— А ты красивая, ЮнМи-ян, — слабо улыбается Намиэ. Нашла время для комплиментов, ценительница!

Накладываю руки ей на живот, сосредотачиваюсь, и меня пронзает такая волна ужаса, что я чуть не отпрыгиваю. Одёргиваю руки, видение жуткого и огромного паука чернильного цвета внутри Намиэ исчезает.

Вытираю рукой разом вспотевший лоб. Я такой жуткой черноты ещё не видала. Ну, да, Харуки там, в холле, проговорилась, что у Намиэ рак на стадии от третьей к четвёртой и шансов выжить не больше двадцати процентов. Намного меньше, учитывая её состояние. Намиэ Амуро обречена. Угадывалось это в голосе Харуки легко.

Одним махом рассеять такую плотную черноту не удастся. Ладно, попытка — не пытка. Решаю, что надо действовать методично, метод кавалерийской атаки, раз и всё, не прокатит.

— Всё, Намиэ, лежи спокойно и молчи, — накладываю руки, закрываю глаза и сцепляю руки.

Начинаю выжигать или осветлять по очереди выросты, ложноножки жуткой амёбы, жрущей мою подругу изнутри. Укорачиваю одну, перевожу дыхание, укорачиваю другую. Когда отожгла все наполовину, — я так понимаю, только что перевела её рак из терминальной стадии на предыдущую, не такую безнадёжную, хоть и тяжёлую, — решаю передохнуть.

Страшно захотелось есть, а сумка-то осталась внизу.

— Намиэ, — хрипло спрашиваю больную, и жадно смотрю на холодильник, — у тебя перекусить ничего нет?

— Посмотри, что-то там было, — Намиэ вяло шевелит рукой.

В холодильнике, это огромная удача, вижу яблочный сок. Жадно пью прямо из коробки. У-ф-ф-ф! Сразу легче стало! Возвращаюсь к больной. Поехали дальше…

Через десять минут сползла с кровати, на которой я уже лежала, приникнув к Намиэ. При такой площади контакта дело идёт веселее. Чёрную амёбу удалось уменьшить с размеров мужской ладони с растопыренными пальцами-ложноножками до габаритов гусиного яйца. И цвет стал ближе к серому, чем к чёрному.

Сползаю с кровати, а сил встать нет. Нервно хихикая над собственной слабостью, ползу на четвереньках к холодильнику. Сидя рядом трясущейся слабой открываю и достаю свой недопитый сок. Осушаю остатки, грамм триста из литровой коробки. У-ф-ф-ф!

— ЮнМи, мне тоже… кха-кха, — откашливается Намиэ.

— Тебе нельзя, — не соглашаюсь, — у тебя завтра операция, нельзя тебе есть.

— Дай! Хоть немного… — а голосок-то окреп. Присматриваюсь. На вид не скажешь, что ей лучше, но глаза уже не такие безжизненно тусклые. В холодильнике, — полагаю, чего-то противопоказанного больной тут нет, — остался только мой нелюбимый апельсиновый сок.

— Аллергии на цитрусовые у тебя нет? — женщина мотает головой, я достаю коробку, с трудом встаю. На тумбе рядом с кроватью стакан, к нему я и направляюсь.

Намиэ приходится придерживать и держать стакан у рта. Она не может, да и я с трудом справляюсь. Наливаю и себе заодно, хоть и нелюбимый, но другого нет. Сажусь на пол, спиной к кровати. Моя слегка ожившая подружка кладёт невесомую руку мне на плечо.

— Что ты сделала, ЮнМи? Чувствую себя намного легче…

— Ещё не сделала… — никак не могу собраться с силами, — …погоди немного… дух переведу…

Очень хочется есть. На этот раз хватило сил встать, иду к холодильнику. Нахожу там упаковку каких-то креветок, рву зубами плёнку, жадно жую. Только слопав пол-упаковки, — очень вкусно! — вспоминаю, что морепродукты я как-то не очень.

— ЮнМи! — вдруг стонет женщина, — Тут… внизу… дай!

Она прижимает руку ко рту и поворачивается набок, я, как ни спешила, не успеваю ей подставить утку, и первая струя попадает на пол. Да она ещё повернулась на противоположную сторону, так бы я успела, но пришлось кровать обегать. Сразу после бегу мыть руки, на которые попало нечто едкое, так что кожу пощипывает.

Когда пою её обычной водой, возвращается помощница. Вместе с медсестрой, которая таращиться на меня, как на привидение.

