Никколо не договорил. При помощи Северна Ките медленно опустился на стул и устало отер лицо рукой. Северн явно был обеспокоен, но молчал.

— Я уже довольно давно не видел Шелли, хотя мой приезд в Италию был его идеей. Воздух, понимаете? Говорят, тут мне должно стать лучше.

Вивиани заметил, какая бледно-восковая у Китса кожа, как взмок его лоб, какая мука отражалась на его лице, как тяжело он дышал.

— Чахотка, — объяснил Китс.

— Мне очень жаль, — искренне сказал Никколо.

С таким диагнозом Китсу наверняка вскоре придется повстречаться с Создателем.

— Но, по крайней мере, январский воздух в Риме намного приятнее, чем в Англии. А зачем вы ищете Шелли?

— Мы с Перси… старые друзья, можно сказать.

— Странно, что он никогда не говорил о вас, — пробормотал Китс. Его глаза, казалось, замечали каждую мелочь.

— Джозеф, — он повернулся к Северну. — Ты не мог бы сходить на рынок? Перед приемом лекарств мне нужно поесть, и знаешь, так захотелось свежих помидоров.

— Конечно, Джон, — Северн улыбнулся. — Куплю еще хлеба и ветчины. Аппетит — это хорошо, даже очень хорошо, — весело заметил он и сбежал вниз по лестнице.

— Джозеф ни о чем не знает, — прямо заявил Китс. — Но если я не ошибаюсь, то вам-то как раз обо всем известно, мистер Вивиани, — он запнулся, словно подбирая слова. — Можно сказать, что мы оба… одной крови?

Мысли закружились в голове Никколо. Правильно ли он понял, на что намекает Китс? Неужели этот смертельно больной человек страдал от того же… Conditio, что и он сам?

— Это возможно, — осторожно согласился он.

Китс улыбнулся, на мгновение прикрыл веки и… на глазах у Никколо свершилось чудо. Тело англичанина съежилось, голова вытянулась, Китс упал со стула на четвереньки. Его спина начала покрываться волосами, во рту блеснули клыки, мохнатые уши задрожали, и там, где только что был человек, поднялся волк с роскошной белой шерстью. Волк внимательно посмотрел на Никколо темными глазами, немного наклонив голову.

У Вивиани перехватило дух. Он сделал осторожный шаг навстречу волку.

— Действительно, — выговорил он. — Это правда. Вы такой же, как Байрон и Шелли.

Волк махнул хвостом и заскулил. Превращение длилось лишь пару мгновений, и Китс, поднявшись, вновь завернулся в свой халат и обессиленно опустился на стул.

— Да, это правда. Я могу превращаться в волка, но это стоит мне стольких усилий, что в последнее время я редко решаюсь на это.

— У меня столько вопросов, — пробормотал Никколо. — Не знаю даже, с чего начать.

— К сожалению, у нас мало времени до возвращения Джозефа. Так что лучше спрашивайте поскорее.

— Это Шелли сделал вас оборотнем?

— Да, это дар Перси. Он надеялся, что так я смогу излечиться. Действительно, после его укуса мне стало лучше, но потом проявились новые симптомы болезни, намного хуже прежних.

— Так значит, мы можем болеть, как обычные люди? — удивился Вивиани.

— Не знаю, может быть, все дело в том, что я уже был болен, когда меня укусили.

— Ваше превращение показалось таким простым, — наконец Никколо решился задать вопрос, мучивший его больше всего. — Будто вы совершенно не прилагали к этому усилий. Как вам это удается? Вы можете предотвратить превращение в волка?

— Каждый из нас может вызвать превращение, если сосредоточится, — удивился Китс. — По крайней мере, я так раньше считал. А что, у вас не так?

— Нет. Несмотря на все мои усилия, мне пока не удавалось контролировать мое Conditio. Зато один раз я превратился, не желая этого.

Китс посмотрел на него с сочувствием.

— Наверное, для вас это очень трудно, — англичанин зашелся кашлем.

— Что с вами?

— Каждый день мое состояние ухудшается, — Китс грустно улыбнулся. — Я уже никогда не уеду из этого города.

Итальянец смущенно моргнул.

— Шелли тоже в Италии, как вам, вероятно, известно, и я скоро напишу ему, — сменил тему Китс, и Никколо увидел, что Северн вернулся.

Под мышкой Джозеф нес пакет, из которого выглядывали помидоры и хлеб.

