— Вот как? Не забывай, что я знаю тебя, Кайла, или Рейн, или Люси, или Райли, или кем там ты хочешь быть сегодня. Не забывай, что ты не способна убить. Или?..

Время растягивается, каждая секунда — в вечность. В конце концов, разве этот определяющий миг не последний в моей жизни? Убью ее — погибну. Не убью — погибну. Астрид заслуживает смерти. Заслуживает больше, чем кто-либо, за исключением разве что Нико, получить нож в горло. Перерезать горло и смотреть, как кровь потечет по ее телу; отомстить за обреченных ею на смерть.

Но я не могу это сделать. Не могу быть такой, как они.

И Нико это знает.

Пальцы, держащие нож, слабеют. Я сглатываю.

Нико улыбается и подходит ближе. Забирает у меня нож.

Астрид отталкивает меня; ее лицо искажено яростью. Она снова тянется за своим прибором.

— Позвольте мне разобраться с нею за дверью, — говорит Нико. — Пора уже.

Она улыбается и снова опускает устройство.

— Поступай как хочешь, но только побыстрее. Отсюда надо уходить.

Нико кладет руку мне на плечи, собирает в кулак волосы, оттягивает голову назад и целует меня в щеку.

— У нас с тобой неоконченное дельце.

За спиной у него какой-то шум. Один из лор-деров заламывает Эйдену руку, и он вскрикивает от боли.

Нико открывает переднюю дверь и выталкивает меня в ночь. Я спотыкаюсь о ступеньку и падаю в грязь под холодным дождем.

Беги.

Оглядываюсь — он стоит у крыльца. Наблюдает и ждет.

Ждет, когда я побегу. Вот что ему надо: чтобы я побежала. И тогда он сможет выстрелить мне в спину.

Я поднимаюсь. Смотрю на него с вызовом, как Флоренс у Колледжа Всех Душ.

Нико пожимает плечами и поднимает пистолет.

— Прощай, Рейн. Было весело.

Стою, смотрю на него. Он ждет, что я заплачу, буду умолять. Не дождется. Странное дело. Еще недавно я думала, что готова умереть, но теперь уже так не думаю. Вопреки всему я хочу остаться, дышать воздухом, переживать, чувствовать — пусть даже боль. Я сдерживаю набухающие в глазах слезы и боюсь, что страх выдаст себя дрожью.

Нико поднимает пистолет, целится мне в сердце, улыбается и…

Бах!

Я вздрагиваю в предчувствии удара, боли, толчка и падения, но ничего этого нет, а есть только растерянность.

Нико упал? Это он вцепился рукой в грудь, на которой расплывается красное пятно. Нико умирает.

Из темноты приближаются шаги.

Коулсон? С пистолетом в руке, он смотрит на лежащего у его ног Нико. Но ведь Коулсон — лордер, а Нико сейчас на их стороне. Разве нет? За ним бегут другие лордеры.

— Я жива.

— Правильно, — говорит Коулсон и, открыв дверь, оглядывается. — Идем.

Ошеломленная, обхожу неподвижное тело Нико и вхожу в дом следом за лордером.

Глаза у Астрид круглеют от изумления. Ее лордеры тоже не выглядят очень уж довольными, хотя они всегда такие. Но и Коулсон — лордер. Разве они не на одной стороне?

Он делает знак другим лордерам:

— Выйдите.

Они вопросительно смотрят на Астрид. На ее лице отражается нерешительность.

В комнату входят еще несколько лордеров.

— Делайте, как он говорит, — говорит Астрид, и они выходят.

Коулсон осматривает комнату, высовывает руку за дверь, подзывает кого-то. Входят двое, видеть которых я менее всего ожидала: доктор Лизандер и с ней премьер-министр Грегори.

Доктор бросается к раненым. Проверяет Бена, Эйдена и Мака. Ская. Тори. В последнем случае она качает головой и закрывает Тори глаза. Тори мертва? Еще один шок. Невероятно.

— Остальным требуется медицинская помощь, — говорит она. — И ветеринарная.

Грегори кивает, и один из лордеров говорит что-то в невидимый микрофон на воротнике. Значит, их не убьют. Им помогут.

— Я так рада, что вы приехали, премьер-министр. Так приятно вас видеть. Впрочем, как всегда. — Астрид обращается к Грегори. — Но у нас здесь все было под контролем.

