***

— Вынужден констатировать, что случай крайне тяжелый, — развел руками специально приглашенный психиатр-криминалист высочайшей квалификации. — Признаюсь, в своей практике судебно-психиатрической экспертизы я с таким не сталкивался.

Пожилой сухощавый профессор с вытянутым лицом, тонкими губами и обильной сединой в пепельных волосах сидел напротив Замятина и сквозь очки поглядывал на собственные записи, сделанные во время беседы с Волошиной. Судя по всему, окончательно определиться с диагнозом он пока не мог.

— То, что Волошина абсолютно ничего не помнит о совершенных ею преступлениях, наводит на мысль о диссоциативном расстройстве идентичности… Проще говоря, о раздвоении личности, — пояснил психиатр, взглянув на майора поверх очков. — Однако в данном случае мы имеем еще и галлюцинации, которые могут быть следствием, например, онейроидного синдрома при онейроидной форме шизофрении. Но вероятность того, что преступница страдает обоими расстройствами, крайне мала. Я бы предположил, что в случае с Волошиной речь идет не о раздвоении личности, а о том, что она подвержена фугам.

— Фугам? — наморщил лоб Замятин, пытаясь вникнуть в рассказ специалиста.

— Фуги — это один из видов пароксизмальных помрачений сознания, — охотно пояснил собеседник, но лоб майора от этого глаже не стал. — Во время приступа больной совершает активные неадекватные действия, которые после приступа, как правило, полностью стираются из его памяти. Поскольку Волошина сильно увлечена оккультными учениями, во время приступов она совершала некие ритуалы.

Однако возникновение приступов в виде фуги возможны, если в мозгу человека есть очаг эпилептической активности: либо эпилепсия от рождения, либо опухоль, либо такое причудливое последствие черепно-мозговой травмы. В таком случае галлюцинации можно рассматривать либо как ауру перед приступом в виде фуги, либо как самостоятельное явление. Аура сознания также относится к пароксизмальным помрачениям и наблюдается у эпилептиков перед припадком. Это явление как раз таки характеризуется возникновением ярких галлюцинаций. Для того чтобы поставить окончательный диагноз, мне необходимо провести медицинские анализы. Хотя некоторые признаки поражения мозжечка, характерные для эпилептиков, я могу отметить уже сейчас. По-видимому, сильнейший стресс, вызванный уходом мужа из семьи, спровоцировал обострение болезни.

Если мы выявим эпилептический очаг в ее мозге, это объяснит, почему перед тем, как совершить очередное преступление, обвиняемой мерещился некий Давид, а после галлюцинаций начинались приступы, во время которых Волошина и совершала убийства, о которых сразу же забывала, вернувшись в нормальное состояние.

Психиатр снова задумчиво посмотрел на свои записи, будто перед ним были не бумажки, а Фрида собственной персоной. «Нда, интересный случай…» — тихо проговорил он. Потом поднял глаза на Замятина.

— В любом случае, чтобы поставить окончательный диагноз, мне необходимо провести соответствующее медицинское обследование, — твердо сказал он. — Я с большим интересом возьмусь за углубленное изучение этого случая.

— Ее невменяемость можно подставить под сомнение? — спросил майор.

— Бог с вами! — махнул рукой психиатр. — Она совершенно точно невменяема, это очевидно. Однако нужно дождаться решения экспертизы.

— Ее возможно вылечить? — тихо поинтересовался Погодин, который сидел в углу, на привычном уже для него месте.

Профессор снял очки и устало потер переносицу.

— Молодой человек, эту женщину наверняка приговорят к принудительному лечению в больнице тюремного типа. Опыт показывает, что из таких учреждений выходят не многие, если не сказать — не выходят вообще. Чаще всего таких сложных пациентов просто «залечивают» до смерти…

Судебные заседания по делу Фриды Волошиной проходили в открытом режиме. Вездесущие журналисты прознали-таки, что российская художница, чьи полотна высоко ценятся как в России, так и за ее пределами, представительница богемного сообщества, оказалась на скамье подсудимых. Когда открылись подробности дела, информационная вселенная, создаваемая стараниями отечественных средств массовой информации, будто претерпела большой взрыв, расширяясь во всевозможных направлениях.

