Ваня вздохнул, с тоской разглядывая изувеченный кусок пиццы, но Катя отвлекла его от печальных размышлений:

— Получается, что искусственный интеллект намекает нам, что разум — это что-то типа инфекции, превращающей людей в зомби?

— Не разум, — уточнил Ваня, — а рационализм. Тезис Декарта стал отправной точкой в поиске научной истины. Когда я говорю “я мыслю, следовательно, существую”, это значит, что факт своего существования или, точнее, факт своего присутствия в мире я могу считать непреложной истиной. И уже на этой истине строить другие…

— А что тут не так? — удивилась Юка, хрустя листиком салата. — Звучит логично.

— Ну… из этого, казалось бы, простого и понятного тезиса вытекает очень много неприятных последствий.

— Каких, например?

— Первое следствие из этого тезиса — субъектно-объектная оппозиция. Мир теряет свою цельность и становится лишь набором разрозненных фактов. Второе следствие — одиночество. Обнаружив и осознав себя, субъект вместе с этим осознает свое тотальное одиночество. Весь европейский индивидуализм берет свое начало именно здесь.

— Ну а разве это не так? — тихо спросила Ната, перекладывая на Ванину тарелку обгрызанную корочку. — Мы же с рождения обречены на одиночество, запертые в своем сознании.

Ваня усмехнулся и поднял указательный палец:

— Вот! Вот они, последствия великой рациональной эпидемии! Мы не просто принимаем свое одиночество как истину, мы даже не можем представить, что может быть иначе!

— А разве может? — не выдержала Катя.

— Конечно! Существует целый ряд философских течений, предлагающих другой взгляд. Но я не буду занудствовать, читая вам об этом лекцию. Есть практики, лежащие на поверхности, которые мы часто не замечаем и недооцениваем…

— Ну какие? — усмехнулась Ната.

— Какие?.. — с улыбкой переспросил Ваня. — Например, любовь!

Девушки растерянно переглянулись, а Ваня продолжал вещать:

— Любовь как раз и является тем, что позволяет нам уйти от одиночества. Преодолеть нашу оторванность и противопоставление другому. Жан Поль Сартр как-то написал: “Ад — это другие”. Но парадокс нашего положения заключается в том, что и Рай — это тоже другие. Еще в Древней Греции возникло представление о том, что люди — это не целое, а лишь части целого, соединяемого любовью. Именно любовь позволяет нам преодолеть все барьеры и слиться в единое целое. Причем мы можем преодолеть границу нашей телесности в прямом смысле. Проникнув… гхм… ну, или впустив другого в себя…

— Ты про секс? — уточнила Юка, утащив с Ваниной тарелки отложенную напоследок оливку.

Ваня осекся и покраснел:

— Ну… да. В том числе… Хотя это скорее метафора…

— Я понимаю, — за оливкой Юка стащила последнюю помидорку.

Ваня с сожалением покосился на стремительно пустеющею тарелку. Но его мысли неудержимо летели вперед:

— А кроме любви есть дружба и творчество! И это если говорить только о самых очевидных вещах!

Опять повисло молчание.

На столе появился Ванин чизкейк. Отказавшиеся от десерта девушки потянулись за вилками.

— Мне все равно не очень понятно, почему индивидуализм делает нас зомби? — спросила Катя, обмакнув кусочек чизкейка в карамельную подливку. — А ничего так… Вкусно!

— Зомби — это тоже всего лишь метафора… — начал было Иван.

— Угу… Метафора… — проворчала Катя и невольно потерла рукой укушенную в вирте лодыжку.

Ваня неловко поежился и погладил Катю по руке:

— Дурацкая, конечно, метафора, но очень яркая. Недаром зомби-апокалипсис так прочно вошел в нашу культуру. Суть в том, что он уже давно начался. Просто мы этого не замечаем. Точнее, не хотим замечать. Одинокий и потерянный субъект пытается всеми силами унять пожирающий его внутренний голод. На самом деле это, конечно, страх одиночества и заброшенности. Но субъекту кажется, что можно победить этот страх, если… ну, не знаю… купить модный прикид и навороченную тачку. А отсюда потребительское безумие, стремление идти по головам ради… Да я даже не знаю, ради чего! Но зомби четко видит свою цель и идет к ней несмотря ни на что.

