— Завтра утром мы уже будем на пути в Бат, — напомнил брату Вильгельм. — Купание в горячих источниках — лучший способ вытравить английский холод из костей.

— Верно. Значит, я пришлю вам адрес сегодня вечером. — Александр повернулся к Никколо.

— Надеюсь, ты не собираешься опять встречаться с этим ужасным поэтом… Шеллингом? — мрачно осведомился Вильгельм.

— Шелли, — поправил его брат. — И не волнуйся, он уже уехал из Бата.

— Перси Шелли был в Бате? — Никколо не смог скрыть своего изумления.

— Да, там мы с ним повстречались. А вы тоже с ним знакомы?

Юноша помедлил.

— Да, нас представили друг другу, но это было довольно давно.

— Его не назовешь подходящим обществом для человека нашего положения, — нравоучительно заявил Вильгельм. — Этот тип — либерал худшего сорта, у него полно тараканов в голове. Удивительно, что его до сих пор не арестовали, учитывая, что он позволяет себе говорить. Настоящее ничтожество!

— Зато он очень веселый, — возразил Александр. — Шелли сейчас живет в Грейт-Марлоу, из Лондона туда можно добраться за день.

— Вот как? Так близко?

— Почему бы вам не присоединиться к нам? — с воодушевлением предложил младший брат. — При такой ужасной погоде отдых на курорте — как раз то, что вам нужно. К тому же путешествовать очень полезно.

Никколо задумчиво перевел взгляд с одного брата на другого. Он знал, что не сможет противостоять этому искушению.

— Господа, я с удовольствием приму ваше приглашение.

32

Горы Пинд, 1817 год

— Проклятая тварь…

Стражник поддакнул, даже не стараясь облечь свою мысль и слова. Он очень устал. Глаза заплыли, лицо опухло — сегодня он целый день просидел у костра и много выпил, и теперь у него было плохое настроение, да и голова отяжелела. Но второго дозорного не смущало явное нежелание собеседника вступать в разговор.

— Наверняка у нее бешенство или что-то вроде того.

— Хм.

За крепостной стеной опять послышался вой — долгий и раскатистый, он эхом разносился по всей долине. В этих звуках сквозила тоска, боль утраты, и почему-то этот вой звучал как-то по-человечески, хотя дозорные знали, что это волчица воет на луну.

Небо было звездным, а ночь ясной, и круглая полная царица ночи повисла низко над горами, словно желтый плод — протяни руку и сорвешь его с небес.

Волчица подобралась к стене поближе, эхо ее воя доносилось уже со всех сторон. Почему-то все в гарнизоне знали, что это волчица, а не волк. Никто не мог бы объяснить, почему он так думает. Волчица, и все тут.

Она появилась в долине несколько месяцев назад, одна, без стаи, и с тех пор постоянно крутилась у гарнизона. Сперва солдаты устроили соревнование — кто первым ее подстрелит. Постепенно ставки росли, ведь пока это никому не удалось, и все больше солдат хотели принять участие в пари.

Пристрелить волчицу никто так и не смог, и чорбаджи[45] запретил это соревнование. Вначале запрет никого не испугал, но в конце концов командир заставил одного из дозорных среди ночи спуститься с крепостной стены, ударил беднягу палкой по лицу и сократил ему рацион.

Волчица подобралась еще ближе.

— Проклятая тварь, — повторил солдат, поджимая губы, и медленно начал заряжать свой мушкет.

— Прекрати! — испугался второй дозорный. — Ты что, хочешь, чтобы нас бросили в яму?

— Но она же так близко! Я не могу промахнуться. Один выстрел — и все деньги отправятся мне в карман!

Вскинув мушкет, он тщательно прицелился. Казалось, волчица смотрит прямо на него и ее светлые глаза поблескивают в лучах луны. Но солдат не успел выстрелить — перехватив дуло, второй дозорный сбил ему стойку.

— Прекрати. Ты получишь деньги, а меня в яму бросят? Забудь.

— Я с тобой поделюсь, — пообещал солдат, перехватывая мушкет.

Но когда он повернулся, волчицы уже не было, и впереди простирались лишь горы, кое-где поросшие кустами. Дозорный тихо ругнулся.

