– Я не считала, – устало ответила Глэдия. – Десяток раз или больше. Не будь он во всех других отношениях очень обаятельным человеком, я бы распорядилась, чтобы мои роботы не допускали его в дом.

– Но ведь вы такого распоряжения не отдали! А для того чтобы предложить себя много раз, требуется время. Он приезжал повидать вас. Встречался с вами. У него было время заметить присутствие Джендера и ваше поведение с ним. Разве он не мог догадаться о ваших отношениях?

– Не думаю. – Глэдия покачала головой. – Когда я бывала с людьми, Джендер оставался у себя.

– По вашему распоряжению, насколько я понимаю.

– Совершенно верно. И, пожалуйста, не говорите, что мной руководил стыд. Просто я пыталась избежать ненужных осложнений. В отличие от аврорианцев я сохранила ощущение, что секс требует укромности.

– Попробуйте вспомнить. Мог он догадаться? Влюбленный мужчина…

– Влюбленный! – Она презрительно фыркнула. – Что аврорианцы знают о любви?

– Мужчина, считавший себя влюбленным. А вы остаетесь равнодушной. Чуткость и подозрительность отвергнутого влюбленного могли ведь подсказать ему что-то. Постарайтесь вспомнить! Он когда-нибудь хотя бы косвенно намекал на Джендера? Так, что у вас мелькнуло подозрение…

– Нет же, нет! Чтобы аврорианец показал, что не одобряет сексуальные предпочтения или привычки других? Неслыханно!

– Необязательно с неодобрением. Шутливое замечание, например. Хоть что-нибудь, указывающее на то, что у него были подозрения.

– Нет! Если бы Гремионис произнес хоть словечко на эту тему, он больше бы не появился в моем доме, я бы позаботилась, чтобы он не посмел больше искать встречи со мной… Но ничего подобного он не сделал бы. Этот юноша был со мной сама обходительность.

– Вы говорите «юноша». Сколько ему лет?

– Примерно мой ровесник. Тридцать пять лет. Или даже на год-другой моложе меня.

– Ребенок! – грустно произнес Бейли. – Даже моложе меня. Но в таком возрасте… Что, если он догадался о ваших отношениях с Джендером и ничего не сказал, не намекнул, а сам ревновал?

– Ревновал?

Бейли вдруг сообразил, что на Авроре или на Солярии это слово утратило смысл.

– Сердился, что вы предпочли ему другого.

– Я знаю смысл слова «ревность», – резко перебила его Глэдия. – И повторила, всего лишь удивившись что вы считаете, будто уроженец Авроры способен ревновать. Из-за секса аврорианцы не ревнуют и не завидуют. Из-за многого другого – сколько угодно, но не из-за секса. – Ее губы скривились в ироничной усмешке. – Да и ревнуй он, что бы это изменило? Что он мог бы сделать?

– Но если он сказал Джендеру, что связь с роботом может поставить под угрозу ваше положение на Авроре…

– Но это ложь!

– Джендер мог бы ей поверить, поверить, что подвергает вас опасности, причиняет вам вред. Не могло бы это стать причиной заморозки?

– Джендер не поверил бы. Став моим мужем, он каждый день делал меня счастливой, и я ему это говорила.

Бейли оставался спокойным. Она упускала главное, но он растолкует пояснее:

– Не сомневаюсь, что он вам верил, но мог оказаться вынужден поверить кому-то, кто говорил прямо обратное. Если бы он попал в положение, когда любое его действие оказалось бы нарушением Первого Закона…

Лицо Глэдии исказилось, она вскрикнула:

– Чистое безумие! Вы пересказываете мне старинную басенку про Сьюзен Кэлвин и робота, читавшего мысли. Да ей же и десятилетний ребенок не поверит!

– Но разве не может быть, что…

– Нет, не может! Я с Солярии и о роботах знаю достаточно, чтобы утверждать это категорически. Лишь небывалый специалист мог бы завязать робота узлом, манипулируя Первым Законом. Доктору Фастольфу это по плечу, но не Сантриксу Гремионису. Гремионис – стилист, он занимается людьми. Стрижет волосы, моделирует одежду. Я занимаюсь тем же, но ведь работаю я с роботами. Гремионис ни к единому роботу даже не прикасался. О них он знает ровно столько, сколько требуется, чтобы приказать закрыть окно или еще что-то простенькое. И вы, вы хотите убедить меня, будто смерть на Джендера навлекли отношения между ним и мной? – Она с силой ткнула себя между еле заметными под материей холмиками грудей.

