Ты бы пошел ко дну вместе со своей фирмой. А так – так у тебя появились деньги. Много денег.

– Это тебе нужны были деньги! – яростно воскликнул Макфарлин. – Мне нужно было только мое дело.

Моя фирма. А ты отобрала ее у меня. И загубила!.. Продала! Уничтожила на корню – так, что даже имени "Макфайер" не осталось!

– Я все это делала ради тебя, – твердо сказала Пола.

– Не верю я тебе! – воскликнул Макфарлин. – Не верю!.. – Он лихорадочно произнес:

– Но – ничего!..

Однажды я уже отомстил тебе. И это было приятно.

Очень приятно. Но… Но все же та месть, с Рупертом Вагнером, показалась мне не слишком сладкой, – он облизнул свои тонкие губы. – Не слишком вкусной. Хотя… Хотя – та месть была изысканной.

– Что ты имеешь в виду, Стив? – запрокинув внезапно побледневшее лицо, спросила, стоя на коленях, Пола.

Макфарлин усмехнулся:

– Ты, конечно, сама прекрасно знаешь, что ту ночь, в январе девяносто четвертого года, в Нью-Йорке, в "Риджент-отеле", твой жених Руперт Вагнер проводил не с тобой. Не с тобой спал тогда твой несостоявшийся муженек. Ты в тот вечер уехала на поздний обед с инвесторами. А Руперт решил устроить прощание с холостой жизнью. И пригласил в номер двух проституток. Это с ними, а не с тобой, он предавался садомазохистским забавам, глушил виски и нюхал кокаин. И проститутки выполнили свою задачу – довели старичка Вагнера до инфаркта!.. Им хорошо заплатили. А ты. Пола, после того как Вагнер столь скоропостижно скончался, сговорилась с администрацией отеля. Ты боялась скандала. И отель – боялся скандала. Вот вы и представили дело так, что не было никаких шлюх, что ты провела ту ночь в номере со своим женишком. И это ты с ним так необычно забавлялась… Правда, скандал все равно произошел, но ты не выдала ни себя, ни Вагнера. Ты стояла на первоначальной версии. И сведения о проститутках, проведших ночь с Рупертом, так и не всплыли… Знала бы ты, миленькая Пола, почему затянулся в ту ночь твой ужин с инвесторами! И кто подложил под твоего мужа тех двух шлюх.

И какие инструкции они обе получили. И – от кого…

– Нет, – прошептала миссис Шеви.

– Да! – торжествующе воскликнул Макфарлин. – Все это организовал я! Я, я!..

– О боже, – с ненавистью прошептала Пола. – Какая же ты сволочь…

– Не сволочней тебя, медовенькая, – усмехнулся .Стивен.

– Мистер Макфарлин! – вдруг произнес, стоя на коленях, Дима. – Это ваши с миссис Шеви семейные разборки. А при чем здесь мы? Мы, трое русских?.. – И добавил дурашливо:

– Может, мы пойдем?

– Сидеть! – внезапно гаркнул американец, и лицо его исказилось злобой. Он перевел пистолет на Диму.

Усмехнулся:

– Вы сами пришли к миссис Шеви. Вас сюда никто не звал. Вы сами сделали свой выбор… Ну, что ж, прекрасно. Вы оказались в нужное время в нужном месте. У вас есть мотив. И у вас есть повод…

– Мотив и повод – для чего, мистер Макфарлин? – тихо спросил Дима.

– Не надо меня перебивать! – раздраженно выкрикнул Стивен. И продолжил:

– Один из вас воровал в России книги. – Он ткнул пистолетом в сторону Игрека. – '""

Другой, – тычок оружием в Диму, – здесь, в Америке, охотился за ними. Преследовал жившего здесь, в имении, профессора Васина. Что ж! Вот вы книги и не поделили, решит полиция… Полиция обнаружит здесь замечательную мизансцену.

Макфарлин вдохновенно, словно режиссер на репетиции, обвел рукою гостиную и продолжил:

– На полу – пара чемоданов с книгами. Книгами, украденными в России. А рядом – тело хозяйки. – Он выразительно посмотрел на Полу, потом перевел взгляд на Игрека и добавил:

– А может, два тела. В том числе – один из тех русских, что нападал на миссис Шеви. А может, даже три тела. Или все четыре. Смотря, как я захочу.

И насколько точно мои друзья будут стрелять.

Макфарлин гулко захохотал.

