Долго размышлять не было времени. Сходить на сборище представителей разных направлений советского искусства не помешает. Хотя бы для того, чтобы понимать, чем дышит интеллигенция этого времени. Всё-таки, мой круг общения ранее ограничивался шапочным знакомством с актёрами одного театра, и по мелочам. Значимые фигуры, молодого помощника режиссёра, всерьёз не воспринимали и с откровениями не лезли. А с учётом венецианского приза и успеха плакатов с календарём, я теперь сам по себе фигура, пусть пока и мелкая. Поэтому, схожу — себя покажу и пообщаюсь.

Но сейчас нет времени думать о подобных глупостях, надо работать. Мы наконец-то закончили просмотр всего отснятого материала. Долго спорили и даже сильно поругались с Моисеичем. Здесь ещё и Пузик влезла на правах соавтора, с ней тоже поорали друг на друга. Надо сказать, что наша бобруйская царевна пообтесалась и начала показывать характер с коготками. Я лично это полностью приветствую, потому что надо уметь отстаивать своё мнение.

Самое интересное, что разногласия между тремя сторонами конфликта были совершенно разные. Зельцер напирал на то, что надо оставить наиболее гладкие моменты, убрав всю остроту, дабы пройти приёмные комиссии. У нашего старшего товарища всё ещё присутствует суеверный страх перед разного рода комиссиями, которые хорошенько били в молодости его по рукам. Пузик же больше напирала на романтическую линию, грозя превратить социальную драму в любовный елей. Я был примерно посередине, ещё и пытался продвинуть наиболее эпатажные моменты. Не секс, его у нас в картине не было. Просто отсняли несколько достаточно резких кадров на предмет одиночества и мыслей сорокалетней женщины. Сейчас это ещё не очень принято. В итоге, попаданец и белорусский комсомол победили старого ретрограда!

Далее начался самый настоящий ад. Сидеть по десять часов, в небольшой и душной комнате, перед маленьким экраном — то ещё занятие. Хорошо, что мужики сдержали слово и пахали наравне с нами, только курили как сумасшедшие. На одном из перекуров я задал вопрос Андрею.

— Это не моё дело, конечно, — произношу тихо, чтобы не услышали остальные, — Только буду сразу откровенен. Не понравился мне ваш Михаил, который по свету.

— Ну, ты прям глаз-алмаз, Анатолич, — хохотнул монтажёр, — Мишаня — известный стукачок, только меру знает. Если ты там чего криминального или особо политически неправильного скажешь, то сдаст. А так — бухает с нами и нормально общается, хотя заставляет народ не расслабляться. Подобных типов лучше держать поближе, ибо всем спокойнее. Трудовую дисциплину нарушали вместе, так что не переживай.

Мда. Странные у них здесь обычаи. Хотя, вспоминаю работу в стройкорпорации. Будучи начальником отдела, сам удивлялся, откуда в людях столько дерьма. Было такое ощущение, что почти весь коллектив стучит друг на друга. Утрирую, конечно, но в людях я тогда сильно разочаровался. Времена меняются, а народ остаётся прежним.

* * *

В моё время этого дома на пересечении Каретного Ряда и Садово-Каретной уже нет. Поднимаясь по ступенькам обшарпанной лестницы на третий этаж, я начинаю вспоминать про саму хозяйку квартиры и сообщество, которое здесь обитало. Я всё-таки не такой знаток советской богемы, или как правильно называются эти люди, но многое вспомнил.

Хозяйка — действительно милая девушка. Не знаю, почему современники считали её безумно красивой. Я бы сказал, что Алёна умеет себя подать. И есть в её облике что-то такое готическое, но без излишней мрачности.

— Алексей? — собственно, Басилова и открыла дверь, — Заходите. Можете не разуваться, только протрите ботинки.

Здороваюсь, вручаю Алёне пакет с вином и выполняю необходимые процедуры. На кухне, откуда несло запахом табака, раздался мужской смех. Хозяйка приветливо улыбнулась и повела меня за собой. В весьма необычной комнате с чёрными стенами сидело человек семь. Поздоровался со всеми и был представлен звонким голосом Басиловой. Из присутствующих узнал только Губермана и Окуджаву. Первого, потому что читал его в своё время и видел фото. Второго можно узнать и в этом достаточно молодом возрасте.