— Блин! Может, хватит?! — не выдержала Ната, накалывая на вилку большой кусок чизкейка. — Хорош нас грузить!

— Правду говорить легко и приятно, — усмехнулся Ваня, — а вот слушать — не очень…

— Знаешь… — задумчиво сказала Катя, — вот ты говорил, что секс — это способ выйти за границы субъекта. Лекарство против всеобщего зомбирования… Мне бы очень хотелось, чтобы ты оказался прав. Но… Я вспоминаю своего бывшего мужа… У нас был секс. Но ничего похожего на близость и цельность, о которых ты говоришь, я никогда с ним не ощущала.

— А с кем-то другим?

Катя покраснела.

— С другим… Ну… я не знаю… Я… — она смущенно замолчала.

Ната под столом наступила Ване на ногу.

Он откашлялся:

— Ну, разумеется, сам по себе секс не панацея и не решение всех проблем. На мой взгляд, секс без любви не имеет смысла. Более того, он разрушителен для человеческой психики. Как для мужчин, так и для женщин…

— Ого! — Ната с любопытством посмотрела на Ваню. — Значит, ты бы не дал соблазнить тебя красивой девушке, если б не любил ее?

— Эээ… — Ваня завис, хлопая ресницами.

— Боже мой, Ваня! — Юка с ужасом уставилась на него. — А если бы сегодня Кристина добралась до тебя и обесчестила? Как ты смог бы жить с этим?

— Ну Ваня же герой! — заметила Наташа. — Он был готов пойти на жертвы ради нашего спасения!

— И сломать себе психику! — улыбнулась Катя.

— Эх… Было бы чего ломать… — вздохнул Ваня и махнул официантке, чтобы та принесла счет.

Как ни странно, на этот раз никто не возражал против его желания заплатить за всех.

Уже вечерело. Они вышли из кафе. Свет фонарей расталкивал голубой сумрак, рождая хороводы теней. У них оставалось еще десять минут. Нужно было спешить. Хорошо, что часть совсем рядом. Взявшись за руки, они ускорили шаг, подставив улыбающиеся лица прохладному весеннему ветерку. Весело перешучиваясь, шлепали по лужам, перепрыгивали через ручейки. Так хотелось насладиться последними минутами беззаботности и свободы.

Вот впереди показались знакомые проржавевшие ворота и серая дверь проходной. Катя вдруг сбилась с шага и остановилась.

Ваня дернул ее за руку:

— Идем скорее.

На лице девушки появилась странная гримаса. Ваня с беспокойством проследил ее взгляд. Неподалеку от проходной стоял огромный черный мерседес с тонированными стеклами и российским триколором на номерном знаке.

— Вы чего? — удивленно обернулась Ната. — Опоздаем же! — но, заметив испуганное выражение на Катином лице, она остановилась.

— Катя? Что случилось?

Екатерина зажмурилась и тихо пролепетала:

— Вы идите… Я догоню…

1

Из черного лимузина вылез крепкий молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой а-ля ван Дейк. На нем были серые брюки и замшевые светло-коричневые туфли, его синий пиджак сидел идеально. В руках он держал черную кожаную папку. Брезгливо перешагнув через газон, он уверенной походкой двинулся к застывшей Кате.

Ваня остановился, с подозрением глядя на незнакомца. Юка с Натой стояли рядом.

— Здравствуй, Екатерина, — холодно бросил молодой человек и недовольно покосился на Ваню.

Впрочем, когда его взгляд пробежал по стройным ногам Катиных подруг, в его глазах появился огонек интереса.

— Добрый вечер, девушки.

— Добрый… — хмуро ответил Ваня.

Незнакомец презрительно поморщился и повернулся к Кате.

— Нужно, чтобы ты подписала эти бумаги.

Щелкнув застежкой, он открыл папку и извлек несколько листов, испещренных мелким текстом.

— Но… — Катя невольно шагнула назад. — Я…

— Ручка есть? — молодой человек хлопнул себя по карману и вытащил красивый серебряный “Паркер”. — Держи!

Катя обреченно вздохнула и взяла протянутую ручку.

Молодой человек положил бумагу на папку и подставил Кате импровизированный стол.