Он чуть было не вернулся на виллу Лиотаров. Хотя слова Байрона успокоили его, больше всего юношу сейчас тревожили мысли о Валентине. Сможет ли он скрывать от нее эту тайну? А если не сможет, то будет ли она любить то чудовище, в которое он собирается превратиться? Никколо вспомнил подаренный ей поцелуй. Ему так хотелось, чтобы любимая была сейчас рядом, могла разделить с ним это новое приключение.

Вивиани мрачно улыбнулся, когда понял, что такой возможности ему не предоставили. Ни Мэри, ни Клэр, ни какая-либо другая женщина ничего не знали о странном эксперименте, в котором участвовали три английских поэта. И Байрон недвусмысленно дал Никколо понять, что все так и должно оставаться.

Никколо подружился с компанией на вилле Диодати, не подозревая, что там происходит. Он ничего не знал об опасности, пока его мир не полетел в тартарары. Еще неделю назад он думал, что подобное невозможно, теперь же это оказалось фактом. «Существуют оборотни, перевертыши, ликантропы, вервольфы, как бы мы их ни называли. И я могу стать одним из них».

И еще один вопрос не давал ему покоя. «Что еще может существовать в этом мире? Какие еще чудеса скрываются за покровом реальности? Ведьмы? Феи? Бефана[38] на метле, которая похищает детей? Может быть, Юпитер действительно спускался на землю, приняв облик быка, похитил Европу и отвез ее на остров Крит? Во что теперь верить?»

Но ветер не нес ему ответов, не было их и в озере, и только белая пена плясала на верхушках волн. Никколо казалось, что он упал с причала в темную воду и волны швыряют его из стороны в сторону, так что теперь он не может распоряжаться своей судьбой. Мир был мрачным и непонятным местом и внушал страх не меньше, чем морские глубины.

Сжав кулаки, Вивиани принял окончательное решение. Он сам будет распоряжаться своей судьбой. Хотя он и пришел в этот мир не по своей воле, сдаваться не следует, ведь не подчиняются же прихотям мира Байрон и Шелли. Они противятся условностям и строят жизнь по своему усмотрению. Никколо сам определится, какой будет его дорога в жизни, и сегодня сделает первый шаг.

Он махнул рукой, подзывая лодочника.

25

Коппе, 1816 год

Валентина, опустившись на кровать, уставилась на светлые обои и потерла лоб. Голова невыносимо болела, и девушка не замечала ничего вокруг. После разговора с отцом она выбежала из его кабинета. Сейчас юной швейцарке казалось, что весь ее мир перевернулся, а она ничего не может с этим поделать.

Всего несколько недель назад все было в порядке. Она так радовалась, узнав, что Никколо, милый, застенчивый Никколо будет провожать ее домой. Девушка надеялась, что он наберется мужества признаться, что испытывает те же чувства, что и она.

По поводу отношения к Никколо своей семьи она не волновалась — он был сыном графа, к тому же их семьи всегда дружили, а если у мсье Лиотара и были другие планы по поводу замужества дочери, Валентина полагала, что он поддастся на ее уговоры.

Девушка мечтала о том, что Никколо уедет из Коппе, уже став ее женихом, совершит гран-тур, а потом вернется сюда и они поженятся. Она любила его, и ей нравилась его родина, прекрасная Тоскана. Валентина готова была провести там с ним остаток жизни, и будущее виделось ей в светлых тонах.

А теперь все изменилось. С каждым днем Никколо все больше отдалялся и с момента приезда в Швейцарию ни разу не пытался открыть ей свои чувства, не говоря уже о том, чтобы попросить у Лиотара ее руки. Сейчас его интересовали только английские поэты. Вивиани часто оставался ночевать на вилле Диодати, а однажды вернулся в рваной одежде и бледный как смерть. Вчерашнюю ночь Никколо провел там же, и сегодня Валентина не видела его целый день.

А теперь она узнала от отца, что Людвиг фон Карнштайн попросил ее руки.

Родители Валентины не имели ничего против того, чтобы породниться с графом, к тому же Карнштайн обладал большим состоянием и отличными связями в области политики и экономики, о чем они не преминули упомянуть.

