Уже в 1905 году Центральный Комитет марксистской РСДРП пользовался особняком дочери богатого старовера А. Хлудова — Варвары Алексеевны. Старообрядец (поповец) миллионер Савва Тимофеевич Морозов был близок к Ленину и финансировал большевиков. О нем писал Горький: «…У этих людей „мозги набекрень“, но это настоящие… праведники… неисчерпаемой равнинной русской тоски… о каких-то высотах»{407}.

Но в 1917 году, во время первых (и до перестройки — единственных) свободных выборов, имевших место в России, миллионы старообрядцев проголосовали за эсеров — и против большевиков{408}.

Примечательно, однако, что и марксисты первоначально пытались использовать «сектантство» в своих целях (как об этом свидетельствуют материалы Второго съезда РСДРП, состоявшегося в 1903 году). Это было результатом доклада, прочитанного самим Лениным, «Раскол и сектантство», в котором он утверждал, что учение, например, хлыстов впитало христианский коммунизм, что хлыстовство проповедует разрушение и частной собственности, и семьи, «буржуазной» институции. Резолюция, написанная Лениным, обращала внимание на работу среди сектантов{409}. Она была основана на работе Бонч-Бруевича. Этот знаток — с полным основанием — напоминал, что расплывчатое понятие «сектанты» (из которых большинство — староверы) ведет к путанице{410}. «Сектанты» — вероятно, скопцы{411} — помогали доставить в Россию (через Румынию) «Искру», ленинскую газету. Листок «Рассвет» для «сектантов» издавал в 1904 г. в Женеве Бонч-Бруевич по постановлению РСДРП. Она была закрыта после критики меньшевиков, несмотря на одобрение ее Лениным{412}.

Советской власти, в ее началах, не были чужды ожидания поддержки ее коммунизма «сектантами». На Всероссийском Съезде Советов в 1919 г. представителем «сектантов-коммунистов» был Иван Трегубов, бывший студент православной духовной академии, позже активный толстовец. В 1920 г. он был автором (тогда не опубликованного) проекта, делавшего «сектантов», этот «коммунистический элемент…. мостом, соединяющим коммунистическое правительство с крестьянством»{413} — т. е. правящее марксистское меньшинство с народным большинством.

А большевик Бонч-Бруевич ожидал это именно от радикальнейших староверцев — от нетовцев, бегунов. Ведь он уже в 1916 г. напоминал, что «русская революция совершилась [в 1905 г.] ради всех этих таинственных людей — нетовцев, скрытников…. издавна живущих при [домарксистском] коммунизме Есть ли другая страна в мире, где столь развита в народе конспиративная, таяная жизнь»{414}. Ленинец Бонч-Бруевич пламенно верил, что «в глубинах России скрываются миллионы людей, готовых к… коммунистической жизни. Этим людям, какими бы странными именами они ни назывались, надо только разрешить выйти из подполья. Тогда они построят свой, давно задуманный ими, особый русский коммунизм» — «те, кого ранее ругали хлыстами, скопцы…. из старообрядцев крайние ответвления…. те, кого называют нетовцами, бегунами, скрытниками».

Всех этих народных скрытников призывал Бонч-Бруевич выйти из подполья и принять землю от советской власти{415}. И — по его версии — сам Ленин намеревался передать национализированную землю «сектантам». Ведь сам Ленин обратил внимание на «сектантские» и староверческие общины, когда он занялся совхозами в 1921 г.{416}. А 5 октября 1921 г. Народным Комиссариатом земледелия было опубликовано «воззвание к сектантам и старообрядцам». В нем говорилось, что они, имея «многовековой опыт общинной жизни…. стремятся к общинной, коммунистической жизни». Это воззвание было подписано бывшей левой эсеркой А. А. Бисенко из Наркомзема. А составлено оно было в основном Трегубовым и П. И. Бирюковым. Эти «бывшие» толстовцы не исходили из марксизма. Несмотря на это, то воззвание 1921 г. выражало официальную советскую политику — до 1927 г. Ведь близкий к Ленину Бонч-Бруевич напоминал, что старообрядцев было (в 1925 г.) приблизительно 25 миллионов, а сектантов — 10 миллионов{417}.

В 1923 г. старообрядческий епископ (поповец) высказался в поддержку советской власти, недвусмысленно пртивопоставив свою точку зрения позиции патриарха Тихона{418}. А в советском правительстве «Всероссийский староста», крестьянский сын, Михаил Калинин хотел планомерного сращения «интеллигентского большевизма с народной религией». На XIII Съезде ВКП(б) в 1924 г. это поддерживал мыслитель Луначарский. Несмотря на сопротивление и безбожника Ярославского, и кавалериста Буденного, резолюция Калинина была принята XIII Съездом. Итак, в эти — досталинские — годы тезисы Бонч-Бруевича стали официальной советской политикой — как бы исходя из того, что «коммунистическая революция победила в России потому, что огромные „сектантские“ массы в ней издавна жили по-„коммунистическому“ и что смысл текущей политики, соответственно… связать официальный коммунизм верхов с „подпольным“ коммунизмом низов»{419}. Ибо Бонч-Бруевич, наибольший среди большевиков знаток сектантства, в 1912–1913 годах выступал в защиту хлыстов и скопцов[34], указывая на культивируемую ими «харизму страдания», хождения в народ и кенотического отказа от мира{420}.

Происходивший якобы из хлыстов революционный крестьянский поэт Клюев обнаруживал в Ленине старообрядческий («керженский»!) дух; а насаждаемую им идеологию возводил к «поморским ответам»: «Есть в Ленине керженский дух, / Игуменский окрик в декретах, / Как будто истоки разрух / Он ищет в поморских ответах»{421}. Это было написано не про «игуменские окрики» Сталина, хотя именно он начал было приготовку к церковной карьере. Впоследствии Клюев пал жертвой сталинского террора. В ссылке в Казахстан, «этапом» — привязанным к верблюду — погиб в 1931 г. и Иван Трегубое, который стремился через «сектантов» соединить советскую власть с крестьянством{422}.

Русская революция ниспровергла царскую власть, в которой старообрядцы видели господство Антихриста. Вместе с самодержавием ушел в прошлое Святейший Синод (в глазах раскольников — «синедрион иудейский»). Не стало и других «сатанинских» установлений — сословного деления и помещичьей собственности на землю. Было отменено и отлучение раскольников от церкви.

Но о том, что коммунистическая революция не означала исполнения тех — характеризующих Россию — духовных чаяний, выражаемых после 1666 г. стремлениями хилиастических сект (сильнее, чем казенным православием), об этом свидетельствует в первую очередь реакция русского народного религиозного сознания на победу большевиков. Эта реакция нашла свое выражение, в частности, в возникновении новых сект{423}. Примечательно, что в учениях этих новых сект с новой силой зазвучали все те основные мотивы, которые в течение двух веков составляли сущность народного ответа на никонианские реформы и петербургскую систему.