Помимо прочего, он в принципе не мог вообразить себе схватку с женщиной, совершенно не представляя, как можно применить к ней силу. Различные удары, приемы и захваты, которыми он владел, казались невозможными и нелепыми, когда перед тобой не равный партнер, а девушка, чей силуэт, вдобавок ко всему, напоминает фигуру субтильного подростка. Но может ли он позволить ей скрыться, убежать, раствориться в ночной мгле, такой родственной ее собственной природе?

Дождь усиливался. Свозь прорехи в подобии крыши на Мирослава падали холодные капли, стекая по лицу и волосам, скользя за шиворот. Он уже порядком вымок, но совершенно не замечал этого. Наконец Погодин сдвинулся с места, сделав маленький нерешительный шаг. Под ногой заскрипел мусор, и гипнотический голос Иштар, которым она размеренно цитировала оккультные тексты, будто баюкая мрак, сразу умолк. Похоже, активность со стороны Погодина не вписывалась в ее планы.

Внезапно воцарившаяся тишина подействовала на Мирослава отрезвляюще. Он тряхнул мокрыми волосами, провел ладонью по лицу, утирая дождевые капли, и прислушался. Иштар была все еще на этом этаже, он слышал слабый шорох ее медленных шагов. Но судя по звукам, она находилась совсем уже близко к лестнице, ведущей вниз.

Погодин решительней двинулся в том же направлении, стараясь ступать как можно мягче и тише. Фонарик на телефоне он решил не использовать, в противном случае он будет у Иштар, как на ладони. Перемещаться придется во тьме, благо глаза его уже привыкли к сумраку и он хорошо различал силуэты окружающих его руин. Для того чтобы добраться до лестницы, ему придется пройти вперед вдоль полуразрушенной стены, обогнуть ее, преодолеть импровизированную галерею, вдоль которой выставлены картины. Мирослав двигался достаточно быстро, стараясь улавливать малейшие шорохи. В районе ступеней отчетливо хрустнуло стекло: Иштар уже спускается вниз — понял Погодин и ускорил шаг.

Приблизившись к лестнице, он на мгновенье замер. У Иштар было два варианта: либо стремглав броситься на улицу и затеряться в лесополосе, либо затаиться на одном из этажей. Соответственно Мирослав должен принять решение: скорей бежать на улицу и преследовать ее, либо, прислушиваясь к тишине, искать в здании. Он выбрал второе, хотя бы потому, что если бы она торопилась к выходу, он бы слышал ее шаги, но было тихо. Не может ведь она передвигаться совершенно бесшумно.

Мирослав спустился на один пролет и замер, вглядываясь во тьму. Он различал вокруг пустое пространство, растворявшееся в темноте углублений и углов помещения, проемы окон, местами поблескивающие на полу битые стекла, очертания изломанных плит. Он ступал по периметру второго этажа, двигаясь к неказистым ветхим ступеням, ведущим ниже.

До лестницы оставалось всего-то пара шагов. Вдруг голова Мирослава резко запрокинулась назад — в его волосы в районе затылка вцепилась рука Иштар. Она запрыгнула ему на спину, обвив ногами торс, и молниеносным движением занесла лезвие над открытой шеей. Погодин рефлекторно, в ту же секунду, перехватил за запястье ее руку с оружием, сам удивляясь скорости своей реакции и, нагнувшись вперед, через голову перекинул ее на пол. Она вскочила, отвела левую ногу в сторону, пытаясь найти равновесие. Но под ногой что-то хрустнуло, она качнулась и кубарем полетела вниз по ступеням.

Погодин бросился следом. Иштар лежала навзничь распластанной на полу первого этажа. Она была без сознания. Мирослав склонился над ней, взял из ее правой руки то ли опасную бритву, то ли резак, в темноте не разобрать, и сунул предмет в карман. Потом осторожно приподнял рукой ее голову. Затылок оказался горячим и липким. Мирослав провел по нему пальцами второй руки, потом поднес их к лицу и понял: это кровь. В этот момент в кармане зазвонил мобильный. Лишь через несколько секунд Мирослав достал аппарат и посмотрел на дисплей. Ему звонил Замятин.

XVIII.

Император и императрица

Майор не мог спутать этот запах ни с каким другим. Сладковатая, плотная, навязчивая вонь, несомненно, исходила от гниющей плоти, заполняя собой все пространство дома, порог которого Замятин едва переступил. Стоило майору попасть на территорию, где хозяйствовало тошнотворное дыхание смерти, и запах бесцеремонно стал осваивать его тело, проникая в ноздри, растекаясь чужеродной субстанцией по дыхательным путям, заполняя носоглотку, гортань, трахею.