– Только что-то неосознанное вами, – сказал Бейли, желая перестать, но не в силах остановиться. – Что, если Гремионис узнал от доктора Фастольфа, как…

– Гремионис не был знаком с доктором Фастольфом, и в любом случае ничего не понял бы, даже попробуй доктор Фастольф ему что-нибудь объяснить.

– Вы не можете твердо знать, что Гремионис был способен понять, а что нет. Ну а что до знакомства с доктором Фастольфом, так Гремионис, несомненно, часто бывал в вашем доме, раз он вас преследовал, и…

– И доктор Фастольф у меня не бывал! Вчера, когда он пришел с вами, то переступил порог моего дома всего лишь во второй раз. Он опасался приближаться ко мне, чтобы не испугать. Однажды он мне сам это сказал. Именно так он потерял свою дочь, как ему казалось. Из-за такой нелепости! Видите ли, Элайдж, когда живешь несколько сотен лет, у вас есть масса времени терять, терять тысячи вещей. Будьте б-б-благодарны за короткую ж-жизнь, Элайдж. – Она неудержимо расплакалась.

Бейли беспомощно смотрел на нее, не зная, чем помочь.

– Простите меня, Глэдия. Я задал все вопросы. Позвать робота? Вам требуется помощь?

Она мотнула головой и замахала на него руками.

– Нет. Только уйдите, уйдите! – придушенно пробормотала она. – Уходите!

Бейли с сомнением постоял, а потом вышел из комнаты, неуверенно оглянувшись на Глэдию в дверях. Жискар последовал за ним, а Дэниел присоединился к нему, когда он вышел из дома. Бейли даже не сразу их заметил и рассеянно подумал, что уже привык к ним, словно к собственной тени или одежде, а скоро, наверное, начнет чувствовать себя без них совсем голым.

Он быстро шагал к дому Фастольфа, а в голове у него теснились мысли. Вначале он решил увидеться с Василией просто от отчаяния, оттого, что никто другой его вообще не интересовал, но теперь все изменилось, теперь появился шанс, что он случайно наткнулся на что-то очень существенное.

34

Невзрачное лицо Фастольфа, когда Бейли вернулся, было угрюмым.

– Какое-нибудь продвижение?

– Я исключил часть возможности… может быть.

– Часть? Как же вы исключите другую часть? А вернее, как вы определите возможность?

– Убедившись, что исключить некую возможность невозможно, вы тем самым делаете первый шаг к ее определению, – ответил Бейли.

– А если вам не удастся исключить вторую часть возможности, на которую вы столь таинственно намекнули?

Бейли пожал плечами:

– Прежде чем мы будем зря тратить время на размышления об этом, я должен увидеться с вашей дочерью.

– Что же, мистер Бейли, – уныло сказал Фастольф. – Я исполнил вашу просьбу и попытался связаться с ней. Пришлось ее разбудить.

– То есть она в том полушарии, где сейчас ночь? Я об этом не подумал! – Бейли огорчился. – Боюсь, я, как дурак, все еще продолжаю чувствовать себя на Земле. В подземных Городах понятия дня и ночи утрачивают смысл, и время обретает единообразие.

Нет, все проще, Эос – центр робопсихологии на Авроре, и практически все робопсихологи живут здесь. Но она еще не вставала и, видимо, неожиданное пробуждение не привело ее в хорошее настроение, Она отказалась говорить со мной.

– Вызовите ее снова! – настойчиво потребовал Бейли.

– Я говорил с ее роботом-секретарем. Мы использовали его как посредника, что очень неприятно. Она категорически заявила, что со мной не станет говорить ни за что. По отношению к вам она была чуть мягче. Робот сообщил, что она даст вам пять минут на своем видеоканале, если вы вызовете ее {Фастольф посмотрел на часы) через тридцать минут. Лично она вас ни при каких условиях не примет.

– Такой встречи мне недостаточно – как и времени. Я должен говорить с ней лицом к. лицу и столько времени, сколько понадобится. Вы объяснили ей, как это важно, доктор Фастольф?