— Сейчас приготовлю что-нибудь поесть, — объявил он. — А потом тебе нужно будет принять лекарство.

— Я буду очень рад, если вы передадите от меня привет Шелли, — сказал Китсу Вивиани.

— С удовольствием. Я… — начал Китс, но очередной приступ кашля затряс его исхудавшее тело, словно кукловод начал дергать за нитки марионетку.

При виде его мучений у Никколо сердце сжалось в груди. Казалось, приступ длился вечность, но в конце концов Кип отер губы носовым платком, и Вивиани, увидев на белой тки ни кровь, печально опустил глаза.

— Тебе нужно лечь, — сказал Северн.

Китс был слишком слаб, чтобы с ним спорить. Он попытался встать, но у него подкосились ноги, и он упал бы, если бы Никколо не подхватил.

Вместе с Северном они провели больного по комнате и вышли в соседнюю. Тут стояла кровать с высоким изголовьем, куда они и уложили Китса. Потолок комнаты был покрыт лепниной, в камине горел огонь. С пьяцца ди Спанья доносился шум, на пол падали яркие лучи света. Все это так не вязалось с видом смертельно больного.

— Поспи, — пробормотал Северн, нежно убирая упавший Китсу на лоб локон.

Больной устало закрыл глаза, будто ему было трудно поддерживать веки.

— Я ухожу, — Никколо сжал его руку — Всего вам доброго, Китс еще раз открыл глаза.

— Да хранит вас Бог, Никколо Вивиани, — пробормотал он. Итальянец вышел из комнаты и замялся, не зная, ждать ли ему Северна или уходить, но тут друг Китса вышел к нему. В глазах Джозефа читалась печаль.

— Спасибо за помощь, — он коснулся руки Никколо. — С начала года ему опять стало хуже. Я очень волнуюсь.

— Надеюсь, он выздоровеет.

— Иначе мы утратим величайшего поэта современности. И прекрасного человека, — грустно пробормотал Северн.

— Джозеф, — голос Китса звучал тихо и хрипло. — Сыграй мне что-нибудь. Гайдна?

— Да, Джон, конечно, — Северн повернулся к Никколо.

— Я сам найду выход, — Вивиани сочувственно кивнул. — Всего доброго, мистер Северн. У каждого должен быть такой друг, как вы, когда приходится…

Он не договорил.

Выходя из дома, Никколо услышал аллегро из Первой английской сонаты Гайдна.

41

Рим, 1821 год

Из открытого окна в комнату лился свежий воздух, разгоняя душный угар камина. Легкий ветерок гладил кожу Жианы, принося весточку о происходящем в городе.

Ей было почти жаль, что она не может быть сейчас там. Зная, что это бессмысленно, женщина все равно прислушивалась, будто так могла стать сопричастна этим событиям.

Сегодня ночью в Риме будет заложен еще один камень в величественный дворец ее мести. Телом она не могла быть там, но привычный экстаз охоты Жиана все же ощущала. После всех предыдущих неудач она наконец-то была уверена в победе.

Где-то там, в ночи, ее люди подстерегали это создание. Они ловили его на живца, шли за приманкой, собираясь захлопнуть ловушку. Рука Жианы сжалась, так что кожаная перчатка заскрипела. Вот бы взять сейчас пистоль, зарядить его, нажать на курок… Это принесло бы ей истинную радость. Но теперь ей приходилось жить чужой жизнью, заставлять других людей действовать вместо нее.

«Это тоже у меня отняли», — мрачно подумала она, с горечью вспоминая святые мессы. Ее рука сжималась и разжималась, а женщина все ждала, когда же ветерок принесет ей добрую весть.

42

Рим, 1821 год

— Что-то случилось, — заметила Эсмеральда.

Они стояли в ночном парке Вилла Боргезе. Никколо беспокойно оглядывался по сторонам и не сразу отреагировал на ее слова.

— Почему ты так решила?

— Не знаю. Но ты так осторожничаешь, будто собираешься устроить здесь засаду.

Она внимательно посмотрела на юношу, и у него холодок побежал по спине — на мгновение Никколо показалось, что Эсмеральда может читать его мысли. Впрочем, ему не хотелось рассказывать ей о встрече со смертельно больным поэтом Джоном Китсом, ведь, хотя сейчас эта девушка и стала ему самым близким человеком в мире, он еще не решался рассказать ей о своем теперешнем состоянии.