Он выскочил на улицу, всеми силами сдерживая рвотные позывы. Судя по всему, тело, источающее запах, лежит в доме уже давно и порядком разложилось. Вернуться и найти его Замятину в любом случае придется. Поэтому он несколько раз глубоко вдохнул воздух улицы, который уже утратил свою свежесть, смешиваясь с духом помещения, распространяющимся по двору из открытой входной двери. Майор прикрыл нижнюю часть лица ладонью, понимая, что мера эта бесполезна, и заскочил в дом, будто на пожар.

Источник вони он нашел почти сразу, в гостиной на первом этаже. Хоть Иван Андреевич и имел представление о том, как выглядят давние трупы, ему все же довелось испытать изумление. Причиной тому стал не сам вид гниющей плоти, а то обстоятельство, что тел было два — мужское и женское. Они лежали посреди комнаты, на ковре с длинным пушистым ворсом, примерно в полуметре друг от друга. Пристально изучать останки майор не стал, сделать какие-либо выводы о причинах смерти на этой стадии смогут лишь судмедэксперты, на глаз уже ничего определить нельзя.

Замятин быстрым взглядом оглядел обстановку. На журнальном столике он заметил тонкую трубку радиотелефона и, не мешкая, позвонил на Петровку, вызвал на место группу. Ждать коллег, по самому оптимистичному прогнозу, ему придется не меньше часа. Пока же имеет смысл осмотреть все помещения в доме: а ну как трупов не два, а больше? Однако обошлось без новых сюрпризов. Другие комнаты были пусты.

В гостиной следов борьбы не наблюдалось, вещи, похоже, стояли на своих местах, однако на лестнице, ведущей на второй этаж, чернел кровавый след. Скорей всего, одно из тел стащили сверху. Когда майор вошел в спальню на втором этаже, то убедился, что предположение это верное — комната была в крови, засохшей на стенах, полу и белоснежном постельном белье отвратительной бордово-черной коркой. Одну из жертв убийца приговорил именно здесь.

И кто этот самый убийца, Иван Замятин теперь знал почти наверняка. Чтобы окончательно избавиться от неуверенного «почти», майору оставалось прояснить лишь одно обстоятельство: мертвая женщина в гостиной — Фрида Волошина или нет? Этот вопрос и занимал его сейчас больше всего. По поводу личности убитого мужчины у Замятина почему-то даже сомнений не было — это Максим Волошин.

В окровавленной спальне майор увидел лежащий на белом пушистом пуфе открытый чемодан, наполовину заполненный вещами. Он подошел к нему, взял первую попавшуюся тряпку, которой оказалась женская блуза из тонкого невесомого шелка. Если убитые собирались в дальнюю дорогу, значит, документы их должны быть где-то здесь. Майор решил, что должен первым делом найти женскую сумочку, и нашел ее на первом этаже в прихожей, рядом с большим зеркалом. В ней обнаружились два паспорта, авиабилеты Москва-Париж, распечатка брони отеля в Ницце.

Так и есть: мужской паспорт принадлежал Максиму Волошину. Женский — двадцатичетырехлетней Оксане Александровой. Видимо, Оксана относилась к той редкой категории красавиц, которые даже на фотографиях для документов выходили весьма удачно. С бледно-красной странички на Замятина смотрела миловидная блондинка с пухлыми губами и по-детски открытым взглядом светлых глаз. Майор проверил дату вылета в билетах, парочка должна была покинуть Москву две недели назад. Надо думать, что убийство произошло накануне поездки, максимум за пару дней до нее, если учесть наполовину собранный чемодан.

Иван Андреевич прихватил документы и отправился на улицу дожидаться приезда группы. Находиться в доме дольше он физически уже не мог. Усевшись на лавочку в резной беседке, он закурил, пытаясь избавиться от навязчивого сладковатого запаха, который, казалось, намертво въелся в слизистую носоглотки. Дождь усиливался, беспросветное серое небо темнело, тучи, будто тяжелели и все ближе спускались к земле. Майор глубоко затягивался крепким дымом и думал про Фриду Волошину. Он отыщет ее уже сегодня, чего бы ему это ни стоило. То, что встреча их состоится совсем скоро, он чувствовал. Уверенность рождала внутреннее спокойствие, которое удивительным образом смешивалось с охотничьим возбуждением сегодняшнего дня. Замятин испытывал особое ощущение, отчетливо чувствуя животом каждый из своих медленных, глубоких вдохов и выдохов. Свинцовое небо, мягкий ветер, дождь и почти медитативное состояние сплетались в предчувствие, которому майор находил лишь одно более или менее подходящее слово: «предрешенность».