Чуть позже в комнату ввалилась компания из четырёх человек, с которыми я тоже вежливо поздоровался. Солировал среди них совсем молодой чернявый парень. Судя по тем взглядам, которые он бросал на хозяйку квартиры, товарищ здесь не просто гость. Ну, дело молодое — тем более, что Алёна тоже смотрела на брюнета влюблёнными глазами.

В общем, я потихоньку начал вписываться в новую компанию. Разговоры велись самые разные, больше о поэзии, оно и немудрено. Несколько присутствующих входили в достаточно известное, даже гремевшее в прошлом году, объедение поэтов СМОГ. Прежнему Алексею подобное направление было не особо интересно, мне нынешнему — подавно. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Один из парней горячо возмущался, что их группировку прикрыли. И вообще, кругом козлы, а они одни хорошие. Но наконец-то накал немного спал, и народ начал обсуждать последние новости искусства. Я как-то за всеми делами совсем отстал от мира. А Москва бурлила во всех направлениях. Выставки, новые театральные постановки, и многое другое.

— Молодой человек, — вдруг обратился ко мне лысоватый мужчина в очёчках, — Каково это — быть обласканным властью?

Он, Окуджава и ещё один неряшливый бородач, были гораздо старше присутствующей здесь публики. Заметив моё недоумение, лысый продолжил.

— Разрешите представиться, Оскар Рабин, — видя, что я никак не реагирую на объявленное имя, товарищ сморщил своё лицо и продолжил, — Я был в историческом, на вашей выставке. Что я могу сказать? Плагиат в чистом виде, ещё и под советским соусом. И знаете, ваши плакаты никогда не купят на западе.

Что за наезд — я так и не понял. Кто такой Рабин — вспомнить не удалось, хотя что-то крутилось в голове.

— Я не совсем понял, причём здесь мои работы совместно с Сергеем Самсоновым, и власть? Что касается плагиата, то я не скрываю заимствования из пин-апа. Недавно мы давали большое интервью, и там честно рассказали, откуда растут ноги наших работ.

— Да, — вдруг выкликнула Басилова, я обратил внимание, что все присутствующие слушают только нас, — Алексей с соавтором недавно дал интервью нашей Светочке. Она рассказывала, что это нечто! И мальчики действительно ничего не скрывали.

— О, Светочка! — притворно закатил глаза один из молодых людей, — Когда же она посетит сию скромную обитель?

— Ты же знаешь, Володя, что наша принцесса ходит только в сопровождении жуткого чудища по имени Николя, — под смех мужчин и осуждающий взгляд Алёны, произнёс её молодой человек.

Я бы тоже не отпустил Зою в эту специфическую компанию. Так что Николая понимаю и полностью поддерживаю. Хотя сомневаюсь, что кто-то из присутствующих способен охмурить товарища Капитонову. Это скорее она всех здесь заставит ходить строем и выполнять любую её команду. Когда смех прекратился, Рабин продолжил.

— Здесь присутствует Толя Зверев, — Оскар кивнул на неряшливого мужичка, который жадно поглощал принесённое мною вино, — Его работы выставляются в Париже, Лондоне, Нью-Йорке и многих городах мира, где пользуются большим спросом. А в своей стране ему разрешили принять участие лишь в студенческой выставке почти десять лет назад. Потому и спрашиваю, как вам удалось из ниоткуда пробиться в главный зал Москвы?

— Вы никогда не задумывались, Оскар, что искусство может носить просветительский характер? — Отвечаю собеседнику, — Не радовать глаз кучки якобы ценителей, которые и стараются создать мнение, какие картины сейчас наиболее популярны, а быть понятным для всех. Пикассо и прочих Кандинских могут покупать на аукционах за миллионы. Но простой народ будет наслаждаться Боттичелли, Микеланджело, Рубенсом или Саврасовым. Потому что они им понятны. И людей сложно заставить поверить, что вот эта хрен поймёшь какая мазня — искусство.

Делаю глоток вина и понимаю, что народ слушает, но настроен против. Только Алёна загадочно улыбается. Я тем временем продолжаю.