«Он красив, очарователен и образован». Валентина видела нее преимущества брака с графом, но в его присутствии она никогда не чувствовала себя так, как с Никколо. С юным итальянцем она могла вести себя свободно и непринужденно. К тому же девушка мечтала о его ласках и до сих пор вспоминала его поцелуй. Людвиг был приятным человеком, в чем-то даже соблазнительным, но в то же время Валентину в нем что-то пугало. Она замечала в нем нечто, чему не могла бы дать имени, но это ощущение леденило душу.

Совет. Ей нужен хороший совет, помощь, которой от матери сейчас не дождешься. После возвращения на виллу Валентина заметила, что ее мать превратилась лишь в бледную тень, и которой с трудом можно было узнать прежнюю госпожу Лиотар.

Девушка сбежала вниз по лестнице. На улице моросил дождь, но сейчас ей было не до зонта.

— Я иду гулять! — крикнула она в сторону верхнего этажа и выбежала из дома, прежде чем кто-то успел ей возразить.

Так она и бежала по мокрой улице до самого замка.

— Валентина! — Мадам де Сталь спустилась по лестнице, встречая гостью в коридоре.

На хозяйке замка было ярко-оранжевое платье и такая же шаль. Темные волосы она причесала весьма небрежно: видимо, сегодня баронесса не собиралась выходить.

— Что ты тут делаешь, дитя мое? Ты же вся вымокла! Ты что, пришла сюда пешком совсем одна?

Валентина робко кивнула.

— Мне нужен твой совет, Жермена. Я не знаю, к кому мне еще обратиться с этим вопросом.

При этих словах баронесса улыбнулась.

— Растрепанная и мокрая, как кошка, ты прибежала ко мне за советом? Тогда это может быть только один вопрос. Пойдем наверх, там теплее, а здесь, в коридоре, сквозит. Сними обувь, ты ведь наверняка промочила ноги. Я прикажу принести нам горячий шоколад, а потом я послушаю, что же ты хочешь рассказать мне о милом юном шевалье д’Отранто…

Валентина на мгновение опешила, не понимая, как мадам догадалась, о чем пойдет речь, но потом подумала, что пришла сюда как раз потому, что Жермена была весьма проницательной женщиной.

Спальня мадам де Сталь была роскошно обставлена, стены украшали портреты членов ее семьи, на секретере и подзеркальнике стояли золотые фигурки, широкая кровать с позолоченным балдахином была расстелена, а на одеяле валялись книги и бумаги, которые Жермена небрежно сдвинула в сторону.

— Садись, — сказала она Валентине. — Знаешь, сегодня мне как-то не хотелось вставать.

Девушка осторожно устроилась на краю кровати, а баронесса легла рядом, вытянув ноги. В дверь постучали, и та же горничная, что открыла Валентине дверь, принесла поднос с горячим шоколадом и поспешно удалилась.

— Итак, о чем ты хотела меня спросить? Я надеюсь, шевалье не собирается сбежать, оставив тебя в интересном положении?

От столь неожиданного вопроса Валентина смутилась еще больше.

— Нет… ничего подобного, — она осторожно отхлебнула горячий шоколад.

Напиток был сладким и горьким одновременно, над чашкой вилась струйка пара. Девушка попыталась объяснить мадам де Сталь, что произошло с тех пор, как они с Никколо вместе отправились в Швейцарию. Она рассказала о графе Карнштайне, визитах Никколо на виллу Диодати и своих противоречивых чувствах.

— Если я тебя правильно поняла, ты полагаешь, что любишь Никколо, но не знаешь, отвечает ли он тебе взаимностью? — спокойно осведомилась баронесса.

Валентина кивнула.

— Ну что ж, — мадам де Сталь отхлебнула шоколад, задумчиво покачивая головой. — Байрон — не лучший наставник в подобных вопросах. Есть в нем что-то звериное, волчье, и эта его животная натура и манит, и отталкивает от него людей. Его сердце разбито, и он изо всех сил пытается доказать остальным, что настоящей любви не бывает. Если кто попал в его сети, так просто ему оттуда не выбраться. И помни, я хорошо знаю Джорджа и очень тепло к нему отношусь.