– Теперь я понял, – тихо проговорил по-русски Дима, – почему сегодня Пьер вдруг надел перчатки.

– Да, у него мой пистолет, – также вполголоса ответил Игрек. – С твоими и моими отпечатками пальцев.

– Они инсценируют убийство Полы. И свалят все на нас.

– Даже если он нас не убьет, полиция вряд ли поверит нашему рассказу: что на самом деле случилось.

– Игрек, у тебя идеи есть?

– Пока нет.

– Значит, будем тянуть время.

– Да. Умереть всегда успеем.

– Эй, вы там, русские! – прокричал Стивен. – Хватит шептаться! Или я удалю вас из класса! – Он сделал в их сторону движение пистолетом, прокричал:

– Пуф, Пуф! – и захохотал над собственной шуткой.

– Извините, мистер Макфарлин, – смиренно произнес Дима. И спросил:

– Простите, но мы сгораем от любопытства: что происходит? Почему вы вдруг появились – здесь и сейчас?

Игрек смиренно добавил:

– Зачем вам русские книги? Я на вас работал, мистер Макфарлин. Согласитесь: поработал неплохо. И я хочу знать, зачем нужна была моя работа? Если вы решили меня убить – можете считать это моим последним желанием.

– Хочешь все знать? – проговорил, вдруг улыбнувшись, Макфарлин. – Хм. Похвальное желание. И мизансцена – как раз для Голливуда. Плохой парень вдруг начинает исповедоваться перед хорошими парнями. Разумеется, перед тем как распилить их бензопилой или бросить в раскаленный металл. Кстати, в кино, этом убогом порождении узколобых голливудских ублюдков, эти сцены мне всегда казались крайне не правдоподобными. Тем более что в фильмах в отличие от жизни побеждает добро. И в самый нужный момент появляется полиция…

Надя бросила взгляд на обоих прихвостней мистера Макфарлина. Пьер глумливо улыбался, бросая плотоядные взоры на Полу. Русский херувим, кажется, мало что понимал в речах своего господина, но тоже усмехался, направляя на пленников автомат.

– Правда, сейчас., – продолжил очкарик, – когда мне самому довелось оказаться в шкуре, так сказать, злодея, я стал понимать: зачем они вдруг исповедуются перед лицом своих жертв. Ведь преступление, если оно задумано и выполнено талантливо, – красиво. Очень красиво! Оно является актом творчества. Некой инсталляцией, хеппенингом. И чем талантливей творец – тем совершеннее его преступление. А всякий творец гордится созданным им произведением искусства. Сотворенной им красотой. И преступлением – в том числе. Однако кому этот творец (по меркам глупого большинства – преступник) может поведать о своей гордости? С кем поделиться красотой своего замысла? Перед кем похвастаться совершенством исполнения? Не перед полицией же! Не перед прокуратурой или присяжными! – Стивен Макфарлин рассмеялся, довольный собственной остротой, и продолжил:

– И кто сможет лучше оценить всю дерзость замысла и масштабность исполненного, как не случайные свидетели, сообщники или жертвы преступления?

Надя не все понимала из высокопарной, уснащенной сложными оборотами речи первого мужа Полы. Но, глядя на его самовлюбленное лицо, горящие адским пламенем глаза, она понимала, что этот человек – опасный маньяк. Вдвойне опасный, потому что он – умный и хитрый. И втройне – потому что у него в руках пистолет.

– Раскрывать все тайны жертвам – глупо, – продолжал Макфарлин. – Но… Но очень сладко. Тем более – о сегодняшнем дне в Тетради Судеб записано: "Пророк заявит ближним о себе…" Но кто такой Пророк? Я, я? А кто – ближние? Мои друзья. И вы. Значит, поступим так, как велит Тетрадь Судеб!

"Он все-таки – законченный псих!" – подумалось Наде.

– Время у нас есть, – заявил Стивен, – посему я решил явиться перед вами в подлинном обличье. Продемонстрировать свое величие и гениальность.

Надя внимательно глянула на Макфарлина. Тот говорил очень серьезно, без доли самоиронии. Испарина выступила на его высоком лбу. Он упивался своей ролью.

– Обратимся к предмету, ради которого мы здесь собрались. – Макфарлин указал пистолетом на чемоданы. – Думаете, все дело в книгах? Книгах – во множественном числе? Нет! Неверно! Мне нужна была книга – в единственном числе. Одна книга. Одна рукопись.

– Зачем тогда я мучился? – спросил Игрек. – Тяжесть-то какая!