Макфарлин усмехнулся:
– А это было прикрытие. Дымовая завеса. Среди десятка исчезнувших томов – известных, дорогих, редких томов! – никто не заметил пропажи одной-единственной рукописи. Никем не описанной, никому не известной. Я на это и рассчитывал. Так оно и случилось. Главного сокровища здесь, в этих чемоданах, как раз нет. Нет одной-единственной рукописи. Тетради Судеб!
– Тетрадь графа Потоцкого, – прошептал по-русски Дима.
Игрек еле заметно кивнул.
– Вы спросите, друзья мои: откуда я узнал о ее существовании? – продолжил с пафосом Макфарлин. Он все больше упивался собственным рассказом. – Откуда выведал о ее исключительной ценности? Да будет вам известно, господа, я много читаю. Очень много. И я давно ждал чего-нибудь подобного. Давно! И о той Тетради, – почтительно выделил два последних слова американец, – я узнал из статьи в "Амэрикен Славик энд Ист Ероупен Ревью". Есть у нас такой журнал. Научный журнал. Статья была написана русским ученым Фоминым…
И я…Да…
Макфарлин прошелся по гостиной, поигрывая пистолетом. Он слегка задыхался. Упоение собой переполняло его. Слова распирали его.
– Историк Фомин упоминал о рукописи русского графа Потоцкого. Этот старый русский граф… Он предсказал кончину собственной жены. Смерть своей дочери от родов… А главное – даже дату битвы русских с. Наполеоном… Это очень, очень интересно, сказал я себе.
И занялся этим делом. Дальше все шло как по маслу.
Сам господь помогал мне. Я связался с автором статьи в "Ревью", этим русским ученым Фоминым, по электронной почте. Я дал ему задание: найти архив графа Потоцкого. Найти для меня тетрадь с его предсказаниями.
И мистер Фомин нашел для меня эту рукопись! Нашел в русской библиотеке, за изрядное вознаграждение. Впрочем, вознаграждение показалось изрядным только русскому… Русские сидят на сундуках с золотом – но ленятся поднять его. Они предпочитают клянчить доллары у нас, американцев!
Пьер – и, главное, отчего-то красавчик-блондин – одинаково высокомерно усмехнулись. Полуянов открыл было рот, чтобы сказать что-то резкое, но Игорь еле заметно толкнул его локтем в бок: не встревай!
– Так и с рукописью Потоцкого! – продолжил вещать Макфарлин. – Настоящий золотой слиток! А она валялась, никому не нужная, никого не интересующая, в фондах московской исторической библиотеки. Я просто был обязан ее оттуда изъять! Но это не все. Нет, далеко не все! Тетрадь графа Потоцкого должна была не просто достаться мне. Я не мог допустить, чтобы кто-то другой ее видел, читал, копировал! Иначе этот другой стал бы обладателем того же знания, что я! Тетрадь должна была исчезнуть из библиотеки. Бесследно исчезнуть. Но ее читал этот русский историк Фомин. Поэтому, – усмехнулся Стивен, – ему пришлось умереть.
Об этом позаботился мой русский друг, прекрасный помощник – Коля…
Он кивнул на херувимчика со жвачкой. Тот, заслышав свое имя, приосанился и заулыбался.
– Позволю себе заметить, сэр, – почтительно сказал Пьер, – не слишком ли много эти русские узнают?
– Кончить их, и дело с концом, – с ужасным английским акцентом предложил херувимчик Коля.
– Им все равно никто не поверит, – пренебрежительно махнул рукой Макфарлин. – Даже если мы кого-нибудь оставим в живых.
Он воодушевился и с очевидным удовольствием продолжил:
– Коля со своими русскими подручными ловко и относительно недорого устранил историка Фомина. Прямо в самом центре Москвы!..
– Значит, дело в "русском Нострадамусе", – еле слышно прошептал Дима. – Боже, какой этот Стивен псих!
Макфарлин гордо оглядел вынужденных слушателей.
Пола сидела неподалеку от его ног, склонив голову Ее черные волосы струились, скрывая лицо. Похоже, она плакала. Игрек и Дима слушали, тоже опустив головы и полуприкрыв глаза. Со стороны казалось, что они молятся – но Надя втайне надеялась, что они, напротив, продумывают план побега. Русский херувимчик держал их, всех троих, на мушке. Судя по всему, он мало что понимал из того, что говорил Макфарлин, и тупо жевал жвачку. Пьер не отводил свой пистолет от Полы и скалил зубы с радостным вожделением.