Грегори вскидывает брови:

— Неужели? А что именно под контролем? Какую операцию вы проводили, не поставив меня в известность? Вам об этом что-нибудь известно? — Он поворачивается к Коулсону.

— По официальным каналам никакой информации не поступало. К счастью, у меня есть надежные неофициальные источники.

— Хорошо. Итак, глава моей службы безопасности не уведомлен о каких-либо операциях по официальным каналам. Я тоже ничего не знаю. И как это понимать?

Астрид бледнеет:

— Мне сообщили о заговоре, цель которого — дискредитировать Центральную коалицию. Заговорщики планировали подменить нашу телевизионную передачу своей и показать ее сегодня вечером всей стране. Я защищала и оберегала вас, сохраняя режим секретности. Об операции знали только посвященные.

Выходит, лордеры тоже пользуются тем же принципом.

Грегори пожимает плечами:

— Мне, может быть, знать и необязательно, но если не знает и Коулсон, как же тогда принимать решения?

Астрид начинает объяснять, но премьер-министр поднимает руку:

— Помолчите. Прежде чем составить мнение, мне нужно во всем разобраться. — От его слов веет холодом, и Астрид бледнеет еще сильнее. Однако, как ни приятен мне ее явный дискомфорт, хотелось бы знать, какое отношение все это имеет к нам? Они же все — лордеры.

— Видите ли, дорогая Астрид, я узнал кое-что такое, что обязан был знать давно. Доктор Лизандер — вы знали, что она дружила с моей дочерью — пришла ко мне с очень интересной информацией. Доктор упорно добивалась встречи со мной, и я, услышав об одном из ваших особых проектов, понял, в чем причины такой настойчивости. Как вам, несомненно, хорошо известно, Зачистка является разрешенным законом уголовным наказанием, применяемым исключительно в строгом соответствии с надлежащей уголовной процедурой. И ни в коем случае не к сиротам, не достигшим возраста юридической ответственности. А затем мы получаем информацию о ваших неофициальных тренировочных лагерях. Эти двое из них, да? — Грегори указывает на Бена и тело Тори. — Выбраны по причине особенных способностей и подвергнуты экспериментальным процедурам. — Он качает головой.

— Это все в рамках моих обязанностей как ИКН, — защищается Астрид.

Сомневаюсь, что вы сами в это верите. А потом мы собрали некоторые факты и поняли, что вы сделали с моей дочерью. И внучкой.

Грегори оборачивается. Почему он смотрит на меня? Волосы у него светлые, хотя и тронутые сединой, но теперь, вблизи, я вижу то, чего не замечала раньше, когда видела его по телевизору или на фотографиях: зеленые глаза. Того же оттенка, что и мои. Теперь уже все смотрят на меня.

Его внучка? Я? Нет, это невозможно. Или может?

Приближающийся вой сирены «Скорой помощи». В комнату входят парамедики. По знаку доктора Лизандер они уносят Ская и Бена и забирают тело Тори. Эйден уходить отказывается, хотя у него и сломана рука. Парамедики фиксируют руку на груди, осматривают Мака и уходят.

— Это смешно, — возмущается Астрид. — Они предатели, и обращаться с ними должно соответственно.

— Возможно. Окончательного решения я еще не принял. А пока я хочу посмотреть остановленную вами передачу.

— Все в моей камере. — Я указываю на пол, где лежит моя камера.

Коулсон берет ее, проверяет и передает Грегори.

Моему деду?

— Все готовы? Начинаем? — Он направляет камеру на стену и включает. Смотрим молча, и на этот раз я не отвожу глаза. Смотрю на Флоренс, ее лицо перед самой смертью. Что она чувствовала? Не то ли, что чувствовала и я несколько минут назад, когда стояла перед Нико?

Запись заканчивается, но все по-прежнему молчат. Наконец Грегори поворачивается к Астрид.

— Астрид Коннор, ваши действия неприемлемы. Необходимо дальнейшее расследование. — Он делает знак Коулсону. — Заберите ее, а потом оставьте нас.

Они уходят, дверь закрывается, и Грегори поворачивается ко мне.

— Можешь записывать на эту штуку? — спрашивает он, держа в руке камеру.

— Да.

Он передает камеру.

— Приготовься.

Ставлю камеру на запись, поднимаю. Удивительно, но руки не дрожат.