — я не знаю, когда потом — до меня доносятся шаги. Мои глаза крепко сжаты, как и все остальное.

— Так и подумал, что найду тебя здесь.

Какой-то уголок мозга регистрирует: голос

Эйдена. Зачем он здесь? Во всем виновата только я… только я одна. Зачем он пришел?

Какое-то движение рядом. Что-то теплое касается моих волос, гладит их.

— Нам нужно увести тебя отсюда. — Еще один едва слышный голос. Кто-то просовывает под меня руки. Поднимает.

Не могу пошевелиться. Не могу говорить. Но если бы и могла, что бы сказала?

Меня несут. Снаружи хлопают дверцы машины. Кладут на сиденье. Укрывают чем-то теплым. Приглушенные голоса, рокот мотора, машина трогается.

Все проваливается в темноту.

Лежу неподвижно, как статуя на могиле.

Бесчувственная и холодная. С закрытыми глазами.

Долго-долго вокруг меня тихо, абсолютное молчание мертвых. Почему я не одна из них?

Пули прошли мимо, даже когда я старалась прыгать перед ними, чтобы отвлечь их от других. Ничего не получилось.

Потом опять шаги. Сначала едва слышные, потом ближе.

— Она должна быть где-то здесь, — произносит голос. Бен. Я притворяюсь мертвой, лежа лицом вниз на холодной земле. Какое-то движение и другой голос. Кто-то хватает меня за волосы, дергает вверх. Переворачивает.

Я открываю глаза.

Тори улыбается и вынимает нож.

— Возможно, последствия шока. Как, до некоторой степени, и у нас всех. Все свидетельства, хранившиеся в колледже, уничтожены?

— Да.

Слова проникают в мозг, смысл где-то рядом, и до меня постепенно доходят другие детали. Я больше не в машине? На диване? Свидетельства… Какие свидетельства?

Все возвращается потоком воспоминаний; боль такая, словно меня пнули в живот. Я со стоном открываю глаза.

Эйден идет ко мне через комнату.

— Ты как? Очнулась?

— Наверно, — шепчу я.

Сажусь. Свет погашен, но место знакомое: дом Мака. Рядом, у софы, Скай. Поднимает голову, смотрит на меня и помахивает хвостом, но не прыгает, как обычно, словно знает — что-то не так.

Болит рука. Я вытягиваю ее и рассматриваю, как нечто принадлежащее кому-то другому. Все на месте, переломов нет, лишь несколько синяков да сбитые в кровь костяшки пальцев.

— Что случилось? — спрашивает Мак.

— Ударила стену.

Он подает мне стакан воды и таблетки.

— Болеутоляющие. Ты сама оставила их здесь после ТСО.

Беру две таблетки и встряхиваю флакон — несколько штук еще осталось.

— Этого мало.

— Мало для чего?

— Слишком много боли. Нет, я не про руку. Неужели все это и вправду случилось? В колледже. И там был Бен?

Они переглядываются. Эйден убирает Ская и садится рядом со мной.

— Похоже, что да.

— Не понимаю. Зачем он оставил записку? Вытащить меня из колледжа?

— Может быть, не хотел, чтобы ты пострадала.

— И ничего лучше не придумал. Бен знает об этом месте?

Я в панике смотрю на Мака. Хватит. Хватит терять друзей.

— Он был здесь до того, как ему стерли память. После — нет, — говорит Эйден. — Должно проскочить.

— Должно — этого сейчас недостаточно. Отсюда надо убираться, пока они не пришли.

— Так и сделаем, — говорит Эйден. — Все кончено.

— Ты о чем?

Он качает головой, закрывает лицо руками:

— ПБВ, все, что мы пытались делать. Все кончено. Флоренс… другие ребята… друзья… все убиты. Свидетельства уничтожены, компьютерная система скомпрометирована. Мы разбиты. — Голос такой усталый, в нем столько боли.

— Так что, все впустую? — робко спрашиваю я. Это моя вина.

— В списке разыскиваемых мы с тобой на первых местах. Ты выходишь.

— То есть как?

— Уезжаешь в Объединенную Ирландию. Этим уже занимаются.

— Нет! Ты говоришь, чтобы я бежала, но мне надоело убегать!

— Мы попробуем реорганизоваться. Я должен остаться, сделать все возможное, но мне нужно знать, что ты в безопасности. Сделай это для меня — уезжай.

— Почему? После всего случившегося? Бен предал меня, и я не могу уехать, не разобравшись во всем. — Пустые, фальшивые слова. — Он предал нас всех. Если бы не я, его бы здесь не было.

— Но это же я привез его. Глупец! Я позволил чувствам взять верх над рассудком. Это моя вина.

— Вы оба не правы, — вступает Мак. — Вы дали ему шанс, но ради этого и работает ПБВ, разве нет? Ради того, чтобы спасти заблудшие души из когтей лордеров.

Эйден качает головой:

— Столько погибших. Неужели оно того стоило?

— Минутку. Я не понимаю, что ты сказал раньше. Что значит «позволил чувствам взять верх над рассудком»?

— Разве не ясно?

Краем глаза вижу, как Мак тихонько выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.

Эйден вздыхает, прислоняется к дивану и поворачивается ко мне. Всегда сильный, уверенный в том, что и почему делает, он выглядит сейчас мальчишкой, растерянным, мало похожим на себя. Нет, это не он. Ощущение такое, будто земля уходит из-под ног.

Я наклоняюсь, беру его за руку:

— Нельзя отказаться от ПБВ. Ты же супергерой.

— Нет, я просто Эйден. Просто человек, без суперспособностей. И я облажался. По полной. Теперь с нами покончено. Вот так.

— Как это случилось? Как лордеры смогли сделать то, что сделали? И как им удалось изменить Бена и толкнуть его на предательство? Сделать из него убийцу.

Эйден гладит меня по щеке:

— Мне жаль. Но пистолет к его голове никто не приставлял. Все, что сделал, он сделал сам. Он выбрал путь и предпринял действия. Независимо от того, почему он так поступил, это уже было в нем.

— Не могу поверить. Бен не был таким — таким его сделали, — говорю я, но уже чувствую шевеление сомнений. АПТ пытались перековать меня в террористку и киллера, но, несмотря на все их старания, я осталась прежней. Даже когда мне самой казалось, что ничего другого не остается, что-то не срабатывало и я останавливалась перед последним шагом.

Будь Бен таким же, его бы ведь тоже что-то остановило бы?

— Виноват во всем я, — вздыхает Эйден. — Надо же быть таким идиотом. Мне не хватило честности перед собой.

— Нет! Ты не мог знать, что Бен…

— Дело в другом. Я думал, что, вернув Бена, порадую тебя. А когда счастлива ты, тогда счастлив и я. Оказалось, ошибался. Я видел вас вместе, но счастливым себя не чувствовал.

Смотрю во все глаза на Эйдена. Теперь, наконец, его слова и поступки занимают свои места и складываются в некую непонятную мне картину.

— Я сбросил со счетов все сомнения в отношении Бена. Я думал, что неуверенность в его мотивации объясняется моими чувствами к тебе. Спорил с Флоренс, хотя должен был прислушаться к ее аргументам. Она с самого начала была права насчет Бена.

— Все это сделал не тот Бен, которого я знала. — Я качаю головой. — Это сделали лордеры. Они изменили его.

— А ты уверена, что знала его по-настоящему? — спрашивает Эйден. — Как можно любить человека, не зная его по-настоящему, не зная, за что он и против чего?

Секунду-другую я молчу, впитывая значение сказанного им.