История гениальной художницы, сошедшей с ума на почве несчастной любви и чрезмерного увлечения оккультными теориями, охватила все вокруг: радиоволны и телеканалы, газеты и глянец, не говоря уже про Интернет. Везде и всюду муссировались подробности этого дела, которое чаще всего подавалось публике в ракурсах: «Гениальность и безумие», «Гений и злодейство». Стоит ли упоминать, что цены на полотна Волошиной достигли баснословных цифр. В свободной продаже не осталось ни одной ее картины. Самая тиражная «желтая» газета страны даже выдала байку о том, что один из богатейших российский бизнесменов пытался выкупить у органов полотна, которые приобщены к делу в качестве вещественных доказательств — те самые, что нарисованы с использованием крови жертв.

Сама Фрида, сидя на скамье подсудимых, слепла от бесконечных вспышек фотокамер и слушала шум в голове, перекрывающий голоса обвинителей, правозащитников, свидетелей по делу, возгласы родственников жертв, вопросы представителей прессы.

Меж тем, по версии обвинителей, подкрепленной доказательствами, свидетельскими показаниями и заключением судебно-психиатрической экспертизы, дело обстояло так. Фрида Волошина не смогла пережить расставания с мужем, который давно уже похаживал на сторону и в итоге твердо решил связать свою судьбу с другой женщиной. Пока Максим Волошин формально оставался в семье, Фрида то ли не замечала его измен, то ли сознательно делала вид, что их союз крепок и благополучен. Однако когда Волошин съехал с квартиры и потребовал развода, это событие спровоцировало в нестабильной психике Фриды резкое ухудшение.

По заключению врачей, до сильнейшего стресса, вызванного уходом мужа, Волошина страдала определенной формой эпилепсии — обследование выявило эпилептический очаг в ее мозге. Под влиянием последних событий болезнь резко прогрессировала. В результате в состоянии помутнения рассудка Волошина явилась в загородный дом, где в последнее время Максим Волошин проживал с беременной сожительницей, и совершила два первых убийства, что еще более усугубило ее психическое состояние.

Согласно показаниям свидетелей, незадолго до убийства Евгения Заславского Волошина имела разговор с Миленой Соболь. Встреча их произошла случайно в художественной галерее «Фрида», куда Милена приехала, чтобы присмотреть очередную картину для своего огромного загородного дома. Волошина и Соболь были шапочно знакомы, так как вращались в одной среде и несколько раз пересекались на светских мероприятиях. Соболь слыла дамой общительной, непосредственной и несколько навязчивой, поэтому без колебаний начала с Волошиной разговор. Вероятно, потерянный вид Волошиной, а также слухи о том, что от нее ушел муж, который уже давно, не стесняясь, демонстрировал всем свою новую избранницу, сподвигли Соболь на то, чтобы настойчиво порекомендовать Волошиной своего психотерапевта Заславского.

На первый прием к Заславскому Волошина явилась как раз перед приступом фуги. В результате чего профессора постигла смерть. Следующей жертвой брошенной жены стала сама Соболь. Из показаний подсудимой и сотрудников галереи следует, что после упомянутой встречи Соболь стала наведываться в галерею, чтобы снова увидеться с Волошиной, как выразились по этому поводу свидетели, «Соболь набивалась к Волошиной в подружки». Либо Соболь из искренних побуждений хотела поддержать Волошину, либо просто была падка на чужое горе и любила муссировать переживания других под предлогом дружеской беседы. В день смерти Соболь вновь пересеклась с Волошиной и пригласила ее в свою съемную квартиру для девичьих посиделок. Там Соболь, видимо, завела очередной утешительный разговор, который не исключал передачи последних сплетен о нынешней жизни бывшего мужа «подруги», наставлений типа «мужчина, как трамвай — ушел один, придет следующий» и прочих советов. Поскольку психика Волошиной отчаянно блокировала губительное знание об уходе мужа и подсудимая жила в иллюзии, что муж просто уехал в долгую командировку, по версии психиатров, разговоры Соболь спровоцировали у Волошиной вспышку раздражения и ненависти, которая обернулась очередным приступом. В итоге Соболь была безжалостно убита.