— Жарко стало, — объясняю я, надевая футболку. Лифчиком пренебрегаю, нет желания возиться с этой сбруей, сую его в карман.

— Что случилось? — прокурорским тоном в унисон спрашивают медсестра и Хируки.

— По просьбе больной дала ей пол-стакана сока. Четверть часа назад. Три-четыре минуты назад у больной началась рвота. Тошнота продолжается до сих пор. Думаю, ей надо дать воды.

Примчался дежурный врач, уж такой-то бригадой они с пациенткой легко управятся. Врач подтверждает мою рекомендацию и Намиэ стошнило ещё пару раз после двух стаканов воды.

На полную катушку мне теперь заниматься Намиэ не дадут. Но мне уже и не надо. Я присматриваюсь к цвету извергнутой жидкости и увиденное меня утешает. Первоначальный тёмный, с каким-то фиолетовым оттенком, цвет сменился на светло-мутный.

И мне хватает мимолётных касаний, чтобы ещё больше осветлить и сжать амёбу до размеров голубиного яйца. И утомляет уже не так катастрофически, и Намиэ даже визуально выглядит лучше. Такая же худая и бледная, но…

— Очень есть хочу, — вдруг заявляет больная, врач смотрит удивлённо, осматривает её и уходит. Через четверть часа, — я уже почти пришла в себя, слабость в теле уменьшилась до уровня вполне переносимого, — приносят небольшую чашу с жалким количеством бульона. Что значит частная клиника! Нужно сто грамм диетического бульона чуть ли не среди ночи? Без проблем!

Намиэ засыпает, держа меня за руку. Но как только она полностью отключилась, меня тут же выгоняют. Мавр сделал своё дело.

— ЮнМи-сии, вы чего такая бледная? — тревожится ГаБи, встречая меня внизу.

— Проголодалась, — надеваю куртку, шарю в сумке в поисках бутербродов. Время к десяти часам подходит, стемнело уже. Мы выходим на улицу в прилегающий сквер, садимся на лавочку, и я учиняю жестокую расправу над мамиными припасами.

— Что у нас с рейсами в Сеул?

ГаБи тут же лезет в смартфон, а чего там смотреть? Рейсы чуть ли не каждый час. А вот и нет! Мы попадаем в паузу, последние рейсы были в 20:30, а ближайший в 2 часа ночи. Не хочется долго ждать, лететь и беспокоить родных ночью…

— Поехали в отель. «Хилтон» тут поблизости есть? — мне любой номер подойдёт, нам только ночь провести.

Токио, кинотеатр «Toho Cinemas Roppongi Hills»

24 апреля, время 19:00.

Ага, улетела я домой! Аж три раза. Вчера рано утром, когда мы уже покинули гостеприимный «Хилтон» и ехали в аэропорт, нам позвонила Хируки. Сказала, что Амуро-сан готовят к операции, но она попросила меня встретиться с её фанатами. А её фанаты теперь немножечко мои, она ж в своё время на меня их свалила. Немножко матерясь про себя, разворачиваем такси обратно. По телефону снимаю бронь с билетов. Слегка удивившийся нашему возвращению портье в гостинице дал нам уже люксовый номер. Вчера-то мы взяли первый попавшийся. И раз такое дело, взяла на три дня. Если сегодня к Намиэ точно не пустят, то могут разрешить визит завтра или послезавтра.

Без песен меня не отпустят, поэтому прямо в номере отрепетировала вокал на три песни. Мою, на нынешний момент, любимую «Dernier dance», плюс «Вояж, вояж» и «Транзитный Токио». Минусовка у меня есть, так что вчерновую прокатит.

Сижу на сцене перед переполненным залом. Ещё до прихода обговорила вопрос с охраной из самих же фанатов. Пришли ребята, из которых я делала подтанцовку во время гастролей. И получился небольшой самопальный концерт. «Dernier dance» прошёл без подтанцовки, ребята не смогли на ходу сочинить что-то походящее, так что я сейчас занята разговорами.

— Ещё раз скажу, с Амуро-сан всё в порядке. Насколько я знаю, операция прошла успешно. Врачи перемудрили с диагнозом, болезнь оказалась намного более безобидной, чем они диагностировали.

— Почему ошиблись? Потому что наложилось что-то другое, кажется, чем-то Амуро-сан отравилась, я точно не знаю. Дело не в испорченных продуктах, а в индивидуальной непереносимости сочетаний некоторых продуктов. Не спрашивайте меня, там дело сложное, запутанное, а в медицине я не очень разбираюсь.