Второй стражник вновь облокотился на парапет.

— Тебя упекли бы в шахту. Пришлось бы тебе пахать там день и ночь, как рабу.

— Я солдат, а не раб.

Надув щеки, дозорный медленно выпустил воздух. Разговор был окончен. Стоя друг рядом с другом на холодном ветру, стражники пялились вниз, в долину.

— Как по-твоему, может, все дело в серебре? Может, это из-за него волчица бесится?

Но второй солдатик уже уснул. Видя, как он спит стоя, дозорный решил завтра рассказать об этом чорбаджи. Должна же быть какая-то справедливость: денег не получил, так хоть этому типчику наваляют.

— Наверно, все дело в серебре, — сам себе сказал он.

Их разместили гарнизоном в этом богом забытом месте, потому что тут была серебряная шахта. Рабы добывали этот драгоценный металл для Али-паши, и за ними нужно было присматривать. В темных мрачных штольнях сидели бунтари — греки, албанцы, сулиоты и прочая шваль.

Волчица вновь завыла.

«Неудивительно, что местные называют горы на севере Проклятыми, — подумал солдат, прислушиваясь к мерному храпу второго дозорного. Такие мысли лучше не высказывать вслух. — Волшебные волки, призраки, может, тут и еще чего похуже водится…» Парень покрепче укутался в накидку.

А волчица все выла и выла…

33

Грейт-Марлоу, 1817 год

Карета прямо-таки летела вперед. Никколо должен был признать, что дороги в Англии намного лучше, чем у него на родине. Конечно, приходилось постоянно останавливаться и платить пошлину, но скорость передвижения стоила того. Только во Франции дороги были не хуже.

На самом деле эти две страны, несмотря на вечную вражду, во многом были схожи. Повсюду можно было увидеть нищих, безработных, инвалидов, целое войско проклятых душ. Война уже закончилась, но ее последствия до сих пор сказывались.

Вивиани пробыл пару дней в Бате вместе с Гумбольдтами, наслаждаясь горячими источниками. Он прекрасно провел время. Александр оказался чудесным собеседником, ведь благодаря постоянным путешествиям он обладал неистощимым запасом знаний. Впервые за долгое время Никколо чувствовал себя хорошо в компании. Возможно, именно поэтому он до последнего откладывал свой отъезд с курорта. С другой стороны, честно говоря, он немного побаивался предстоящей встречи с Шелли. Захочет ли поэт увидеться с ним?

Никколо надеялся, что Александр поедет к Шелли вместе с ним, но братьев по срочному делу отозвали в Лондон. Когда они отбыли, у юноши не осталось причин задерживаться в Бате, и потому он направился в Грейт-Марлоу.

Крохотную деревушку на берегу Темзы сложно было назвать живописным селением — маленькие грязные домики казались запущенными, и даже в лучшей части деревни, по которой они сейчас ехали, строения были неопрятными и потрепанными.

Карло за время пребывания в Англии неплохо подучил пиджин, так что теперь с наслаждением матерился на двух языках, расспрашивая дорогу. В конце концов карета остановилась у светло-серого трехэтажного здания с высокими узкими окнами.

— Мы на месте, синьор Вивиани, — объявил кучер. — Вест-стрит, дом Альбион.

Подойдя к двери, Никколо, не снимая перчатки, постучался. Он даже не знал, чего ему ожидать. Сперва ничего не произошло, и юноша уже хотел отказаться от своих намерений, когда дверь медленно приоткрылась, и он увидел в проеме знакомое личико.

— Клэр… — прошептал он.

— Никколо! — Девушка удивленно улыбнулась. — Ну и ну. Мэри! Это Никколо!

Они некоторое время стояли молча. Наконец Клэр пришла в себя и полностью открыла дверь.

— Заходи. Вот я глупая, держу тебя на пороге, как коммивояжера.

— Спасибо.

Никколо вошел, и в нос ему ударил запах сырости, зато в окна лилось много света, и обстановка была уютной.

В дверном проеме показалась Мэри. Женщина была одета в темно-синее платье с передником, о который она как раз вытирала руки. Где-то в доме заплакал ребенок.