Макфарлин выспренне продолжил:
– После того как я выяснил местонахождение тетради и Коля ликвидировал мистера Фомина, настал ваш черед, сэр. – Макфарлин кивнул в сторону Игрека. – Я не мог доверить интеллектуальную часть работы такому простому парню, как Коля. До меня, мистер Старых, дошли известия о вашем уме, авантюрности, хитрости и порядочности (пусть кому-то покажется странным такое сочетание черт в одном человеке – но не мне!..). К тому же вы были русским и превосходно знали Россию. Потому я выбрал вас на главную роль. Вы получили аванс и список нужных мне книг. Что ж, вы, господин Старых, справились со своей миссией в Москве замечательно.
Нашли себе прекрасную помощницу. Быстро доставили мне книги и бумаги. Я искренне, искренне вам благодарен…
– Я бы пожал вам руку, мистер Макфарлин, – усмехнулся Игрек, – но не привык делать это, стоя на коленях.
– ..Итак, тетрадь графа Потоцкого наконец оказалась в моих руках, – не обращая внимания на реплику Игрека, продолжал токовать первый муж Полы. – А далее на сцену выходил любитель мальчиков, профессор русской филологии Васин. (Его порекомендовал мне, как прекрасного знатока русского и английского языка, тот самый автор статьи, безвременно погибший историк Фомин.) Я пригласил Васина в Америку – и он, в моем охотничьем домике в Монтане, сделал огромную, сложнейшую, интеллектуальную работу. Он перевел для меня рукопись графа Потоцкого. Перевел – и дал подробнейшие толкования к тексту. Я щедро вознаградил его за труды. Больше профессор Васин был мне не нужен. Не нужен ни он, ни прочие манускрипты из русской библиотеки. Еще не хватало, чтобы мое имя связали с похищением в Москве! И я… Я подарил профессора и книги тебе, Пола.
– Подонок, – прошептала миссис Шеви, вскинув голову. Глаза ее были заплаканы, но в них отражались презрение и ненависть.
– Давай, давай, рычи в бессильной злобе, – усмехнулся Макфарлин. – Я знал, что ты, Пола, благодаря своему русскому происхождению и любви в России, клюнешь на ту приманку, которую забросил тебе мой приятель. И ты клюнула!.. Конечно, главной моей целью было – заполучить рукопись графа Потоцкого. Но попутно, между делом, я хотел подставить тебя, моя милая Пола…
Что ж! Именно поэтому русский историк Фомин отыскал для меня в московской библиотеке записки некоего полковника Шевелева. А вы, мистер Старых, украли согласно моему списку в числе прочих рукописей и эту тетрадь.
Я знал тебя, Пола. И знал твои увлечения. В том числе – Россией. Разве ты отказалась бы от возможности прочесть воспоминания собственного русского пращура, полковника Шевелева! И ты, конечно же, не отказалась. Так профессор Васин, с тетрадью Шевелева и со всеми прочими украденными рукописями (я ему их подарил), оказался в твоем доме…
– Сумасшедший мерзавец, – устало сказала миссис Шеви. – Ты мог бы просто меня убить.
– Э-э, нет, – засмеялся Макфарлин. – Когда человека просто убивают, не страдает его репутация. Наоборот, в глазах окружающих он становится кем-то вроде мученика. Я не стану дарить тебе такую судьбу. Тебя ждет нечто более неприятное…
У Нади затекли закинутые за голову руки. Колени горели. И тогда она потихоньку опустила руки, и медленно переместилась на корточки. То ли надзиратели были упоены собственной властью над пленниками, то ли их заворожил пафосный голос Макфарлина – но они не обратили внимания на Надины перемещения. Вскоре, как она заметила, ее примеру последовали и Дима, и Игрек.
Солнце уже свалилось за противоположный берег бухты. Надвигался вечер. В огромных окнах стремительно серело.
– Пьер, включите, пожалуйста, свет, – мягко попросил Макфарлин.
– Свет, – негромко сказал Пьер. Тут же вспыхнули невидимые лампы. Похоже, сенсоры были настроены на звук его голоса. – Больше, – скомандовал Пьер. Света прибавилось.
– Кстати, пару месяцев назад, – заметил Макфарлин, – я перекупил у тебя Пьера. Верность хороша, когда сопровождается звоном монет, Пола. Когда монеты бренчат в кармане недостаточно звонко, даже самый преданный слуга начинает посматривать на сторону…
